Молочный замок, к которому примыкали Зал Чтений и Келья Первого Пророка, стар и неказист. При строительстве замка Второй Пророк заложил в стены и башни молочные зубы своих детей. Чтецы много веков спустя вели споры и подсчитывали, сколько тех зубов замуровано в камне — сотни или тысячи? Пока нашлось около трех десятков, и все они в особом ларце хранились в Келье.

По прошествии времени от Второго Пророка к Девятому замок из белого известняка превратился в серое невзрачное строение. В темноте он казался чуждым холмом, затесавшимся в городе по ошибке, а новая южная крепостная стена, будто не давала ему расползтись. Кассад различил огни слева, в Главной башне, — несомненно отец ждет его, уже зажегши свечи и обсуждая планы. Лорд Эссад более всего ценил время и готовность действовать, изредка он устраивал учения даже ночью. Кассад знал, что когда-то он дал клятву своему обреченному брату. Отец жил ради мести и до ее осуществления покоя не знал.

Поприветствовав стражников, открывших ему боковую калитку, Кассад направился к высокой, окованной железом, хорошо освещенной двери — входу в Главную башню. Дерево слегка обгорело во время Правой войны, однако лорд Пророков запретил менять его, ведь таких дубов уже не водилось в землях Хисанн — дверь только почистили, вскрыли особым лаком, сторгованным у лорда Алавиго, дорисовали пропавшие в гари ноги Пророка.

Кассад кивнул охране, шагнул в непроглядную темень переходов и коридоров.

— Зажгите мне факел! — приказал он.

Пока стражники разжигали факел из дорогого белого воска, Кассад отправил Нерка в личные покои, предупредить Лерику и слуг. Новый оруженосец был расторопнее Эльвы — крупного молодого парня из рода Варайн, что владел Забытым Холмом. Дом Варайнов — верных сподвижников Хисанн и Пророков издревле обладал почестью знаменосца, и Эльва, как никто иной, подходил для почетной роли. Нерк же скор и ретив. Он мигом растворился во тьме; его гулкий бег растекся по коридорам эхом, словно перестуки призраков, бродящих по замку и пугавших Кассада в детстве, которого он уже почти не помнил.

Лерика бросилась ему на шею, как только он пришел в свои покои. Даже в мерклом освещении масляной лампы жена очень хороша: очерченное тонкими скулами лицо дополняли изящный нос и узкие брови, а полная грудь начала волновать Кассада сразу с порога. Несмотря на усталость он ощутил сильное желание, но все-таки пересилил себя и мягко отстранил жену.

— Люблю тебя! — воскликнула Лерика. — Все ли хорошо?

— Угу, — скупо ответил Кассад. Нежностей он не понимал, хотя иногда неуклюже пытался сделать дочери Биннахара приятное. Лерика покладиста, любезна с ним и мила; к несчастью, они связали брачные узы пять лет назад и до сих пор она не смогла понести. Отсутствие детей накладывало неизбежную досаду.

— Я приготовила бадью с теплой водой. И чистое белье. Омойся, — предложила Лерика.

— Только оботру тело. Отец ждал меня раньше, и он вконец разозлится, если я устрою купание. Сама знаешь, каков он. — Кассад прошел вглубь гостиной, повесил пояс с мечом на крюк, быстро снял куртку и рубаху. Служанка жены Кола полила ему из большого кувшина, а сама она помогла смыть дорожную пыль, грязь со спины и шеи. Вода после долгого дня казалась парным молоком, жаль Кассад торопился: он наскоро нацепил свежую рубаху, повернулся к жене и заверил:

— Я приду к тебе ночью.

— Буду ждать, — улыбнулась жена.

Когда Кассад вошел в покои лорда, за славным резным столом из ядовитого дерева сидели трое: сам лорд Эссад, дядя Тимон, а также ближайший друг отца, его химарий Тейт. Все они походили друг на друга, словно осенние грибы, вроде тех, какими Кассад полакомился в предгорьях. Истые мужи Пророка! Темноволосые, подтянутые, без капли лишнего жира, с цепкими взглядами карих глаз и натурой суровых воинов. Хотя дядя, на первый взгляд, отличался — он не носил бороды.

Кроме того, существовало еще одно тонкое, пагубное отличие: по истечении времени любой бы заметил странных подвох в движениях дяди Тимона — они были чуточку неточны, немного дерганы и неловки. Увы... Слабость членов... Неведомая хворь одолела Тимона около года назад. Он ходил, спотыкаясь, и говорил, что чувствует дрожь в ногах. Местные лекари разводили руками, жаловались на зависть и происки чуждых богов, а дяде становилось все хуже.

Тейт не утерпел и заставил его обратиться за помощью к Маурирта. Лекарь из столичной свиты Кимирры долго осматривал Тимона, заставлял ходить его раздетым взад-вперед, потом приписал особое натирание из редких южных растений и непременно молитву Странствующему. Охаживать чуждого бога Тимон, понятное дело, не стал, зато выкупил запасы снадобья у лекаря за немалые деньги, после чего его повсюду сопровождал благоухающий аромат. Натирание будто бы помогало, и Тимон — герой Правой войны, не отчаивался; он поговаривал, что в случае новой осады останется снаружи, чтобы опереться на стену и истребить побольше врагов.

— Да придет к тебе Пророк! — поприветствовал лорд Эссад. — Садись. — Он показал на стоящий по правую руку резной стул, с узкой спинкой, изображающей посох Первого Пророка. С некоторых пор почетное место рядом с лордом стал занимать Кассад, вытеснив с него химария Тэйта.А старший брат, слишком миролюбивый для будущего лорда Хисанн, получал все меньше отцовской благосклонности: перед отъездом Тимон предупредил Кассада, что правитель Хисанн хочет отстранить Зартанга от наследства в пользу внука.

— Пусть он придет к нам всем, отец! — откликнулся Кассад. Он устало опустился на место и позволил расслабиться мышцам ног.

— Ты задержался! Твои гонцы сообщили, что вы прибудете раньше!

— Прости! Пять дней назад нам пришлось начать ремонт моста недалеко от устья Лазурного Притока. Дело нелегкое, мы помогли местным мастерам искать и забивать сваи.

Кассад видел: отцу его оправдания совершенно не нужны. Он их как будто не замечал. Он лишь требовал и требовал — намного больше, чем любой другой лорд. С сына, с брата, с простого кузнеца, с купца или ремесленника. Отец кипел гневом год за годом... Когда новые стены Скита почти достроили, а Кимирра и его большое посольство готовились к отъезду, — лорд Эссад вспылил из-за очередной шутки Кимирры и собрался перебить все посольство. И только законы гостеприимства, а кроме того, долгие уговоры брата и химария спасли жизнь Маурирта.

— Как я понял, ты заходил к себе. Думаешь, мне важно смыл ли ты конский пот? — спросил лорд Эссад, восседая с непроницаемым лицом. — Мне все равно придешь ли ты грязным или даже приползешь окровавленным! Долг перед народом Хисанн перевесит мой отцовский долг! — Его тяжелые жесткие глаза остановились на Кассаде.

— Я пробыл в покоях не более десяти вдохов! — с неподдельным возмущением сказал Кассад.

— Десять вдохов много значат на войне, сын! Первый Пророк наставлял паству на одном вдохе — таком, что сердце простучит раз шестьдесят. Первым делом он подсказывал и направлял, а лишь потом заботился о себе, вдыхая снова. А в наше время за десять вдохов враг пробьет брешь в воротах или проведет стремительную атаку! Я не потерплю твоей расхлябанности! Опоздаешь к моему столу сейчас, привыкнешь и потом опоздаешь с приказом в битве?

«Это ведь совершенно разное…», — хотел возразить Кассад, но промолчал. Он помнил первые совещания, когда его только допустили в круг взрослых. Помнил дядю Хотта — более сдержанного и справедливого. Неудивительно, что Зартанг в конце концов сломался! Хотя Кассад гораздо упрямее — недовольство отца не имело никакого значения, главное — это победа над врагом! Он отвел взгляд и покорно склонил голову.

— Тот мост стали называть Гнилым, брат! — отметил Тимон, приходя Кассаду на выручку.

Спертый воздух в покоях совершенно не волновал отца, а Кассаду после просторов Хисанн хотелось дышать полной грудью.

— В случае нашествия нам придеться оставить правый берег вплоть до Притока, и ваш мост нужно будет разобрать обратно. — Лорд Эссад пригладил короткую бороду, где бурый волос изредка мелькал в снежной седине. — Дерево... В нем загвоздка... Оно должно идти не на мосты, а на защитные катапульты, щиты и орудия.