Она положила сверток на место и аккуратно сдвинула сюртуки на прежнее место. О своей находке она решила умолчать – пусть Орри сам скажет, когда сочтет нужным. Но у нее больше не оставалось сомнений относительно его намерений.

«…заставляя трепетать монархов призраком переворотов…»

Вспоминая эти строки, Мадлен стояла возле единственного овального окна гардеробной, потирая руки, внезапно ставшие очень холодными.

Следующим вечером Орри пришлось подольше задержаться в конторе. В окна лился красный свет заходящего солнца. Вспотевший и усталый, Орри сидел за столом и составлял список имущества для своего доверенного в Чарльстоне. Ему пришлось снова начать вести дела с компанией «Джон Фрейзер и Ко.», работавшей когда-то с его отцом, потому что Купер передал активы их семейной судоходной компании военно-морскому министерству. У Купера были все акции, поэтому он имел полное право распоряжаться ими. Однако это было крайне неудобно и потребовало от Орри лишних хлопот.

И, судя по недавнему письму от компании «Джон Фрейзер и Ко.», этих хлопот только прибавится. На письме стоял неказистый штамп с надписью: «УПЛАЧЕНО ПЯТЬ ЦЕНТОВ». Это был показательный пример тех раздражающих мелочей, которые неизбежно сопровождают рождение новой государственности, после того как стихают бравурные крики. Федеральное почтовое ведомство продолжало обслуживать южные штаты еще весь июнь, но теперь главный почтмейстер Конфедерации спешно пытался создать свое и, скорее всего, даже ввести в обращение новые марки. Пока же штаты и муниципалитеты обходились как могли, вернувшись к старой системе оплаты наличными.

Компания кое-что задолжала Орри при последней сделке и теперь прислала часть долга новыми банкнотами Конфедерации – довольно красивыми, с пасторальными гравюрами, изображающими богиню плодородия и счастливых негров на хлопковых полях. Внизу виднелась надпись, сделанная крошечными буквами: «American Bank Note Co.». В письме от компании «Джон Фрейзер и Ко.» было сказано: «Деньги напечатаны в Нью-Йорке, только не спрашивайте нас почему». Любого умного человека очень удивили бы банкноты в тысячу долларов с портретами Джона Кэлхуна и Эндрю Джексона. Очевидно, безмозглые янки, которые придумывали дизайн этих денег, совсем не знали истории или ничего не слышали о нуллификации.

Города тоже печатали бумажные деньги. К письму была приложена вычурная розовая банкнота достоинством в пятьдесят центов, с героическим портретом губернатора и надписью: «Муниципалитет Ричмонда».

– Орри! Ах, боже мой, Орри! Какие новости!

Подхватив юбки, Мадлен вбежала в контору и, весело приплясывая, закружилась по комнате. Орри с удивлением смотрел на нее, а она все продолжала выделывать танцевальные па, смеялась счастливым смехом, и по лицу ее текли слезы, вспыхивающие в красных лучах заката.

– Такому нельзя радоваться… Господь накажет меня, но я так рада. Рада!

– Мадлен, что случилось?

– Может, Господь простит меня на этот раз. – Она прижала к губам указательный палец, но все еще продолжала хихикать – и заливаться слезами. – Я попрошу Его… буду молить… только бы все было…

– Эй, да что с тобой? Ты потеряла рассудок?

– Да! – Она схватила Орри за руку, рывком поднимая его и улекая в свой безумный танец. – Он умер!

– Кто?

– Джастин! Я знаю, это ужасно стыдно – так радоваться… Он… – Она схватила Орри за талию, раскачиваясь на месте взад и вперед. – Он же все-таки был человеком…

«Только в самом общем смысле», – подумал Орри.

– Ты ничего не путаешь? – спросил он.

– Нет-нет… Один из слуг видел на речной дороге доктора Лонзо Саппа, тот ехал из Резолюта. Мой муж… – Понемногу успокаиваясь, Мадлен смахнула слезы, судорожно вздохнула и заговорила уже более связно: – Сегодня утром он испустил последний вздох. Та рана вызвала какую-то инфекцию, которая отравила весь организм. Я свободна от него! – Она обняла Орри за шею, откинув голову назад и сияя от счастья. – Мы свободны! Я так невыразимо счастлива, мне даже стыдно!

– Тебе нечего стыдиться. Единственный, кто будет его оплакивать, – это Френсис, и, пожалуй, больше никто. – Орри почувствовал, как в нем нарастает бурная радость, и едва сдержался, чтобы не расхохотаться. – Да простит Господь и меня тоже. Это так смешно, хотя и мрачно. Наш маленький павлин получил смертельную пулю в задницу от своего же подчиненного!

– Вот только в самом Джастине не было ничего забавного. – Мадлен стояла спиной к окну, и он не видел выражения ее лица, скрытого тенью, но без труда мог представить его. – Он был дурным человеком и очень злым. Пусть меня отправят прямиком в ад, но я не пойду на его похороны!

– И я тоже. – Орри взглянул на список, который недавно составлял, – все это больше не казалось таким важным. – Когда же мы поженимся?

– Как можно скорее. Я не хочу медлить и изображать из себя безутешную вдову. А после свадьбы мы постараемся все устроить так, чтобы ты смог принять то назначение.

– Но я все равно должен найти надсмотрщика, прежде чем решу окончательно. – Она отвела взгляд, когда он продолжил: – Слишком уж все теперь неустойчиво вокруг. Днем приезжал Джеффри Булл, очень расстроенный. У него вчера сбежали двое негров, которых он всегда считал самыми преданными и достойными доверия.

– На Север?

– Он предполагает, что да. Почитай «Меркури», и увидишь, что это происходит чуть ли не каждый день. К счастью, у нас пока спокойно.

– Да, но это только видимость. Взять хотя бы того молодого человека, которого ты поставил старшим на плантации, после того как Рэмбо умер от инфлюэнцы в прошлом году.

– Каффи?

Мадлен кивнула:

– Я здесь совсем недавно, но уже заметила перемену. Он стал не просто дерзок, а агрессивен. И даже не пытается этого скрывать.

– Тем более нельзя уезжать, пока не найдем хорошего управляющего. – Орри снова прижал ее к себе. – Давай-ка лучше выпьем немного кларета и обсудим нашу свадьбу.

Позже в тот же вечер, когда Мадлен уже спала, Орри лежал в постели и все думал, что же можно сделать. Ему казалось, что он свел проблемы с рабами к минимуму и при таком гуманном отношении к неграм на плантации не должно возникать никаких особых сложностей. Конечно, Купер наверняка посмеялся бы над его наивностью, сказав, что ни один рабовладелец не может считать себя добрым и нравственно безупречным человеком, если он ограничивает свободу других людей.

Как бы то ни было, Орри чувствовал, как изменилась атмосфера на плантации. Это стало заметно уже через несколько дней после начала войны. Объезжая поля с ежедневной проверкой, Орри все чаще слышал, как рабы бормочут одно имя, и, как ему потом показалось, они хотели, чтобы он слышал. Это имя было: Линкум.

Серьезные неприятности грянули вскоре после того, как Мадлен осталась в Монт-Роял. На самом деле назревали они уже давно. В прошлом ноябре Каффи, которому тогда было лет двадцать пять и который еще не получил свою нынешнюю должность надсмотрщика, стал отцом двух девочек-двойняшек. Анна, жена Каффи, рожала очень тяжело, и одна из малышек прожила всего полчаса.

Вторую девочку – хрупкую, болезненную крошку, которую назвали Клариссой в честь матери Орри, – похоронили в этом году третьего мая. Орри узнал об этом, когда они с Мадлен вернулись из двухдневной поездки в Чарльстон, где вовсю процветала бойкая торговля, в ресторанах было полно народу и вообще в городе царило всеобщее ликование после сдачи форта Самтер.

Они возвращались в Монт-Роял в грозу, по прибрежной дороге, размокшей из-за дождя. Приехали уже в темноте, и когда вошли в дом, то увидели, что повсюду горят свечи и газовые лампы, а Кларисса бродит по комнатам с потерянным видом.

– Я уверена: кто-то умер, – заявила она.

Поговорив со слугами, Орри тут же отправился в поселок рабов, который был почти в миле от усадьбы. В беленых домишках горел свет, но вокруг стояла звенящая тишина. Промокнув насквозь, он подошел к дому Каффи и постучал.