Конечно, наниматели его покойного клиента желали бы сохранить свои имена в тайне. Но Диллс был уверен, что Бент ничего о них не знает и, как явный трус, просто блефовал. Разумеется, благодаря некоторым связям Старквезера Диллс мог с легкостью устроить так, чтобы Бент поймал смертельную мушкетную пулю. А в Кентукки это вообще выглядело бы так, будто его убил кто-то из бунтовщиков. Правда, такой план привел бы к определенным финансовым потерям для адвоката, но этого Бент знать не мог.

То, что родители, обладавшие массой достоинств, произвели на свет такого слабого и никчемного отпрыска, как Елкана Бент, обескураживало Диллса, в корне нарушая его представления о порядке вещей. Будучи рожденным в ужасной нищете где-то в глуши на Западе, Старквезер был одарен хитростью и честолюбием. Мать Бента от своей семьи получила не только прекрасное воспитание, но также богатство и высокое положение в обществе. А что же их сын? Какой жалкий итог! Возможно, некоторые незаконные связи и их плоды Господь проклинает еще в тот момент, когда падает семя.

Так и не сумев успокоиться и выбросить из головы своего недавнего посетителя, Диллс вынул из жилетного кармана маленький бронзовый ключ, отпер нижний ящик письменного стола и достал оттуда связку из девяти ключей побольше. Потом выбрал один из них и открыл стенной шкаф, после чего снова сменил ключ, чтобы отомкнуть стоящий в пыльной темноте железный сейф, в котором лежала одна тонкая папка.

Он всмотрелся в старое письмо, которое впервые прочел четырнадцать лет назад. Старквезер отдал это письмо ему на хранение в прошлом декабре, когда почувствовал себя по-настоящему плохо. Листок был исписан с обеих сторон. Взгляд адвоката остановился на подписи, и снова, как и всякий раз, когда Диллс видел это знаменитое имя, он был потрясен, изумлен и ошарашен.

В письме, в частности, говорилось:

Ты мной попользовался, Хейворд, а потом бросил меня. Впрочем, вынуждена признать, что тоже получила определенное удовольствие и не могу заставить себя полностью отказаться от последствий своей ошибки. Зная, что ты за человек и что для тебя важнее всего в этой жизни, я готова выплачивать тебе солидное ежегодное содержание, при условии, что ты примешь на себя ответственность за ребенка, будешь заботиться о нем (не обязательно слишком нежно), поможешь ему так, как сочтешь разумным, но самое главное – будешь тщательно следить за ним, чтобы предотвратить любые обстоятельства или действия с его стороны или со стороны других людей, которые могли бы привести к раскрытию тайны его настоящих родителей. Думаю, нет нужды добавлять, что он никогда не должен узнать от тебя, кто я. Если это произойдет, не важно, по какой причине, выплаты немедленно прекратятся.

Диллс облизнул пересохшие губы. Как бы ему хотелось встретиться с этой женщиной, хоть на час! Незаконнорожденный ребенок мог запятнать ее имя и загубить ее будущее, и она даже в восемнадцать лет была достаточно умна и опытна, чтобы понимать это. Она сделала блестящую партию… Диллс перевернул листок, чтобы еще раз посмотреть на подпись. Одержимый местью бедняга Бент, пожалуй, вообще помешался бы, увидев это имя.

Абзац над подписью касался лично Диллса.

И наконец, в случае твоей смерти те же выплаты будет получать лицо, которое ты назначишь, до тех пор пока мальчик жив и при тех же условиях, о которых было сказано выше.

Вернувшись к столу, Диллс снова взялся за перо и задумался. Живой сын Старквезера приносил ему неплохие деньги, мертвый же не стоил ничего. Возможно – разумеется, действуя окольными путями, – ему все-таки стоит устроить так, чтобы Бент избежал отправки в опасный регион.

Да, мысль определенно неплохая. Диллс решил, что на следующий день поговорит со своими знакомыми в военном министерстве, и, сделав пометку в маленьком блокноте, вырвал лист и спрятал его в карман жилета. Ну и довольно с него Бента. Пора заняться другими делами.

Теперь наниматели Старквезера стали его клиентами, и их интересовала возможность отделения Нью-Йорка от Союза. Идея была захватывающей: самостоятельный город-штат, свободно торгующий с обеими сторонами во время войны, чью продолжительность джентльмены могли бы до определенной степени контролировать. Влиятельные политики, включая мэра Фернандо Вуда, уже публично высказались за сецессию. Диллс сейчас как раз изучал юридические прецеденты и готовил подробный доклад о возможных последствиях. Он вернул письмо в сейф и после трех поворотов ключей в трех замках вернулся к работе.

– В чем же мы все-таки ошиблись?! – воскликнул Джордж, отшвыривая в сторону окурок сигары, который упал на землю перед небольшим зданием конторы, стоящим в самом центре огромной заводской территории.

– Я правда не знаю, Джордж, – с мрачным видом ответил Кристофер Уотерспун.

По грязной улице в обоих направлениях шли сотни людей – первая смена уходила с завода, вторая заступала на работу. Все они, конечно, заметили гнев на его лице, но Джорджу было все равно. Большинство рабочих наверняка слышали взрыв, когда пробный образец колумбиады, испытания которого проводились на склоне горы в самом дальнем конце завода, разлетелся на куски. Эта гладкоствольная восьмидюймовая пушка, отлитая по методу Родмана в специальной литьевой форме с охлаждаемым водой наконечником, разнесла свою грубо сколоченную деревянную опору и разорвалась на мелкие железные осколки, которые, как кинжалы, вонзились в толстый дощатый забор, защищавший испытателей.

– Просто ума не приложу, – повторил управляющий.

Это была уже вторая неудача на этой неделе.

– Ладно, изменим температуру и попробуем еще раз. Будем пробовать, пока ад не замерзнет. Как нас уверяют, для защиты восточного побережья срочно нужны пушки, а одно из старейших металлургических производств в Америке не может отлить одно-единственное орудие. Поверить не могу!

Уотерспун откашлялся.

– Нет, Джордж, вы не правы. Это же военная продукция, а, насколько я знаю, здесь никогда прежде не отливали пушки.

– Но это необходимо сделать!

– Мы сделаем, Джордж, – уверенно сказал Уотерспун. – И в сроки, указанные в контракте, уложимся, и пушки наши будут такие, как надо. – Он робко улыбнулся. – Я обещаю это, потому что мистер Стэнли помог нам выиграть торги, и мне совсем не хотелось бы его рассердить.

– Вот уж не понимаю, чего вам бояться, – проворчал Джордж, глядя на лица проходивших мимо людей. – Вы же его одним щелчком можете сбить с ног.

– Верно, но с годами приходится быть бережливым. Иначе получается какое-то мотовство.

Эта неуклюжая попытка пошутить ничуть не улучшила настроение Джорджа, но он оценил усилия молодого шотландца и был благодарен ему. Он знал, что Уотерспун понимает причины его нетерпения. Джордж не мог оставить завод или даже всерьез подумать о предложении Кэмерона, пока не будет уверен в том, что они выполнят контракт.

У него не было сомнений, что завод справится, если только проблема заключалась не в методе отливки. Они с Уотерспуном снова и снова садились за расчеты, и шотландец всегда подходил к делу более чем основательно. Именно поэтому Джордж так быстро повысил молодого холостяка.

Уотерспуну уже исполнилось тридцать; это был худощавый человек с грустными глазами и волнистыми каштановыми волосами, неспешной речью и безупречными манерами, за которыми скрывалось беспощадное честолюбие. Ремеслу он обучался на одном дышащем на ладан доменном производстве, которым владели потомки знаменитого рода Дарби в Коулбрукдейле, деревне в долине реки Северн, то есть в тех же местах, откуда вел свое происхождение основатель рода Хазардов, сбежавший в Америку в конце XVII века. Когда торговля железом в долине Северна начала медленно, но верно сокращаться, Уотерспун предпочел не уезжать на вновь созданные заводы в Уэльсе, а эмигрировать в Америку. В Лихай-Стейшн он приехал четыре года назад в поисках работы, жены и удачи. Первое он нашел, остальное продолжал искать. Если бы шотландцу удалось разгадать причину трещин в литье, Джордж смог бы оставить на него завод и ни о чем не беспокоиться.