— Скорее всего пост премьер-министра займёт некто Хироши Гото. Он никогда не испытывал к нам особого расположения.

— Он бросается крутыми фразами, — заметил президент, — но когда я встречался с ним, произвёл на меня впечатление обычного болтуна, не отвечающего за свои слова. Слабый, тщеславный и бесхарактерный человек.

— И не только. — Райан сообщил президенту информацию, которая не имела непосредственного отношения к операции «Сандаловое дерево».

При иных обстоятельствах Роджер Дарлинг улыбнулся бы, но в соседнем здании, меньше чем в сотне футов, сидел Эд Келти.

— Джек, насколько трудно для мужчины удержаться от того, чтобы не изменять жене за её спиной?

— В моём случае это очень легко, — ответил Джек. — Я женат на хирурге, если помните?

Президент рассмеялся, но тут же посерьёзнел.

— А мы можем воспользоваться этим, чтобы оказать давление на сукина сына?

— Да, сэр. — Райану не понадобилось разъяснять, что в случае, если сейчас ситуация выйдет из-под контроля, на фоне недавнего случая в Ок-Ридже может вполне разразиться настоящий шторм. Ещё Никколо Макиавелли предупреждал о таких вещах.

— Как мы поступим с этой девушкой Нортон? — спросил Дарлинг.

— Кларк и Чавез…

— Это те парни, что задержали Корпа?

— Совершенно верно, сэр. Сейчас они там. Я хочу, чтобы они встретились с девушкой и предложили ей бесплатный авиабилет домой.

— А после возвращения самый подробный допрос?

— Да, сэр, — кивнул Райан.

Дарлинг улыбнулся.

— Мне это нравится. Чистая работа.

— Господин президент, сейчас мы получаем все, чего хотели, пожалуй, даже чуть больше, чем нам хотелось, — предостерёг его Джек. — Китайский генерал Сунь Цзы однажды писал, что для врага всегда следует оставлять выход — не следует ставить побеждённого в безвыходное положение.

— Когда я служил в Сто первой воздушно-десантной, нам приказывали убивать всех до последнего, а потом сосчитать трупы, — усмехнулся президент. Ему нравилось, что Райан настолько уверенно чувствует себя в своей новой должности, что готов предложить бесплатный совет. — Этот вопрос не относится к твоей сфере деятельности, Джек. Он не затрагивает проблем национальной безопасности.

— Да, сэр, я знаю. Дело в том, что несколько месяцев назад я занимался финансовыми операциями на Уолл-стрите, так что немного поднаторел в вопросах международной торговли.

Дарлинг согласно кивнул.

— О'кей, продолжай. Вряд ли ты дашь мне плохой совет, а потому тем более полезно выслушать мнение, отличное от моего.

— Нам не пойдёт на пользу падение Коги, сэр. С ним куда легче иметь дело, чем с Гото. Может быть, стоит, чтобы наш посол сделал неофициальное заявление, что-нибудь насчёт того, что закон о реформе торговли даёт вам право действовать, но…

Президент прервал его:

— Но я не собираюсь осуществлять его на практике в полной мере? — Он покачал головой. — Ты ведь знаешь, Джек, что я не могу пойти на такой шаг. Это будет означать сведение к нулю всего, к чему стремился Эл Трент, и я не могу сделать этого. Создастся впечатление, что я веду двойную игру с профсоюзами, и на это я тоже не могу пойти.

— Значит, вы действительно намерены в полном объёме применить закон о реформе торговли?

— Да, намерен. Но только на несколько месяцев. Я должен потрясти этих ублюдков, Джек. Мы добьёмся, наконец, справедливых торговых отношений после двадцати лет бесплодных переговоров, но они должны понять, насколько серьёзны на этот раз наши намерения. В течение нескольких месяцев им придётся пережить трудные времена, но затем они поверят нам и тогда отчасти изменят свои законы, мы поступим так же, и все успокоится, начнёт действовать система торговли, при которой обе стороны поставлены в совершенно равные условия.

— Хотите выслушать мою точку зрения, сэр?

Дарлинг снова кивнул.

— Да, хочу. За это тебе и платят. Ты считаешь, что мы оказываем на них слишком сильное давление?

— Совершенно верно, сэр. Не в наших интересах допускать падение кабинета Коги, а для этого следует предложить ему что-то приемлемое. Если вы строите далеко идущие планы, нужно подумать о том, с кем вам выгоднее иметь дело.

Дарлинг поднял со стола лист бумаги.

— Бретт Хансон высказал ту же мысль, но он не был до такой степени обеспокоен судьбой Коги, как ты.

— Не пройдёт и суток, — пообещал Райан, — как он начнёт беспокоиться больше меня.

— Здесь даже нельзя ходить по улицам, не рискуя подвергнуться нападению, — раздражённо проворчал Мураками.

Ямата снял целый этаж отеля «Плаза Атени», «Храм Афины», для себя и своих старших сотрудников. Оба бизнесмена беседовали с глазу на глаз в гостиной без пиджаков и галстуков. На столе стояла бутылка виски.

— Так было всегда, Биничи, — согласился Ямата. — Здесь мы являемся гайджинами. У меня создаётся впечатление, что ты забываешь об этом.

— Ты имеешь представление о масштабах моего бизнеса в Америке, сколько товаров я здесь закупаю? — резко бросил Мураками своему старшему собеседнику. Он всё ещё чувствовал запах пива. Отвратительная жидкость попала и на рубашку, но его ярость была настолько велика, что он не подумал о том, чтобы сменить её. Японцу хотелось, чтобы что-то напоминало ему об уроке, полученном несколько часов назад.

— А в каком положении нахожусь я? — спросил Ямата. — За последние несколько лет я вложил шесть миллиардов иен в американскую финансовую компанию. Как ты помнишь, мне удалось закончить эту операцию совсем недавно. И вот теперь я не знаю, смогу ли когда-нибудь получить назад вложенные деньги.

— Американцы не решатся на такой шаг.

— Твоё доверие к этим людям поистине трогательно, и это заслуживает уважения, — заметил хозяин. — Когда экономика нашей страны потерпит крах, неужели ты думаешь, что мне разрешат переселиться сюда и заниматься своими делами в американском финансовом секторе? В тысяча девятьсот сорок первом году они просто заморозили все наши активы в своих банках.

— Сейчас не сорок первый.

— Действительно, не сорок первый. Сегодня ситуация намного хуже. Тогда мы ещё не достигли таких вершин и нам не угрожало столь страшное падение.

— Прошу тебя, — произнёс Чавез, осушив свою кружку пива. — В тысяча девятьсот сорок первом мой дед воевал с фашистами под Санкт-Петербургом…

— Под Ленинградом, щенок! — рявкнул Кларк, сидевший рядом. — Посмотрите на эту молодёжь, никакого уважения к прошлому, — пожаловался он, обращаясь к принимавшим их японцам — один был старшим сотрудником отдела по связям с общественностью, другой занимал пост директора авиационного отдела корпорации «Мицубиси хэви индастриз».

— Это верно, — согласился Сейго Ишии. — Знаете, мои родственники принимали участие в проектировании истребителей, состоявших на вооружении нашего военно-морского флота. Мне однажды довелось встретить Сабуро Сакая и Минору Генда.

Динг открыл ещё несколько бутылок и разлил их содержимое по кружкам, как и подобает подчинённому, которым он являлся, обслуживающему своего начальника, Ивана Сергеевича Клерка. Пиво было здесь действительно отменным, да и вдобавок к тому за угощение расплачивались хозяева, подумал Чавез, молча опускаясь на стул и наблюдая за мастерской работой напарника.

— Мне знакомы эти имена, — кивнул Кларк. — Великие воины, но… — он поднял указательный палец, — они воевали и против моих соотечественников, я ведь помню и это.

— Полвека назад, — заметил сотрудник по связям с общественностью. — К тому же ваша страна была в то время совсем другой.

— Это верно, друзья, совершенно верно, — признался Кларк, со вздохом склонив голову к плечу. Чавез подумал, что он чрезмерно подчёркивает своё опьянение.

— Значит, вы здесь впервые?

— Совершенно верно.

— И каковы ваши впечатления? — спросил Ишии.

— Мне нравится японская поэзия. Она так отлична от нашей. Знаете, я собирался написать книгу о Пушкине. Может быть, я когда-нибудь и осуществлю свою мечту, но вот несколько лет назад я познакомился с вашей поэзией… Понимаете, наши стихи передают целый комплекс мыслей и часто призваны донести до читателя сложную историю, а вот ваша поэзия намного более утончённая и деликатная, она походит на… — как это сказать? — на фотографию, сделанную при вспышке блица. Правда? Вот, например, стихотворение, которое вы сможете мне объяснить. Я мысленно вижу картину, но не понимаю её значения. Сейчас вспомню. — Кларк качнулся на стуле, выпрямился и задумался припоминая. — Ага, вспомнил. «Распускаются цветы сакуры и девушки в доме наслаждений надевают новые шарфы». Так вот, — повернулся он к сотруднику отдела по связям с общественностью, — какой смысл у этого стихотворения?