Команда авианосца бодрствовала. Матросы и офицеры все ещё испытывали гнев и недоумение. Они бодрствовали, потому что знали о скором прибытии в Пирл-Харбор и, без сомнения, испытывали облегчение, узнав об уменьшившейся опасности, которая держала в напряжении. В недоумении они не могли понять, что происходит, и кипели гневом из-за повреждений, причинённых их кораблю. К тому же теперь они уже знали о гибели двух подводных лодок, и хотя сильные мира сего приложили немало усилий, чтобы скрыть причину их гибели, на кораблях трудно хранить тайны. Радисты принимают сообщение, писари разносят бумаги, а стюарды слышат, о чём говорят офицеры. На борту «Джонни Реба» находилось почти шесть тысяч человек, и факты иногда терялись среди слухов, однако рано или поздно правда всплывала наружу. Результатом, который можно было предсказать заранее, была ярость, что является одной из составляющих военной профессии. С каким бы сарказмом ни относилась команда авианосца к сухопутным морякам, при всей остроте соперничества они оставались братьями (а теперь и сёстрами) по оружию и готовы были защищать друг друга.

Но защищать от кого? Какими будут приказы? Многочисленные запросы, направленные в штаб Тихоокеанского флота, оставались без ответа. Боевая группа номер три Майка Дюбро, состоящая из двух авианосцев, не получила приказа устремиться в западную часть Тихого океана, и никто не понимал почему. Так это война или нет? — спросил Санчес у заката.

— Как вы узнали об этом? — поинтересовался Могатару Кога. Теперь, когда он впервые за тридцать лет покинул политическую арену, бывший премьер-министр был в традиционном японском кимоно, что являлось для него крайне необычным.

Кимура опустил взгляд.

— У меня обширные связи, Кога-сан. Это необходимо для должности, которую я занимаю.

— У меня тоже. Почему мне не сообщили об этом?

— Даже не все члены правительства знали о происходящем.

— Вы что-то скрываете от меня. — Кимура не мог понять, каким образом Кога догадался об этом, даже не подозревая, что для этого одного взгляда в зеркало было бы достаточно. Весь день сегодня он смотрел на разложенные перед ним бумаги и не мог найти ни единого ответа, видел одни вопросы. Как поступить? С кем поделиться полученными сведениями? К кому обратиться за советом?

— У меня есть источники информации, Кога-сан, которые я не могу раскрыть.

На этот раз бывший премьер-министр кивнул, словно уступая.

— Итак, вы говорите мне, что мы напали на Америку и что мы обладаем теперь ядерным потенциалом?

Кимура кивнул.

— Хай.

— Я знал, что Гото — дурак, но не считал его сумасшедшим. — Кого на мгновение задумался. — Нет, для того чтобы стать сумасшедшим, ему не хватает воображения. Он ведь всегда был лакеем Яматы, не правда ли?

— Райзо Ямата был его… его…

— Патроном? — спросил Кога, не скрывая сарказма. — Это вежливое слово, означающее то же самое. — Он презрительно фыркнул и отвернулся. Теперь его ярость нашла новую цель. Разве ты не пытался предотвратить именно такое развитие событий, но потерпел неудачу? — подумал Кога.

— Гото часто обращается к нему за советами, это верно.

— Понятно. И что дальше? — спросил бывший премьер-министр. Ответ был очевидным.

— Я не знаю. Все это выходит за рамки моих полномочий. Я всего лишь чиновник и не оказываю влияния на политику Японии. Теперь мне страшно за нашу страну и я не знаю, что предпринять.

Кога заставил себя иронически улыбнуться, протянул руку и подлил чая в чашку гостя.

— То же самое можно сказать и обо мне, Кимура-сан. Но вы так и не ответили на мой вопрос. У меня сохранились многочисленные связи. Мне стало известно о мерах, предпринятых против американского флота на прошлой неделе — уже после того, как они произошли. Но я ничего не знал о ядерных ракетах. — От простого упоминания двух последних слов в комнате словно потянуло ледяным ветерком, и Кимура не понимал, как бывший премьер-министр может говорить об этом так спокойно.

— Наш посол в Вашингтоне сказал об этом американцам, а мой друг в Министерстве иностранных дел…

— У меня тоже есть друзья в МИДе, — прервал его Кога, поднося к губам чашку чая.

— Больше я ничего не могу сказать.

Последовавший вопрос был произнесён удивительно мягким голосом:

— Вы говорили с американцами?

Кимура отрицательно покачал головой.

— Нет.

День обычно начинался в шесть утра, но легче от этого не становилось, подумал Джек. Пол Роббертон собрал бумаги и включил кофеварку. Андрэ Прайс тоже принялась за работу, помогая Кэти с детьми. Райан испытывал недоумение, пока не увидел у дома ещё один автомобиль. Значит, по мнению Секретной службы, война началась. Он тут же решил позвонить в офис, и мгновение спустя его факс STU-6 начал печатать утренние материалы. Первое сообщение не было секретным, зато являлось весьма важным. Европейские банки пытались сбыть имеющиеся у них облигации американского казначейства, но все ещё не могли найти покупателей. Один такой день можно было считать случайным отклонением, но не два подряд. Базу Фидлеру и председателю правления Федеральной резервной системы снова придётся потрудиться, и трейдер внутри Райана ощутил беспокойство. Ситуация напоминает голландского мальчика, пытающегося заткнуть пальцем течь в плотине. Что произойдёт, если плотину прорвёт ещё в одном месте? Но даже если он сможет дотянуться до второго места, как быть с третьим?

С Тихого океана не поступило ничего нового, всего лишь подробности. «Джон Стеннис» скоро прибудет в Пирл-Харбор, но «Энтерпрайз» движется медленнее, чем предполагалось. Японцы не преследуют повреждённые авианосцы. Отлично. Поиски ракет с ядерными боеголовками начались, но пока безрезультатно. Что же, ничего удивительного. Райан никогда не бывал в Японии, о чём сожалел. Единственная информация об этой стране поступала к нему в виде спутниковых фотографий. Зимой, когда небо над островами было необычайно чистым. Национальное управление космической разведки пользовалось этой страной (и другими тоже) для калибровки фотокамер, установленных на спутниках. Райан вспомнил, какими элегантными выглядели сады в Японии. Остальные сведения об этой стране он почерпнул из книг по истории. Но насколько надёжными являются сейчас эти сведения? История и экономика — странные компаньоны, правда?

Обычные поцелуи, и Кэти с детьми уехала. Вскоре и он отправился в своём лимузине в сторону Вашингтона. Единственным утешением было, что Белый дом ближе, чем Лэнгли, куда он ездил прежде.

— Вам следовало отдохнуть подольше, — заметил Роббертон. Он никогда не стал бы так говорить с чиновником, назначенным на государственную должность по политическим соображениям, но с Райаном почему-то чувствовал себя спокойно. В нём не ощущалось высокомерия.

— Да, пожалуй. Но проблем от того меньше не станет.

— Уолл-стрит по-прежнему самая главная?

— Да. — Райан запер кейс с секретными документами и стал смотреть на проносящиеся мимо деревья. — Мне сейчас пришло в голову, — сказал он, — что финансовая катастрофа может охватить весь мир. Европейцы пытаются продать наши казначейские облигации, которые находятся у них. Никто их не покупает. Это грозит паникой на биржевом рынке. Ликвидность наших ценных бумаг стремительно падает, а с ними связана и ликвидность бумаг многих европейских банков.

— Ликвидность означает наличные? — Роббертон перестроился с одной полосы на другую и прибавил скорость. Полицейские по номеру автомобиля видели, что его лучше не трогать.

— Совершенно верно. Хорошо иметь наличные, когда наступают беспокойные времена. А вот когда наличных нет, люди начинают нервничать.

— Вы хорошо знакомы с крахом 1929 года, доктор Райан? Неужели сейчас такая же тяжёлая ситуация?

Джек посмотрел на телохранителя.

— Пожалуй. Если им не удастся разобраться с документацией в Нью-Йорке, то это все равно что драться со связанными руками, сидеть за карточным столом без денег — ты не можешь играть, способен только наблюдать за происходящим. Проклятие. — Райан покачал головой. — Такого никогда раньше не случалось, и трейдерам это не нравится тоже.