— Как же, по-вашему, басмач мог догадаться о замурованном тайнике?

— Нет ничего проще. В пещере случился провал. Судя по толщине песчаной пробки, произошёл он совсем недавно и к двадцать девятому году, возможно, ещё и не был засыпан землёй.

— Могло случиться так, что сам бандит его засыпал?

— Вполне вероятное предположение.

— Но прежде чем засыпать тайник, он поставил туда ещё одну скульптуру, нутро которой набил золотыми монетами. Причём прятал скульптуру один, поэтому тот, кто написал письмо, не знал, где покоится клад, — в мазаре или в Кара-Тепе.

— Усто Саид, вы признали скульптуру?

— Признал, почтеннейший, как не признать. Мой человек. Сам его делал. Он теперь у меня в айване вместе с белобородыми сидит. Белобородые сначала недовольны были, а теперь ничего, притерпелись. Я им объяснил: «При советской власти всё изменилось и Аллах немного изменился, людей изображать разрешил». Белобородые шуметь начали, а я им говорю: «Газеты читаете?» — «Как не читать? Читаем». — «В газетах знаменитых людей изображают?» — «Изображают». — «То-то. И мой человек теперь знаменитый, и о нём в газетах напечатано». Присмирели старики.

Все засмеялись. Дмитрий Фёдорович стал продолжать.

— В ноябре тысяча девятьсот двадцать второго года войска Красной армии окружили басмачей плотным кольцом. Главари бросили банду, скрылись в проход. Что дальше? На этот счёт у моей дочери есть собственная версия. Катерина, изложи, пожалуйста.

— В коридоре у них из-за денег вышла драка, один убил другого. Убитым оказался главный — его скелет археологи нашли. А помощник сначала в Афганистан удрал, а потом во Францию перебрался, оттуда и письмо прислал.

— Очевидно, Катерина права. Во всяком случае, по строению черепа и скелета восстанавливается портрет близкий к тому, что мы знаем по описаниям усто Саида и других старых людей, которые видели главаря банды.

Прошло более полувека…

— Годы — как ветры, только ветры возвращаются, а годы нет, — вставил усто Саид.

— Годы уходят, а история продолжается, — сказал Борис Яковлевич.

— История продолжается. Письмо, подписанное буквой «Б», в руках Фарманова. В качестве шофёра автобазы он приезжает в наш город и узнаёт, что заветные холм и мазар находятся за контрольно-следовой полосой, куда его никто не пропустит.

Он начинает искать помощника. Приглядывается, принюхивается и останавливает свой выбор на Садулле.

— Лиса шакала по запаху чует, — не удержался Анвар.

Он особенно ненавидел Садуллу и Фарманова за то, что они его впутали в дурное дело.

— Правильно, Анвар, у них нюх на себе подобных. Только с тобой они ошиблись, проглядели, что имеют дело с честным человеком. Анвар Уйгунов помог нам распознать, что Садулла и Фарманов затеяли что-то. Установили мы за ними слежку. Сначала Садулла сам пытался за полосу проникнуть — не вышло. Тогда стал он искать подходящего человека, такого, что пропуск туда имеет, — нашёл. Ну, а дальше всё было просто.

Мурзаев, улучив момент, спрятался на ночь в пещере. Рядом спрятались два пограничника. Ночью Мурзаев прокрался к холму. Пограничники прокрались следом. Полночи Мурзаев трудился. Пограничники — наблюдали. Мурзаев вырыл лаз и проник в пещеру. Пограничники — за ним. Им приказано было ждать, не появятся ли подручные нарушителя, а им на головы упали вольнопрактикующие детективы. Они, оказывается, операцию «Улугбек» разрабатывали. Про эту операцию рассказывать не буду, вы и без меня её наизусть знаете. Вот вам и вся история.

— Усто Саид, — спросила Гульчехра Хасановна, — вы дольше всех нас прожили, через многие ворота жизни прошли. Скажите, что вам больше всего понравилось в этой истории?

— Понравилось, всё понравилось, доченька. Как говорят люди в телевизоре, когда они хоккей смотрят: «Молодцы!» Пограничники — молодцы, археологи — молодцы, детки — тоже молодцы. Больше всего понравилось, что детки сразу не полюбили Садуллу и Фарманова. Плохие они люди, злые, жадные. И пускай детки и тогда, когда станут большими, не разучатся отличать хороших людей от плохих.

— Обещаете? — спросила Гульчехра Хасановна.

— Обещаем! — сказали в ответ и «детки» и взрослые.

Глава XIX, заключительная

После тоя ребята четвёртого «Б» стали разъезжаться по разным местам. Первым уехал Сева Клюев; потом Катя, Карим и Карлсон; потом Хадия; потом и все остальные.

Сева с Андреем Петровичем, встретив в Самарканде прилетевшую из Ленинграда Любовь Сергеевну, отправились путешествовать по знаменитым городам Средней Азии: Самарканд — Бухара — Хива — Ташкент.

Карим, Катя и Карлсон уехали в горы помогать пасти молодых овец.

Особенно хорошо помогал Карлсон. Он очень подружился с Найдой, хотя они и были разных пород. К Малышу Карлсон отнёсся тоже доброжелательно, очевидно, следуя поговорке, которую он часто слышал от людей: «Друзья моих друзей — мои друзья!»

Карим и Катя пасли овец не всё время.

Карим много рисовал.

Катя вела дневник — записывала в толстую тетрадь всё, что видела интересное. «Вырасту — буду журналисткой», — сказала она Кариму.

Писала и Тоня-Соня. Что ни день, то рассказ или стихотворение. Или хотя бы строчка рассказа или стихотворения. А как же иначе? Её и в Артек-то послали не просто так, а за литературную деятельность: на городской литературной олимпиаде рассказ А. Шариповой «Операция „Улугбек“» был удостоен первой премии.

Ещё Тоня-Соня писала письма. И не только домой, но и в тот пионерский лагерь, что открылся совсем близко от их города на берегу нового водохранилища. Туда она посылала одно общее письмо, а оттуда получала два отдельных — от Анвара Уйгунова и от Саттара Алиева. Мальчишки жили в одной палатке и почти совсем не ссорились, так как, по словам Анвара, «Саттар перестал воображать, что Аллах без него бы земной шар не построил».

Хадия Фирузова лето проводила в кишлаке, где её все очень полюбили — и люди, и собаки, и овцы.

Староста Юз уехал с мамой в Киев. У них там были родственники.

В общем, разъехались кто куда. В городе никто не остался.

Значит, закончилась наша история? В том-то и дело, что нет. Разве не сказал Борис Яковлевич: «Годы проходят, а история продолжается», и разве не продолжением нашей истории явился подарок, который получил ленинградский, теперь не четвёртый, а пятый «А» класс к ноябрьским праздникам?

Перед самыми праздниками в школу на адрес пятого «А» была доставлена увесистая бандероль. Вскрыли — тридцать восемь книжек, предназначенных, как говорилось в сопроводительном письме, «тридцати семи ленинградским друзьям и их классному руководителю».

Книжки были невелики по размеру, в бумажном переплёте, без картинок. Но это были настоящие книжки, напечатанные в настоящей типографии, с настоящим названием на обложке.

Как же они назывались? А вот так: «Рассказы интересных людей, собранные и записанные четвёртым «Б» классом».

Кинулись смотреть оглавление: «История человека из глины», «Случай на заставе», «Как узбекский солдат во время войны статую спас», «Сбрось паранджу, сестра», «Шайтан дедушки Юсуфа», «Карлсон, Найда и Малыш» и ещё двенадцать рассказов.

В тот день, когда были получены книжки, никто в пятом «А» уроков не слушал — все читали. А когда прочитали, то сказали единогласно: «Вот это здорово! Вот это идея! Давайте и мы записывать всё, что услышим от интересных людей!»

Может быть, на этом кончилась наша история? Ничуть не бывало. Разве не прямым её продолжением явился приезд узбекского пятого «Б» на зимние каникулы в Ленинград?

Что крику на вокзале было!

Особенно когда ленинградские ребята стали разбирать гостей.

Ведь гостей было меньше, чем хозяев, да ещё Севка Клюев забрал себе целых двух — Катю и Карима.