Глава XVIII

Бело-розовая полоска утра едва засветлела на востоке, когда археологи подошли к машине. Последний рабочий день решено было начать на час раньше и кончить на час позже, чтобы успеть завершить работу, намеченную на этот сезон.

— Все на месте? — спросил Борис Яковлевич рабочих.

— Все. Мурзаева нет, — ответил кто-то.

— Наверное, проспал. Поедем без него.

— Придумал? — спросили Карим и Катька у Севки.

— Придумал.

— Что? Говори скорей!

— Борис Яковлевич! — вместо ответа закричал Севка, свешиваясь из кузова. — Можно мы будем мерить расстояние до других холмов, например до Кара-Тепе?

— Зачем? Ведь всё это уже перемерено и на план нанесено. А впрочем, мерьте.

— Чем бы дети ни тешились, лишь бы под ногами не вертелись, — съехидничала Нина Георгиевна.

Ну и пусть ехидничает, потом иначе заговорит.

Едва добрались до раскопа, как Севка с Катькой, схватив рулетку, помчались к Кара-Тепе.

— Мотайте рулетку, догадаются! — кричал бежавший следом Карим. Для конспирации он делал вид, что заносит в блокнот какие-то цифры.

— Не догадаются, им не до нас!

Ребята дважды обежали Кара-Тепе — сначала вокруг подножия холма, потом взобравшись немного выше.

Севка бежал первым, поэтому и щель он увидел раньше других.

— Есть! Лаз! — завопил он, проваливаясь вниз. Катька с Каримом нырнули за ним.

— Салям алейкум, — приветствовал их Володя Нацваладзе, с удивлением глядя на сыпавшихся сверху ребят. — Зачем пожаловали?

— Ваалейкум ассалям. За статуями пожаловали, — машинально ответил Севка.

— Они за статуями пришли, и я за статуями пришёл, — пробормотал Мурзаев. Он сидел у стены, опустив на колени голову. Рядом с ним валялась лопата. По обе стороны проёма стояли Юра Величко и Володя Нацваладзе.

— Теперь мы не первые. Без нас нашли, — с досадой сказала Катька.

— Смотрите, какие они красивые, — прошептал Карим, приближаясь к скульптуре.

Пять статуй расположились вдоль длинной стены пещеры. В центре, скрестив ноги, сидел Будда. Он сидел на троне, сделанном в виде цветка.

— Лотос. Знак чистоты, — всё так же шёпотом сказал Карим.

Лицо Будды было прекрасно и спокойно, стан — величаво выпрямлен. Правую руку с вывернутой наружу ладонью он держал на уровне груди, левая была опущена вниз.

— Большой, почти с человека, — тоже переходя на шёпот, сказал Севка. — Наверное, тот, что в главном дворе стоял.

— Конечно, тот. Видишь, и левая ладонь отбита, которую дедушка Юсуф нашёл, — не желая смиряться с неудачей, недовольно и громко сказала Катя.

— Тише, — сказал Карим. — Не надо говорить громко.

По бокам Будды на лотосовых престолах стояли и сидели ещё четыре фигуры. Они были значительно меньших размеров. Свет, слабо струившийся в щель проёма, тускло светил на спокойные лица, на руки со сложенными перед грудью ладонями. В складках длинных одежд лежали чёрные тени.

Но кто там сидит у самой стены? Чьё круглое лицо — нос торчком, глаза-изюминки, брови-лапша — выглядывает из-под локтя горделивого Будды?

— Смотрите, глиняный человек усто! — закричали Катька с Севкой одновременно.

Действительно, это был он. Точь-в-точь такой, каким усто Саид его описал: ручки на животе сложены, окрещённые ножки-недомерки под себя поджаты.

— Эх, ребята, вспугнули вы нарушителей. Мы тут полночи провели, ждали, кто на помощь Мурзаеву придёт, — сказал Володя Нацваладзе.

— Я один. За статуями я пришёл, — оторвав голову от колен, проговорил Мурзаев.

— Врёт. Он не за скульптурой пришёл. Я знаю, зачем он пришёл.

Все, кто был в пещере, уставились на Катьку.

— Зачем? Говори, если знаешь, — сказал Володя.

Вместо ответа Катька нырнула под локоть большого Будды, повозилась где-то около самой стены и, не вылезая из-за статуи, протянула Володе руку, зажатую в кулак.

— Вот зачем, — сказала Катька и разжала кулак. На её ладони лежала горсть золотых монет.

При виде денег Мурзаев схватился за голову.

— Понятно, почему басмачи приказали сделать человечка пустым? — спросила Катька.

Карим и Севка молча кивнули головой.

— Мне непонятно. Какие басмачи, какой человечек, откуда монеты? — Юра Величко в недоумении оглядывал ребят.

— Величко, доложи о последних событиях товарищу майору. Ребят он расспросит сам, — сказал Володя.

Через несколько минут в пещеру Чёрного холма спустились начальник погранучастка и начальник заставы, а ещё через несколько минут — начальник археологов.

— Статуи, — сказал Борис Яковлевич и схватился за сердце.

— Скульптуру нашли! — заорал не своим голосом Лёня, посланный экспедицией на разведку.

— Ура! — закричали рабочие, Нина Георгиевна, Андрей Петрович и Лидочка и бросились бежать к Чёрному холму.

Год имеет четыре меры — он дважды начинается и дважды кончается. Одно начало приходится на первое января, другое — на первое сентября; один конец наступает тридцать первого декабря, другой — тридцатого мая.

Четвёртый «Б» считал, что начало и конец учебного года гораздо важнее, чем начало и конец года вообще. Поэтому тридцатого мая решено было устроить той, или, говоря по-русски, праздник.

После недолгих совещаний той решили справлять у Анзират Зиямовны. И в прошлом году той устраивали у неё, и в позапрошлом тоже. Только после первого класса не устраивали. Во-первых, потому что вообще не устраивали, а во-вторых, Карим Юлдашев учился тогда у себя в кишлаке и у Анзират Зиямовны ещё не жил.

— Красиво, как в Тронном зале Зимнего дворца, — сказал Севка, когда они с ребятами вошли в чисто прибранный двор.

Конечно, может быть, он несколько преувеличил — во дворе Анзират Зиямовны не было ни золочёных люстр, ни мраморных колонн. Зато вдоль дувала росли ярко-красные розы, а в центре двора по краям полосатых паласов лежало сорок подушек в ярких цветастых чехлах. Зачем так много? Нисколько не много: тридцать два человека хозяев и пять человек приглашённых гостей. Кто же эти гости? Сама Анзират Зиямовна, усто Саид, Борис Яковлевич, подполковник Дмитрий Фёдорович Усов и, конечно, Гульчехра Хасановна. Ну а для кого же предназначались три лишние подушки? Как для кого? А вдруг кто-нибудь придёт неожиданно. Не на ногах же ему стоять.

И неожиданный гость появился. «Гость в дом — праздник в дом, гость во время праздника — двойной праздник». Что же тогда говорить, когда у гостя поверх халата привинчен орден Трудового Красного Знамени?

— Карим, твой отец! — закричали ребята, сидевшие близко к калитке.

Действительно, это был отец Карима Юлдашева. Он приехал с гор за сыном и Катей. Его ждали только через два дня, а он взял и приехал сегодня.

— Вот здорово, как раз к плову, — смущённо засмеялся Юлдашев-отец.

Мальчишки из второго звена потащили его к паласу и усадили среди почётных гостей.

Девочки из второго звена, все, как одна, в белых фартучках, быстро поставили на дастархан блюдо с дымящимся пловом, разложили редиску, лук и лепёшки. Мальчики втащили на кирпичи урчащие самовары, и пир начался.

Ребята ели, шумели, пили чай и снова шумели. Взрослые тоже ели, ничуть не отставая от ребят. Только они не очень шумели и всё время благодарили Анзират-апу за вкусное угощение. Ребята тоже благодарили.

Потом, когда все немножко притихли, встал староста Юз и сказал: