* * *

Встречать Катюшу Иван Данилович поехал сам лично, оставив водителя дома, чем очень удивил всех. Он не любил водить машину и делал это только в крайних случаях. Но сейчас никак не хотел лишних свидетелей их встречи. Он хотел сам единолично насладиться ее обращенным только на него взглядом, поймать засветившиеся в зрачках искорки, увидеть радостную улыбку.

И не узнал неловко выпрыгнувшую из маленького самолета съежившуюся, потерянную девушку, с застывшим взглядом некогда лучистых распахнутых глаз. Словно сама жизнь покинула ее, оставив лишь подобие прежней Кати.

Он рванулся к ней и, не выдержав пронизанного болью взгляда, крепко обнял, притянув к груди. Девушка тоже не сдержалась и разрыдалась, уткнувшись в него лицом и обильно поливая слезами ветровку. Так они долго стояли возле небольшого крыла самолета на пустом летном поле местного аэродрома, пока девушка не затихла и не отняла лица, отворачиваясь, стесняясь произошедшей сцены.

Ехал Иван намеренно медленно, чтобы дать возможность Кате успокоиться. А она лихорадочно, торопясь и повторяясь поведала о том, что произошло.

Последний их эксперимент, подающий огромные надежды на прорыв в работе с неживой материей, исследованием чего занималась лаборатория Андрея по заданию правительства, завершился полным крахом. До этого все шло замечательно, целый ряд проведенных исследований в этом направлении говорил о том, что работа подходит к завершающей стадии, и победа не за горами.

Андрей летал на крыльях, заражая всех вокруг своей энергией и несокрушимой верой в успех. А Кате было неспокойно. Все в ней трепетало и противилось последним испытаниям.

И сейчас, рассказывая учителю о том, как она последним усилием воли пыталась продавить мертвую энергетику исследуемого материала, видя, что остается совсем чуть-чуть, и не желая подвести Андрея.

Не справилась, не смогла. Более того, смешанная энергия хлынула обратно, заполняя ее нестерпимой болью, выжигая внутренности, отправляя в беспамятство.

Не рассказала она Ивану лишь о том, как упрашивала, умоляла Андрея отложить завершение работы, как пыталась объяснить почему, как он, целуя ее, смеялся над ее страхами и уверял, что все будет замечательно.

Иван, стиснув зубы, крепко сжимал руль, стараясь не дать воли вспыхнувшей с невиданной силой ярости. Ему хотелось выть, до исступления пинать и колотить ни в чем не повинную машину, вымещая на ней свою злость на несправедливую судьбу, так жестоко обошедшуюся с ними, на Андрея, не просчитавшего рисков проводимых им экспериментов, и даже на Катю, поддавшуюся его натиску, а больше всего на себя, что не смог отстоять молодую неопытную девочку.

* * *

Глава 22. ч.6

Более года после произошедшего события Иван вел отстраненный образ жизни, совсем не появляясь в стенах Института. Лишь редкие выезды на точки да летние практики учеников оживляли его замкнутое существование на территории школы. Он перестал вести свои поиски, забросил работу в Совете, полностью посвятив себя детям. Но, по привычке ли, а может еще теплилась в глубине души искорка надежды, он регулярно посещал место силы, где должно было произойти восстановление связи с планетой, так трагически оборвавшееся с утерей Катюшей способностей проводника. Между тем, место словно привязало его к себе, не отпуская надолго и периодически притягивая хотя бы на несколько дней.

Появление нового проводника он почувствовал сразу по изменившемуся напряжению в окружении места силы. Эти изменения он уловил вскоре после Нового Года, приехав, как обычно, навестить свою базу. Хоть и не мог связать вместе данные два события, ничего не зная пока о новой пробудившейся «искорке». Мало ли причин для изменений фона планеты.

Но внутреннее беспокойство и неосознанная тяга сделали свое дело. В конце марта, он съездил сюда еще раз. Понаблюдал за произошедшими изменениями, отметил необычную активность движения потоков силы, создававшей необычайно напряженный фон, почти достигавший его базы. Ему даже удалось уловить отдаленный позыв Планеты, расшифровать который, к своему глубокому сожалению, не смог. Такого мощного всплеска он не видел ни разу. Событие явно выходило за рамки рядового. Поэтому, в срочном порядке Иван оставил школу и выехал на практику на два месяца раньше обычного.

Каково же было его огорчение, когда с начала апреля активность потоков стала постепенно затухать, сужая сферу действия, пока к середине мая почти не сошла на нет, так и не дав возможности выяснить ее причину.

И вот… Маша…

Теперь он сделает все, чтобы не допустить ее в лаборатории Института. Пусть даже ему придется скрыться с нею где-нибудь вдалеке от загребущих рук исследователей. А пока даже случай с защитой, или как здесь было воспринято, со спонтанным проявлением дара, вызвал нездоровый интерес к ее способностям.

О том, чтобы теперь оставить девочку наедине со своими проблемами, не могло быть и речи. И первым делом необходимо умерить аппетиты Андрея. Как ни странно, после Кати, ни один помощник не оправдал его надежд. Возможно, они боялись последствий и не могли работать в полную силу, а возможно, что и не было достойной замены ее способностям, но за несколько лет работы эксперименты так и не прошли завершающей стадии. А мелкие достижения не удовлетворяли его амбиций.

Данилыч теперь уже понимал, что Маша - не наивный ребенок, и вряд ли даст себя в обиду. И принудить ее к чему-либо невозможно, что разъяснилось с недавним откровением девочки, но все же очень опасался за нее. Физически малышка слаба, да и на взрослого человека всегда найдется сила воздействия, вплоть до шантажа. Нет, он не допускал возможности такого финта со стороны бывшего друга, тот будет давить, требовать, но не опустится до откровенной подлости. Катю Иван ему не простил, хотя сама она, казалось, была вполне удовлетворена работой в паре с Андреем. Но, по отношению к нему, слово «друг» потеряло для Ивана свое значение.

И все же… все же… К малышке его подпускать нельзя. Проживание Маши в закрытой усадьбе, конечно, облегчало задачу. Но Данилыч прекрасно понимал, что безвылазно просидеть там даже два-три года она не сможет. Необходимо искать какой-то выход. И прежде всего, нужно поговорить с своим бывшим наставником, Владиславом Эдуардовичем.

* * *

Подходя к  кабинету наставника, Иван усмехнулся, вспомнив, как восприняли девчонки прибытие его самого в институт после восстановления  седых волос. И если мужчины даже не все обратили внимание на сей факт -  Данилыч и Данилыч, - то дамы поголовно провожали его, открыв рты. По Институту тут же поползли слухи о том, что он влюбился-покрасился-сделал пластику-изобрел эликсир молодости, один другого фантастичнее. Иван только ухмылялся в ответ на вопросы и отмалчивался. Вскоре, слухи, побродив по коридорам и кабинетам института, затихли.

Теперь же, выход его рядом с действительно помолодевшим наставником возымел эффект разорвавшейся бомбы. Мгновенно соединив в единое целое два факта, сотрудники зашептались, заговорили, зашныряли.

Владислав Эдуардович к этому времени на вид сбросил уже десяток лет. Лицо посвежело, подтянулись старческие «обвислости», темные глаза приобрели живой блеск, осанка стала прежней, почти величественной, пропала шаркающая походка, уступив место уверенной стремительной поступи.

Так они прошли, словно сквозь строй, по коридорам Института, между моментально замолкающими при их появлении сотрудниками, провожающими шокирующую пару изумленными взглядами.

-   Мда…  – покрутил роскошной гривой Владислав Эдуардович – дела…

Иван весело рассмеялся и взял наставника под руку.

-   Пожалуй, ждите вызова на «верха». Затаскают. Чем отмазываться будем?

-   Затаскают – согласился Владислав Эдуардович – не рад будешь… хотя, что это я глупости молочу, старый дурак. Да хоть сутками пусть таскают!

Ваня, — обратился он, умоляюще глядя на ученика – мне ведь с каждым днем лучше становится, словно месяцы и годы назад откручиваю. Может, объяснишь мне, что произошло, чему и кому обязан я таким счастьем? Впрочем, кому, я, кажется, догадываюсь, но не могу поверить в подобное чудо.