- Это подойдет?
Я уже не была уверена, что правильно делаю, Данилыч молчал, дед с Татьяной Николаевной и вовсе наблюдали в сторонке. Но, назвался груздем…
- Да, все правильно, подойдет – бодро ответила я и подошла поближе – только не слишком высоко, а то я не достану.
Кивнув, Василий наметил место на уровне моих глаз, сделал т-образный надрез и, срезав с принесенного саженца почку, ловко заправил ее в кармашек надсеченной коры и примотал лентой. Ух, как сноровисто у него получается. Несколько минут – и прививка готова. Только недоволен он, деревцо поранили из-за блажи козявки, нутром чую, что так и считает.
- Садовым варом замазывать? Или пока не нужно? Испачкаетесь…
- Нет, спасибо – я неуверенно шагнула к самому деревцу, отстраняя Василия и оглянулась на Данилыча, на что он мне подбадривающе подмигнул и кивнул головой, чтобы начинала.
Давненько я не испытывала такого мандража. Прямо как в студенчестве перед экзаменом. В животе холодок, ноги одеревенели, прямо как деревце рядом, голос и тот пропал. Страшно, что не справлюсь. Выдохнула, закрыла глаза и потянулась к срезу.
Вот они, линии, да и не линии даже, а ниточки, силы. Со стороны почки оборваны, отрезаны. Перемешались, закрутились в клубок, распутаться не могут, трясутся как живые. А по стволу все мимо идут. Кора, что прикрыла почку сверху, тоже не может соединить свой разрыв. А вот мы сейчас и поможем – потихоньку соединяю ниточки силы на коре, восстанавливая ее движение, потом распутываю срез почки и прикрепляю последовательно все нити к стволовому потоку деревца. Кажется, все. Открываю глаза, ну ничего не изменилось! Хм… а чего я ждала? Что на рябинке зацветут апельсинки?
Развернулась к Данилычу, спрашивая глазами, что? Как? Он шагнул ко мне, присел и обнял, крепко прижав к себе.
- Все отлично! – Тихо прошептал он и, поднимаясь, уже обратился к Василию – мы будем наблюдать за деревом. Пожалуйста, не надо его трогать, не мажьте никаким варом, только вот полить прямо сейчас надо. Ну да вы сами лучше меня знаете, что делать. А мы пока пойдем.
Ни Василий, ни, тем более, Татьяна, ничего не поняли и пошли продолжать свои дела. И так простояли полчаса возле меня, застывшей у дерева. А дед проникся. Когда, говорит, смотреть результат будем? Я бы и сейчас не против, но как Василию объяснить, что мы его филигранную работу вдруг испортить решили, размотав ленту? Повздыхали, и пошли поджидать удобного момента, когда ему по делам понадобится уехать. Не хотим мы пока афишировать слишком наши упражнения.
День уже склонялся к вечеру, когда нам удалось отправить Василия за очень-очень нужными, ну прямо необходимыми именно сейчас покупками. Возражать он, как всегда, и не думал, быстро собрался и уехал. А мы, как кучка подростков-заговорщиков, рванули к теплицам. Снимать ленту доверили Данилычу. Я просто боялась увидеть то, что там откроется, хотя уже и так видно, что все хорошо, ниточки соединились, все ровненько. Но это линии силы. А как, интересно, это выглядит снаружи?
Во все глаза я смотрела на руки Данилыча, осторожно снимающие ленту со среза. Вот он, момент истины! Последний виток, и нам открылась ровная гладкая кора стволика, с едва заметным рубцом в местах надрезов. Почка выглядела прекрасно и, как мне показалось, даже чуток увеличилась, норовя выпустить кончик листа.
- Машенька, ну что ты! – обнял меня дед. – Ты ж мое чудечко! Не плачь. Ты что, сомневалась, что получится? А я вот знал, что все будет прекрасно.
К слову сказать, я и не заметила, что у меня слезы текут. Ну, и на самом деле не очень верила, это как в Деда Мороза в девяносто лет поверить. Я стояла молча с открытыми глазами и не могла унять слез, которые текли по щекам и уже капали деду на майку. Боялась, что если открою рот, то разрыдаюсь, как истеричка. Поэтому уткнулась лицом деду в плечо и обняла за шею. Он счел это приглашением взять меня на руки, что и выполнил незамедлительно. Данилыч оставил деревцо с открытой «ранкой», подобрал обрезки снятой ленты и пошел вслед за нами. Думаю, он уже не раз видел подобные эксперименты, он же занимается с Хранителями, а это их сила, их работа. Поэтому, уже под повязкой все видел и не беспокоился за результат. Ну а я просто перенервничала.
* * *
Глава 5. ч.2
Вечером я долго не могла заснуть, ворочалась в кроватке, крутилась с боку на бок, потом решила, что ни к чему терять драгоценное время, лучше посидеть на террасе с айпадом. И, открывая дверь из комнаты, услышала голос Данилыча, беседующего с кем-то в полумраке гостиной.
- Меня очень беспокоит Машино состояние. Ее перепады настроения. Она всегда такой была? Хотя, дети обычно отличаются этим, но за Машей я подобных всплесков не замечал. Конечно, я ее еще мало знаю.
Безусловно, я не хотела подслушивать, оно само так вышло. Я замерла.
- Нет, Машенька очень уравновешенный ребенок. Мне иногда кажется, что это и не ребенок вовсе. Маленький взрослый человечек.
Маргарита! Вот это да! С Данилычем обсуждает меня! Она ведь так тонко все чувствует, вот и про меня как правильно сказала – маленький взрослый человечек. Что же делать? Признаваться? Нет, ни за что! Чем это поможет мне? Им? Пусть эта тайна останется только моей!
Я потихоньку отступила от двери, не прикрывая, чтобы не скрипнула ненароком, и снова легла в кроватку. Сна ни в одном глазу. Нет, я ничуть не переживала, что моя тайна раскроется. Во-первых, никто ничего не знает, разве что тот, кто определил меня сюда. А во-вторых, ну и что теперь, даже если и знали бы? Только мне дискомфорт, а для остальных я все равно малышка, ребенок.
Мысли постепенно приняли другое направление обратились на мои эксперименты. Ведь по сути ничего нового. Гипноз, сверхчувствительность отдельных людей, тех же лозоходцев, и, так называемых, экстрасенсов, и лечение наложением рук – все это не только давно известно, но и широко практикуется в нашей жизни. Более того, теперь я понимаю, что это доступно практически каждому в той или другой степени. Хотя бы взять дитя и мать, которая понимает его проблемы на каком-то другом, не видимом всем уровне. А побитые в детстве коленки, боль из которых уходит при одном мамином поцелуе? А влюбленные, чувствующие друг друга на любых расстояниях? Да мало ли…
Так чем отличается Хранитель от простого человека? Что есть во мне, чего нет в другом ребенке? Прошлый опыт я здесь не считаю, ничего там выдающегося не было. Или, как в любом таланте, здесь тоже необходим один процент способностей и девяносто девять труда? Я, конечно, трудоголик, что в той, что в этой жизни, но таких пруд пруди. И что может один человек, даже сверх одаренный, в глобальном масштабе? Нет, не дано мне понять, по крайней мере, пока.
А может, я вообще ошибка мироздания? Сбой в работе? Может же и во вселенских пределах какой-нибудь выверт быть?
Эвон куда меня занесло! Давай-ка, Маша, спать – скомандовала я себе – завтра снова упражняться. Хорошо вон магам – дунул, плюнул, заклинание там прочел…
Стоп! Это Я сейчас думаю? О магах так спокойно? Словно это само собой разумеющееся? Да… Маша, растешь на глазах…
Растревоженные подслушанным разговором мысли никак не желали угомониться и сновали в голове юркими ящерками, не позволяя сосредоточиться ни на одной из них.
Совсем скоро, буквально через два дня, должна завершиться эпопея с лишением моих родичей родительских прав и удочерением меня, любимой. Теперь я буду Игошиной Марией Алексеевной. Как-то, Татьяна Васильевна помягче звучало. Ну, да не в имени дело. Старшенькая – хихикнула я в подушку – а там и младшенький подоспеет. Успею только увидеть его, и уезжать придется. Данилыча вот обратно требуют. Но это понятно, там у него целый выводок ребятни, Катя сама еще, считай, ребенок.
