Но добраться до него довольно сложно, и я не придумала ничего лучше, чем поучаствовать в рискованном состязании исторических рукописей. Те, кто выбыл в первом туре, уже давно трудятся в южных колониях. Кто не прошёл второй, лишены титулов и защиты. В финале оказались пятеро, и ставки гораздо выше: худшего казнят, занявшего предпоследнее место вышлют из страны. А тройку победителей ждёт приём в доме мистера Мати, смежном с его мануфактурой, и особые условия издания.

Как я сделаю это?..

***

Улица встречает пасмурным небом и свежим ветром, который треплет волосы и вырывает из рук саквояж; нужно пройти до каретного сарая. Меня уже не сопровождают, как в первые дни, и я действительно научилась неплохо ориентироваться в верхнем городе. Мощёный тротуар, сметённые к обочинам сухие ломкие листья всех оттенков ржавчины, лиловые масляные фонари и высокие каменные дома с витками перил, вычурными подоконниками, кариатидами вдоль фасадов и громадными воротами для карет, схваченными тусклыми медными и железными скобами.

Нужные мне ворота уже раскрыты. Карета ждёт.

Яна скинула туфли и ступила на ковёр. Несмотря на гудящую ядовитую тревогу, она подумала о том, как приятно мелкий ворс гладит босые ступни. Но вряд ли это было сделано ради удобства инженеров. Андрей говорил, дело в статическом электричестве: на ковре особый электроворс, нанесённый на клей поверх резины. Это покрытие идеально для экспериментов с внутренней энергией вещества.

Ища успокоения, Яна привычно провела рукой по синтезатору волн. Ладонь ощутила ребристую поверхность, пальцы ловко, на автомате, пролетели над иглами записи и прошлись по пульсирующему наэлектризованному экрану из жаропрочного стекла. До некоторых пор это удивляло её больше всего: почему об оборудовании для экспериментов заботятся больше, чем об инженерах? Да, оно ценно, и некоторые приборы уникальны. Но ведь можно было сделать хотя бы видимость того, что ключевой герой этой комнаты, господин главный инженер, тоже важен…

Она подошла к стеклянной дверце, последней преграде перед идеально тихим, стерильным и самым охраняемым квадратным метром в стране. Что ж, сейчас она внесёт сюда тысячи чужеродных элементов, иной воздух, иной ветер. И, если всё получился, иной ветер подует всюду.

Ещё два выверенных шага, и она оказалась в самом ядре лаборатории. И время сомневаться кончилось, потому что если бояться, не сделать этого никогда. Яна Андреевна, главный инженер, движением неловкого подмастерья-пианиста запустила ряд тумблеров. Под потолком пробежала стремительная лента датчиков: зелёные окошки загорались одно за другим. Когда лента замкнётся и показания стабилизируются, об этом дадут сигнал на пульт управления — по форме 008, «старт эксперимента». А значит, у неё останется не больше полуминуты, чтобы сделать задуманное. А потом они придут… Или не придут.

В ладони ударил привычный холод, за ним разбежалось мелкие иголки, будто она пыталась встряхнуть затёкшей рукой. Всё знакомо, всё быстро, сегодня всё получалось удивительно легко… Чувствуя, как упругое поле уже начинает сводить с ума датчики, Яна наконец разглядела в руках лёгкое, невесомое вещество. Плод её десятилетнего труда.

Она обернулась к стеклянным дверям и улыбнулась.

«Я жду вас. Теперь вы можете приходить».

Часть I. Анна Отверженная

— Забудем дорогу домой! День, когда мы отречёмся от новой родины, будет концом планеты. Но время печали не придёт, если никто не помыслит о прошлом!

Она не в силах забыть о прошлом, но она рада покинуть его, удаляясь на скорости в десять световых. Космос остужает, космос опустошает, но в её памяти всё ещё горят костры.

Ведьма, гудит толпа. Ведьма. Ведьма!

Судья перед ней тёмен, он строг и немногословен, он помнит её воином, освободившим город.

— Выбирай, колдунья: колодец греховного будущего или новый огонь!

Она стоит под куполом небес, не боясь выбора. Имя ей Анна, и она выбирает будущее, а латы скрипят о камни, когда её толкают в колодец. Глубина швыряет в лицо гниль и крик. Верно, это кричат грешники в будущем. Ветер свистит яростней, чем толпа; пальцы скользят по эфесу, кровь на мече липка и горяча. Анна с железным хрипом выхватывает клинок и несётся вниз, пронзая тьму остриём.

Огнём и мечом расчищая путь.

— Что ты задумала, Анна?! — воет над нею суд. — Покайся!

Перед ней звенящая глубина. Ближе! Анна железным булыжником нападет на воду, грудью врезаясь в ледяные волны.

— Ведьма! Ведьма! — разносится высоко и свирепо, а следом в колодец летят факелы и камни.

Впереди чернота. Воет прошлое.

Часть II. Анна Отражённая

Ты — новая Анна. Ты Анна, взошедшая на костёр, прошедшая сквозь огонь. Ты Анна бессмертная, изгнанная, несожжённая, которой не будет конца на новой планете.

Мир там будет цветущ и горяч. Мир, реки которого текут кровью, не может не быть прекрасен. Ты, с которой не справился огонь, ты, низвергнутая в колодец, ты — избранная звёздной силой! Творец нового мира.

Сон твой зыбок, как космос, как пламя, пропитан страхом.

На корме кричат; верно, это механики. Дежурство в рейде — их шанс оплатить дорогу на новую планету, которую тебе под силу очистить от скверны — властью и лазером.

О борт чиркает комета; вибрация стен встряхивает криокапсулу. Ты вздрагиваешь в горячке сна, но усыпитель крепок, а механики начеку. Ты спишь.

Космос распускается над тобой чернилами Вселенной-каракатицы, ты лежишь под куполом криокапсулы, а они проникают, пластами обрушиваясь на грудь.

Корабль несётся в плазме, остриём пронзая горячую тьму. Метеориты рвут обшивку; ты спишь; за тобой летят космические огни и камни. Крики сливаются в белый шум, вспышки сплачиваются в полосу покоя. Впереди белизна.

Звенят двигатели.

Часть III. Анна Весна

Идём на посадку.

Вспыхивают огни галактик; сыпет каменный град. Мы ещё составим сносный погодный график, устроим на новой планете всё, как должно.

Почвы станут плодородны, и яблони зацветут крестами холодного дыма.

Земля, реки которой текут кровью, не может не быть прекрасна. Я стою под стеклокуполом шлюза, за мной армии прошлого, но оружие моё против хаоса, против неверных — память и правда.

Анна имя моё, Анна и правда, Анна и… Что за крик?

— Бунт на корабле!

Нет. Это не бунт. Это страх, страх моего нового народа.

— Забудем дорогу домой. День, когда мы отречёмся от новой родины, будет концом планеты. Но время печали не придёт, если никто не помыслит о прошлом! Отступники — изгои!

Шипят, растворяясь, шлюзы, ужас и огонь пляшут в зрачках изгнанников, посмевших смутить покой. Секунда — и они исчезают в диком колодце прошлого.

Бурлит топливо в жерлах корабля. Секунда — и световые годы позади. Впереди весна. Весна, чистая от скверны.

Маленький мишка в вязаных штанишках жевал конфеты, сидел в витрине и глядел на вечерний Город. Улицы сияли огоньками, мерцали гирляндами, сверкали мишурой и звёздами из золотой фольги. Мишка болтал лапами, восхищённо провожая глазами торопливых прохожих.

Вот прошла Золушка, укутанная в платок из шотландки; пробежала Белоснежка в ажурной шали. А вот перебегают по зебре Элли и Красная Шапочка, в пёстрых шубках, румяные с мороза, улыбчивые и щебечущие.

Медвежонок вздохнул, подумав, что и ему хочется в Город. Волшебная витрина хороша, в ней есть чудо-горы, алые поезда, пещеры, кареты, фейерверки, и новогодние лимонадные водопады, и витые свечи, и даже часы, способные остановить время. Но ей никогда не сравниться с Городом, в котором сверкают огни, звучат рождественские песни, звенят колокола, а с сияющего звёздного неба падает самый настоящий снег. Не из хрусталя или ваты, а… А из чего? Медвежонку так хотелось узнать, каков он на вкус, потрогать его лапкой, попробовать на язык. Но стоит ему выйти из Волшебной витрины — и он вновь станет всего лишь игрушкой, милой, забавной, но неживой.