На другом кастинге мне пришлось с трудом сдерживать рвотные позывы, когда один очень худой дизайнер подошел ко мне, чтобы булавками заколоть наряд, который меня попросили примерить. Он пах так же отвратительно, как и выглядел. Создавалось впечатление, что он тоже сидит на каких-то сильных препаратах – он постоянно проводил руками по волосам и чесал голову так, что перхоть термоядерным облаком вылетала из нее, медленно оседая на черной рубашке. Он целую вечность дергал ткань моего платья в разные стороны, и мне казалось, что меня вот-вот стошнит прямо на него.

Тем не менее главный приз за абсолютный вынос мозга, вне всяких сомнений, достался директорам по кастингу из модного дома Calvin Klein. Маида и Рами были чемпионами по действию на нервы. Это было живое гротескное воплощение Лорела и Харди,[11] только одетых в одежду без каких-либо половых признаков (тюрбаны, платья, макияж) и полностью погруженных в свою маленькую игру, частью которой была истерическая любовная клоунада. Тыкая в нас пальцем, они отбирали группу из пяти человек, абсолютно не обращая внимания на порядок, в котором мы приехали. «Ты, ты, ты, ты и ты. Ой, нет, не ты. Вот ты!» А затем нас отправляли в маленькую раздевалку, где на забитых до отказа стеллажах нас ожидали наши наряды. «Этот – тебе, а тот – тебе». Как будто они играли в куклы! Мне досталось очень красивое маленькое черное платье, которое я уже почти надела на себя, когда стоявшая рядом девушка вдруг предложила мне поменяться. Ей выпало светлое, скорее полупрозрачное платье. «На мне черные стринги, и это все, на что они обратят внимание!» Я ответила, что это черное платье выбрали для меня и что меняться, возможно, не самая лучшая идея. «Ну, тогда, может, махнемся трусами, ты не возражаешь?» Я была ошарашена. Неужели эта девушка не знала, что белье светлого или телесного цвета было правилом номер один в этой профессии? Я отказалась меняться с ней трусами. Она подумала, что я поступила с ней ужасно. Для меня же ужасной была сама идея надеть на себя чьи-то чужие трусы.

Мы вышагивали под отрешенными взглядами наших двух буйно помешанных надзирателей, которые больше крутились по сторонам, чем наблюдали за нами. И никому из нас в голову не пришло сказать что-то против. Как только этот цирковой этюд подошел к концу, нам вернули наши портфолио.

Кажется, именно в тот день я утешала высокую бледную девушку с очень красивыми длинными рыжими волосами, которая вдруг вся затряслась, а потом разрыдалась, постоянно шепча: «Я не смогу. Я не знаю, как нужно ходить правильно. Я не смогу». Как я ее понимала! Я постаралась приободрить ее, как только смогла, пуская в ход некоторые из советов Эвелин – расслабленные плечи, плавные бедра, никаких кистей-конструкторов. Но главное, я повторила ей бесценные слова Питера, которые настолько помогли мне тогда, во время нашего совместного ужина в Беверли-Хиллз: «Если ты не будешь относиться ко всему как к игре, это тебя убьет». Она посмотрела на меня как на инопланетянина, а потом стала благодарить за то, что я была «настолько добра» и потратила столько своего времени, чтобы ее утешить и подбодрить. «Не стоит, это нормально!» – «Возможно, но в этом сумасшедшем мире люди ведут себя настолько не по-человечески, что ты уже начинаешь забывать, что действительно является нормальным».

А затем вдруг среди всего этого толпящегося безумия ты краем глаза ловишь летящую звезду – нереальной красоты девушку, излучающую что-то особенное, одновременно светлое и сильное. Что-то искрящееся и очевидное. Она появляется, как будто очень спешит: безупречно причесанная, безупречно накрашенная, безупречно одетая. Свободная ото всех обязательств на эти стандартные черные обтягивающие джинсы, она приходит на кастинг в симпатичных сексуальных шортах и привлекательном топе. На ее ухоженных ногах нет ни намека на волосы или прыщики. Ни грамма изъяна в тончайшей коже лица, ни тени сомнения в ее изысканном вкусе. Сама роскошь и совершенство. Директор по кастингу выходит лично ее поприветствовать, говоря по-французски с таким ужасным акцентом, что меркнет в глазах: «Констанс! Какое счастье, что ты смогла освободиться! Пожалуйста, проходи. Как поживаешь, моя дорогая?»

Это была Констанс Яблонски – одна из ведущих французских топ-моделей на тот момент, победительница конкурса «Elite Model Look» 2006 года, муза модного дома Estée Lauder и Victoria’s Secret, что самое главное. Она была всего на год старше меня, а за ее плечами была уже блистательная карьера. Карьера, сделать которую я безумно хотела сама.

Чем ближе наступала Неделя моды, тем больше все начинали сходить с ума. Я была абсолютно измотана и издергана. Я не понимала, как Олимпия и Мадлен, которые, насколько я слышала, каждый день приходили домой почти в два часа утра, могли еще держаться на ногах. Я никуда не ходила вообще. Неделей раньше Эмиль пригласил нас всех к себе домой – в квартиру на крыше дома, расположенного в одном из самых крутых районов Сохо. Проще говоря, собрал нас всех поговорить, потому что в действительности все пришли со своими контейнерами с салатами, купленными в гастрономе рядом с его домом. Надо признать, что так было намного проще, потому что мы могли следить за тем, что едим, и не поддаваться искушению и увиливать от диеты. Я приехала первая и, когда он открыл дверь, была ошеломлена. Не знаю, зарабатывал ли он столько денег благодаря модельному бизнесу, чтобы приобрести такую квартиру, но место было просто умопомрачительное: огромная светлая гостиная с выходом на таких же размеров отделанную тиковым деревом террасу, с которой открывался восхитительный вид практически на весь Манхэттен. «Посиди тут, пока я приму душ». Сказав это, он тут же начал раздеваться прямо в моем присутствии. На какой-то момент я почувствовала себя очень неловко, и, успев только заметить, что под его льняной рубашкой скрывался весьма накачанный торс, я вылетела на террасу, не оглядываясь назад и надеясь, что другие скоро приедут.

Конечно, ничего не произошло. Эмиля явно забавляло мое смущение. А я тут же вспомнила, насколько неловко чувствовала себя, когда всего несколькими неделями ранее приехала впервые в захудалую студию Гилада в Париже. Казалось, прошла целая вечность. Я не знала до конца этот мир, но то, что я успела заметить, окончательно убедило меня в необходимости держаться подальше от этого странного окружения, наполненного всякого рода сомнительными типами, рыщущими хищниками и запрещенными веществами. Я чувствовала себя как маленькая девочка, которую случайно катапультировали в мир взрослых людей. Поэтому, когда два часа спустя все закончили свой аперитив (пепси макс в моем случае) и Людмила объявила о том, что все отправляются на вечеринку к Квентину («Надеюсь, ты прихватила купальник, Виктуар? Увидишь, у него потрясающая квартира с бассейном на крыше дома. Там устраивают просто сумасшедшие вечеринки…»), я отказалась от приглашения. Я была совсем не готова к «сумасшедшим вечеринкам» на крышах нью-йоркских домов. А самое главное, у меня не было на это никакого желания. Я чувствовала себя замерзшей и уставшей и страстно желала отправиться домой, чтобы позвонить маме.

Я ужасно скучала по ней. Мы обе считали дни, когда я вернусь в Париж. Время тянулось нескончаемо. Весь день мы обменивались сообщениями, а вечера напролет проводили, болтая по телефону, до той самой минуты, пока таблетка снотворного не начинала действовать. У меня ныли и болели ноги, желудок, а самое главное, вся кожа, и с каждым днем это становилось все невыносимей. Когда вечером я ложилась спать, мне казалось, что у меня разрывается вся спина, как у змеи, сбрасывающей свою кожу.

К счастью, среди всего этого безумия мне доводилось переживать приятные и необычайные моменты. На меня обратил внимание Рассел Марш – один из самых влиятельных кастинг-директоров во всем модельном бизнесе. Каждый год в начале сезона он отбирал двух или трех новичков, которых брал к себе под крыло и превращал в элитных моделей. Одним из таких новичков стала я, и посему по его просьбе я посещала кастинги абсолютно всех дизайнеров, с кем он работал. И их было немало! Это была огромная радость и даже честь – быть выбранной из такой огромной толпы других моделей, что в какую-то минуту я даже начала верить в то, что Себ далеко не переоценил мои шансы на построение исключительной карьеры в качестве элитной топ-модели.