Потом я встретила Кейт, очаровательную канадку, которая не меньше меня обрадовалась знакомству с человеком, кто мог разговаривать на французском среди всего этого англосаксонского мира. Затем к нам присоединилась Полин, милая девушка из Бельгии, тут же посвятившая меня в исторические тайны и политические интриги своей страны, а следом за ней – Селеста, восхитительная и добрейшей души блондинка из Голландии, мечтавшая, как и я, стать актрисой. Все мы были одного возраста, и у нас было много общего в прошлом. Возраст большинства моделей колеблется в диапазоне от 14 до 16 лет, поэтому встреча с уже более-менее зрелой и образованной личностью, чьи амбиции идут дальше приглашения на модный показ или в рекламную кампанию, является большой редкостью! Мы с Селестой быстро подружились. Она вертелась в этой сфере уже около года и уже производила впечатление человека, который повидал все, что может только предложить этот маленький мир. И она ненавидела все это. Когда она призналась мне, что самым тяжким испытанием для нее было чувство одиночества, я сама почувствовала себя менее одинокой. Пожалуй, самым странным было то, что меня окружали толпы людей, всегда с заготовленными словами типа «моя дорогая», «детка» или «малыш», но я никогда еще в жизни не чувствовала себя настолько изолированной от всех.
Дни и ночи напролет я дрожала от холода и одиночества, несмотря на несметное количество людей и удушающую нью-йоркскую жару. Было настолько тяжело, что я до сих пор не понимаю, как выдерживала все это. Каждую ночь я засыпала в слезах. К счастью, мама всегда была со мной, хоть и на другом конце провода. Она утешала, подбадривала меня и придавала мне силы идти вперед. Иногда мне страшно хотелось все бросить и уехать домой. Она уговаривала меня остаться, чтобы хотя бы посмотреть, отобрали меня для каких-либо показов или нет. «В конце концов, ты там именно ради этого. Кастинги скучны и трудны, но если на показ выберут тебя – это будет гениально!» Луи предупреждал меня о том, что решения всегда принимались в самый последний момент. Модели сообщали об этом за день до показа, в лучшем случае – за два. Все было непредсказуемо. «Но если дело выгорит, это будет как грандиозный салют, вот увидишь!»
* * *
Пока же в ожидании салюта я мчалась с одного кастинга на другой, вдоль и поперек исколесив весь Нью-Йорк и при этом не имея о нем большего представления, чем то, что умещалось в окне моего такси. Когда выдавался шанс, я ходила пешком. Для фигуры это было полезно, к тому же так можно было хоть немного подышать свежим воздухом. К счастью, еще во время путешествия с моей семьей мы смогли немного побродить по городу, так что в памяти у меня остались кое-какие знаковые места и счастливые воспоминания…
У Селесты случилась огромная неприятность. Она настолько страдала от одиночества в первый год, что завела себе совершенно очаровательную маленькую собачку, с которой везде ездила вместе, – своего рода Юки, с тем лишь исключением, что она была живой! Но в начале недели собака заболела и чуть не умерла. Селесте пришлось пропустить практически неделю кастингов, включая один очень важный для нее, чтобы возить собаку в ветеринарную клинику на лечение, что, помимо всего прочего, вылилось в немалую сумму денег. Чуть позже она узнала, что две русские девушки из ее же агентства, жившие с ней в одной квартире («Знаешь тот тип людей, которые готовы подставить тебе подножку и сбросить с лестницы, лишь бы заполучить твое место?»), нарочно кормили собаку сладостями, чтобы та заболела и чтобы Селеста не попала на тот самый важный кастинг. Это было какое-то безумие! В этой профессии было полно реально больных людей! Селеста отомстила им, как только смогла: она взяла их кисти для макияжа и тщательно вычистила ими собачью подстилку. Через два дня кожа на их лицах полностью покрылась прыщами. Счет сравнялся…
Хотя отношения между мной, Олимпией и Мадлен не становились лучше, до такого, к счастью, мы еще не дошли. Они относились ко мне по-настоящему плохо, но в глубине души я в чем-то их понимала. Возможно, их раздражала та часть меня, которая стремилась стать прилежной моделью, но я ничего не могла с этим поделать. Несмотря на цифры на весах, мне постоянно не хватало легкости. Пугающая мысль о том, что я что-то делаю неправильно, держала меня в постоянном напряжении. И единственный верный способ преодоления этого напряжения заключался в том, чтобы стать лучшей, абсолютно лучшей, раздражающе лучшей. И я видела, как это выводило их из себя. Возможно, они не воспринимали бы все так болезненно на свой счет, если бы Себ перестал нас постоянно сравнивать: «Посмотрите на Виктуар – она разве ест? Посмотрите на Виктуар – она всегда ложится спать рано. Посмотрите на Виктуар – она…» Будь я на их месте, меня бы тоже такое бесило!
События достигли своего апогея в тот день, когда он обнаружил спрятанные на кухне сладости. Он регулярно рылся в их вещах, дабы убедиться, что они не едят ничего запрещенного, как будто он был их отцом, а им было по 12 лет. Он тут же устроил сцену: «Какого успеха, по-вашему, вы добьетесь, если не перестаете жрать? А потом вы удивляетесь, что вас не зовут ни на один показ! Даже на кастингах вы уже никому не интересны. Какой смысл тут торчать, если повсюду получаете одни отказы?» Мне стало так жалко этих бедняжек.
На следующий день в перерывах между кастингами мне удалось перехватить Себа, и он пригласил меня на обед в ближайший салат-бар. Он загрузил свою тарелку доверху и проглотил все это прямо на моих глазах, пока я поклевывала три шпинатных листочка и мини-порцию куриной грудки без соуса, отодвигая на край тарелки гренки и стружку пармезана. «Ты настоящий профи, Виктуар. Именно это я пытаюсь вдолбить девочкам в голову, однако до них, похоже, не доходит». Я ухватилась за его слова и попросила прекратить всевозможные сравнения, потому что они только усложняли наши с ними взаимоотношения. Естественно, в тот же вечер он решил устроить им выволочку еще и за это. Парень был настоящей скотиной!
* * *
Аллилуйя, я влезла в одежду! Некоторые дизайнеры просили нас примерить некоторые образы прямо во время кастинга. Когда это случилось впервые (мне предложили надеть пару шелковых брюк), маленький голос в моей голове истошно закричал: «Ты слишком толстая, ты в них ни в жизнь не поместишься. Если будешь продолжать есть, они на тебя не налезут!» Но они налезли, причем очень легко. Чтобы уверенно помещаться в одежду, нужно было удерживать вес в 47 килограммов. Все будет хорошо до тех пор, пока я буду оставаться в этом весе.
Дела у меня явно шли хорошо. Луи и Эмиль были довольны. Они рассказали мне, что им приходили великолепные отзывы о моей кандидатуре и поступало все больше и больше звонков с приглашением на новые кастинги, так что, все всяких сомнений, меня должны были отобрать для огромного количества показов. Я надеялась, что они были правы и что все, через что приходилось пройти, не было впустую…
Кастинги всегда давались тяжело. Мы стояли все вместе в полной духоте, как стадо коров, разодетых в одинаково облегающие черные джинсы и такие же обтягивающие топы. Переминались с ноги на ногу на своих высоченных каблуках и жадно ожидали, когда одним взглядом тебя оценят с ног до головы. Как правило, девушки проходили в том порядке, в котором приезжали. Каждое утро я получала новый список мест, где Квентин красным маркером помечал те кастинги, которые я должна была посетить в приоритете. Я всегда старалась прибежать первой, чтобы по максимуму сократить время ожидания, но частенько все шло совсем не так, как мне того хотелось. Только кастинг-директор – всемогущий бог – имел право решать, как все будет проходить. Порой мы ждали своей очереди часами только ввиду плохо организованного процесса или того, что большой начальник хотел потешить свое самолюбие.
Однажды мне пришлось ждать кастинга в одном очень странном, полуразрушенном и абсолютно пустом месте площадью в триста квадратных метров. На полу была расстелена ярко-красная ковровая дорожка, начинавшаяся от самого входа и заканчивавшаяся где-то в глубине комнат, где она поворачивала направо и проходила перед каким-то странным, слишком возбужденным типом, постоянно кричащим: «Да-а! Вот так! Пошла, пошла! Обожаю тебя, детка!» На входе какая-то женщина брала у нас портфолио и композитки, а потом громко давала команду: «Твоя очередь! Вперед!» И я тут же шла своей спешащей нью-йоркской походкой под ярким светом огромных прожекторов и громкими щелчками затворов фотокамер, издаваемых тремя фотографами одновременно. Чем ближе я подходила к странному типу, тем более взволнованным он становился. Я не знала, может, он употреблял какие-то наркотики или страдал умственным расстройством, но, честно говоря, выглядело это весьма пугающе. Я выползла с этого кастинга, как после просмотра фильма ужасов – эмоционально полностью опустошенная!