Пока же мою «карьеру» трудно было назвать разрушенной. Свой парижский сезон я начинала с показа коллекции Николаса Андреаса Таралиса, проходившего в Токийском дворце,[19] втиснутая в рваные черные джинсы, рубашку-камуфляж с короткими рукавами и застегнутую до самой последней пуговки, а также высокие сапоги. И все это в атмосфере надвигающегося апокалипсиса, создаваемого строгим звоном колоколов. Вслед за этим состоялся показ Дамира Домы, бельгийско-хорватского дизайнера, на кастинг к которому я даже не ходила – за отбор моделей для дефиле отвечал Самуэль Дрира, тот самый французский модельер, к которому я ездила ночью в Нью-Йорке. Он выбрал меня не раздумывая и не вызывая на дополнительные просмотры. Мы дефилировали в одном из залов Национального музея естественной истории среди уникальных минералов и сокровищ Земли.
Следующим в очереди был монастырь кордельеров,[20] где я должна была дефилировать в рискованных «графических абстракциях», сделанных из эксклюзивной кожи и придуманных гениальным умом Анн Демельмейстер, которая не поленилась раздать каждой из нас схему подиума, из опасения, что мы можем пойти не в том направлении! Несомненно, она полагала, что в комплекте с тщательно отобранными телами не шло ни грамма мозга.
Между показами продолжались кастинги: график был безжалостно плотным. Я провалила кастинг у Сони Рикель, потому как не знала, что она, как и я, терпеть не могла моделей, ходящих только по прямой и пребывающих в вечно унылом образе. Я так и не рискнула показать ей свой характер. Не решилась я хлопнуть дверью и на кастинге в Vuitton, где в какой-то тяжелой и удушающей атмосфере нас попросили предстать в одних только трусах и на высоких каблуках. Мне запомнился и сильно понравился кастинг у Кастельбажака, пульсирующий и радужный, как стены комнаты, в которой нас всех собрали. И еще я жутко хотела попасть на показ Wunderkind – бренда голландского дизайнера Вольфганга Йоопа, который создал удивительную коллекцию, перекликающуюся с вселенной Тима Бертона и его «Алисой в стране чудес».
Перерыв в кастингах был сделан только ради участия в сессии макияжа, которая проводилась в Céline и на которую Фло возлагала такие большие надежды: «Это здорово, Виктуар! Говорю тебе, тебя заберут на показ!» На фоне того, что я пережила в Prada, мне казалось, что я попала в какую-то сказку. Все парикмахеры и визажисты были из Франции, очень внимательные, заботливые и милые, полностью соответствующие имиджу одного из ведущих домов моды. Все проходило в атмосфере спокойствия и полного умиротворения. Именно в тот день я познакомилась с еще одной французской моделью, Сьюзи, чья худоба не столько поразила, сколько напугала меня. Сьюзи рассказала мне, что она в этой профессии уже четыре года и, несмотря на все свои старания, так и не смогла добиться, чтобы ее объем бедер стал меньше 91 сантиметра. «Ничего не могу с этим поделать – вот такая широкая кость. Поэтому на дефиле меня никогда не выбирают, куда там мне до 32-го размера, если я даже в 34-й не помещаюсь». Я просто не нашлась, что сказать, когда она призналась мне в том, как ее букер из Elite, милая и добрая Солен, прямиком заявила ей: «Лучшее, что ты можешь сделать, – это найти себе богатого парня и выскочить за него».
Когда моя прическа и макияж были закончены, я пошла показать результаты Фиби Фило. Она встретила меня своей обворожительной улыбкой и тихо сказала: «Здравствуй, Виктуар!»
Параллельно с этим меня отобрали на фитинг в Miu Miu – на целый день я отправлялась на растерзание к этой ведьме! Однако меня поджидал разительный контраст. К моему огромному счастью, следуя четким указаниям мадам, иголки в меня теперь втыкал Оливье – ее правая рука и мой ангел-хранитель, так что самого худшего мне удалось избежать. Он даже почтительно пригласил меня на обед: я получила официальный доступ к столу, на который в прошлый раз совершила свой дерзкий рейдерский налет. Он, как мог, защищал свою начальницу: «Знаешь, она прекрасный человек. Возможно, иногда она бывает несколько грубоватой, но она невероятно талантлива. И потом, она все-таки модельер высшего уровня, она должна поддерживать свой статус, сохранять образ недосягаемой персоны. Это всего лишь часть игры». Я тут же подумала о деликатной элегантности Фиби, но не рискнула возражать ему: он работал на Миуччу и выносил все ее причуды уже более десяти лет, а такое, наверно, бывает неспроста.
* * *
Вечером 2 октября я была дома и, как обычно, готовила чай для Лео, когда позвонила Фло: «У меня есть для тебя хорошие новости и плохие новости – ты какие хочешь вперед?» Хорошее я всегда предпочитала оставлять на закуску. «Итак, я отменила показ коллекции Wunderkind на завтра, потому что тебя выбрали для показа в Vuitton, а они идут параллельно в одно и то же время». О нет! Мне так хотелось еще разок побывать в стране чудес и уж точно не хотелось возвращаться к этим хамам, которые заставили нас ходить голышом, чтобы получше разглядеть. «Зато пришли заявки на твое участие от брендов Leonard, Vanessa Bruno и Collette Dinnigan». Что ж, это было очень даже здорово. С некоторыми из них я уже успела поработать, так что сезон можно будет назвать удачным.
«Но главное, Виктуар, ты будешь участвовать в показах коллекций… Alexander McQueen и CÉLINE!!!»
Вперед, к свету
Когда я приехала к месту показа Céline, технические работники вносили последние штрихи в оформление зала, где они соорудили огромное, абсолютно белое пространство, через которое змейкой извивался подиум, обрамленный многоуровневыми рядами кресел для зрителей. За фальшстенами были спрятаны гримерки и раздевалки, где вся команда уже бегала и суетилась вокруг абсолютно спокойной и сосредоточенной Фиби Фило. Режиссер поприветствовал меня так, будто я была особо почетным гостем. «Здравствуй, Виктуар! Как твои дела? Следуй за мной. Фиби приготовила для тебя подарок». На специально отведенном для меня месте, равно как и на местах, обустроенных для других моделей, лежал огромный подарок, на оберточной бумаге которого было написано мое имя. Когда я открыла сверток, то обнаружила внутри роскошную сумку из новой коллекции – ту самую сумку, которую многие модницы могли купить только в своих мечтах и то только тогда, когда она будет выставлена на распродажу. Фиби выбрала эту сумку специально для меня – каждая из девушек получила по разной сумке – и вложила написанную от руки записку, объясняющую ее выбор: «Для Виктуар, олицетворяющей собой элегантность и характер французской женщины». Великолепным подарком была сама возможность войти в число тех немногих, кто участвовал в этом показе, а теперь я отправлюсь домой еще и с уникальной дизайнерской вещью!
Я познакомилась со своей ассистенткой Лолой, которая никак не могла поверить в то, что я с ней разговариваю. «Знаешь, большинство моделей обращаются с нами так, как будто мы пустое место. Или того хуже… Следи за мной!» Через два кресла от себя я увидела Фрею – любимицу многих дизайнеров и музу Карла Лагерфельда. В отличие от меня, кто был приятно удивлен полученным подарком, она разворачивала его с огромной долей пресыщенности во взгляде. Лола подмигнула мне. Безусловно, Фрея должна была поддерживать свой статус элитной модели, культивируя это превосходящее и снисходительное отношение ко всему вокруг, что, видимо, считалось хорошим тоном в этом удивительном мире моды. Я сказала Лоле, что не перестаю удивляться тому, что модели, с которыми обращаются так ужасно дизайнеры, стилисты и директора по кастингу, в свою очередь не брезгуют пренебрежительным отношением к своим визажистам и ассистентам. Как будто тем самым они пытаются сохранить странную традицию, по которой нужно заставить пережить кого-то другого то, что ты переживал сам.
Фрея пристально смотрела на меня, возможно, потому, что я никак не могла оторвать взгляд от ее странного тела. Все ее кости торчали наружу, пробиваясь из-под кожи, местами украшенной татуировками. Она сидела голая, и можно было увидеть, что от ее груди не осталось ничего, кроме сосков с пирсингом. В сочетании с бесконечными бледными руками и ногами это придавало ей какой-то экстраординарный, практически чудовищный вид. Она была поразительной. «Если бы ты знала, как она с нами обращается», – прошептала Лола.