Той же осенью он записался в Колумбийский университет, где его мать работала уборщицей и поваром в доме братства «Сигма-Ню». Особой успеваемостью он не отличался, и даже завалил экзамен по немецкому, который был его родным языком. Экзамен по английскому он тоже завалил, правда, тригонометрию сдал. Но его неуспеваемость объяснялась скорее плотным графиком, а не недостатком ума и сообразительности. Каждый день ему приходилось вставать на рассвете, убирать в столовой и ехать полтора часа на автобусе. После этого он несколько часов проводил на занятиях, за которыми следовали тренировки по бейсболу или футболу, в зависимости от сезона. После душа и быстрого ужина он возвращался в столовую, чтобы прибрать столы и помыть посуду.
В 1923 году он записался в команду «Янкиз» и через два года стал ее полноценным членом. 1 июня 1925 года он вышел на замену игрока Уолли Пиппа и с тех пор на протяжении четырнадцати лет не пропустил ни одной игры вплоть до мая 1939 года. Всего он принял участие в 2130 последовательных матчах, и этот рекорд продержался шестьдесят четыре года.
Тай Кобб из детройтских «Тайгерс», самый непредсказуемый и неуравновешенный бейсболист, с первой же встречи невзлюбил Герига за его робость, спокойствие и прежде всего за то, что тот всегда пытался сделать сильный удар. С тех пор всякий раз, проходя мимо, Кобб старался как-нибудь оскорбить Герига. Если Гериг стоял на базе рядом с ним, то Кобб подбирался поближе и командовал: «Держи ногу на мешке, Сосиска-Шницель! Куда пошел, тупоголовый немец?» Когда Гериг играл на первой базе, то Кобб сыпал ругательствами в его адрес, сидя на скамейке. Как-то раз Гериг не вытерпел и подбежал к скамейке «Тайгерс», размахивая кулаками; Кобб предусмотрительно спрятался за какого-то игрока повыше, Гериг ударил его головой и тот упал на землю. На Кобба это произвело такое впечатление, что он больше Герига не оскорблял.
Теперь, когда пошел третий год игры Герига в высшей лиге, стало ясно, что он вполне может превзойти результаты Рута 1921 года. Еще больше была вероятность, что он побьет рекорд Рута по количеству сделанных хоум-ранов. За последние 20 игр – то есть с того самого дня, когда Линдберг так и не доехал до стадиона «Янки-Стэдиум» – Рут выбил 5 хоум-ранов, что было более или менее нормально для него. Гериг в тот же период выбил 14 хоум-ранов, в том числе три в одном матче в бостонском Фенвей-парке, что никто никогда раньше не делал. Если бы он продолжил играть в таком темпе, то за полный сезон сделал бы более сотни хоум-ранов.
Четвертого июля, в двойном матче против вашингтонской команды, Гериг выбил еще 2 хоум-рана, включая «гранд-слэм». Под конец дня за его плечами было уже 28 хоум-ранов, тогда как у Рута – 26. Никто еще так близко не подбирался к рекорду Рута. Началась первая в истории бейсбола великая гонка за хоум-ранами, и дух соперничества так и витал в воздухе.
Но несмотря на то, что Рута и Герига считали соперниками и что характеры их были полностью противоположными, сами они оставались хорошими друзьями. Гериг часто приглашал Рута к себе в дом, где миссис Гериг потчевала его разными блюдами и, согласно некоторым биографиям, разговаривала с ним по-немецки. (На самом деле, как вспоминала сестра Герига, Бейб совсем не говорил по-немецки.) «Я полюбил этого немца, как брата», – писал Рут с искренней теплотой в своей биографии. Он, как и множество болельщиков, восхищался достижениями Герига, а Гериг, со своей стороны, был рад, что играет в той же команде, что и Рут. Особенно его умиляло великодушие Рута. «Просто невозможно завидовать такому бескорыстному человеку, как Рут», – говорил он журналистам.
Но теплые отношения между ними длились недолго. В 1930-х годах Гериг столь же искренне возненавидел Рута – и слухи о том, что Рут переспал с его женой, по всей видимости, объясняли почему.
На западе страны самой хорошей новостью стало улучшение погоды, потому что воды Миссисипи наконец-то принялись, хотя и медленно, но отступать. В начале июля вода все еще покрывала полтора миллиона акров, но худшее уже было позади, и Герберт Гувер наконец-то получил возможность переложить свои повседневные обязанности на плечи других.
Для Герберта Гувера ликвидация последствий наводнения стала личным триумфом. Особенно он гордился тем, что справился в условиях полного отсутствия финансирования со стороны федерального правительства. Все средства поступали в форме пожертвований от частных граждан и общественных организаций, вроде Красного Креста и Фонда Рокфеллера. «Таково было время, когда граждане ожидали помощи в беде друг от друга, и им даже в голову не приходило, что о них должно заботиться федеральное правительство», – в слегка ностальгических тонах писал Гувер в своих мемуарах тридцать лет спустя. Помощь, оказываемая тем, кто пытался встать на ноги, по сути была совершенно неадекватной. Благодаря усилиям Гувера был создан займовый фонд помощи жертвам наводнения на 13 миллионов долларов. Казалось бы, сумма довольно значительная, но на каждого человека приходилось всего по 20 долларов, и к тому же это была только ссуда, едва ли полезная для человека, который потерял все имущество.
Великое миссисипское наводнение 1927 года имело два важных последствия. Во-первых, оно ускорило переезд темнокожего населения с Юга – так называемую Великую миграцию. С 1920 по 1930 год в поисках более высокооплачиваемой работы и личных свобод на север переехали 1,3 миллиона чернокожих южан. Это переселение за десятилетие изменило лицо Америки. До Великой миграции за пределами южных штатов проживали только 10 процентов всех чернокожих; после нее – половина.
Другим важным последствием наводнения было то, что федеральное правительство наконец-то осознало, что бывают такие масштабные события, с которыми Штаты не в состоянии справиться одни. Несмотря на трогательные воспоминания Гувера о том, что помощь оказывалась только частными людьми и общественными организациями, правительство было вынуждено вмешаться. В 1928 году Калвин Кулидж нехотя подписал Акт о контроле над наводнениями, согласно которому для предотвращения подобных катастроф в будущем выделялись 325 миллионов долларов. По мнению многих, это было рождение Большого Правительства в Америке. Кулиджу настолько не по нраву была эта идея, что он отказался провести какую бы то ни было церемонию в честь принятия акта. Он просто поставил свою подпись под ним и отправился на обед.
Между тем в зоне наводнения далеко не все с радостью встретили известие о том, что вода отступает. В Морган-Сити, штат Луизиана, жене известного местного бизнесмена Аде Б. Лебеф пришлось долго объяснять полиции, каким образом распухшее тело ее мужа со следами огнестрельных ранений было найдено в прибрежном иле через девять дней после того, как она сообщила о его исчезновении. В ходе допроса миссис Лебеф призналась, что вступила в заговор с другим известным жителем Морган-Сити, врачом и хирургом Томасом Э. Дреером, по совпадению лучшим другом ее мужа. Коварный Дреер пригласил мистера Лебефа на рыбалку, застрелил его, положил груз в его одежду и выкинул тело за борт.
Год тысяча девятьсот двадцать седьмой, можно сказать, был богат на глупые убийства, и это убийство стало одним из них. Доктору Дрееру почему-то не пришло в голову, что после того как вода схлынет, тело окажется на земле. Доктора Дреера и миссис Лебеф судили, признали виновными и повесили рядом друг с другом.
Для Чарльза Линдберга начало июля тоже выдалось довольно неудачным. Он вежливо отказывался от самых безумных и назойливых предложений о коммерческом сотрудничестве, но на два предложения он все же согласился, и теперь настала пора исполнять обязательства. По одному из них Линдберг должен был провести трехмесячное турне по Америке на «Духе Сент-Луиса». Идея состояла в том, чтобы посетить каждый из сорока восьми штатов, отчасти чтобы удовлетворить жажду публики посмотреть своими глазами национального героя, но также и в целях рекламы авиации. Фонд развития аэронавтики Дэниела Гугенхайма выделил ему 2500 долларов в неделю, довольно щедрую сумму. Детали турне регулировало Министерство торговли во главе с вездесущим Гербертом Гувером. Начало турне было намечено на 20 июля.
