— Если бы я вылетел в лагерь, одетый как ты, меня, наверное, пристрелили бы реднеки — ну, после того как перестали бы хохотать.

— Я боялся, что ты совсем распустился и перестал следить за собой, — улыбаясь, сказал Луис. — А ты, оказывается, просто приспособился к местным.

Кэш поставил бутылку на пластиковый стол и стиснул пальцами основание носа. Приходила головная боль. Стучала в череп. У Кэша в последние дни часто болела голова. И, похоже, ничего с этим нельзя было поделать.

— Луис, я — рабочий человек. На работе я ношу униформу, после — оттягиваюсь, как и все остальные. К тому же я здесь родился. Такой я есть. Это мое место и дело.

— Но ты все же пилот. Вера Джексон была отличным пилотом, но ты — лучше. Я‑то знаю. Я летал с вами обоими.

И вот снова то, вокруг чего разговор кружил с самого момента, когда Луис явился сюда. Впрочем, нет, началось еще две недели назад, когда Луис впервые позвонил, сказал, что прилетал на Землю, на похороны отца, пролетит над Бастропом и обязательно заглянет перекинуться парой слов…

— В тебя не попали. И в Веру тоже, — сказал Кэш. — А в меня попали. У вас с Верой есть то, чего нет у меня, — везение. А чтобы стать лучшим, его нужно очень много.

— Говорят, что человек сам делает свое везение, — заметил Луис. — Но, насколько я понимаю, везение — это попросту то, что миру заблагорассудится сделать с тобой. А миром управлять нельзя. Если кто–то думает, что может, — он безумец.

— Я всегда считал, что ты умеешь держать язык за зубами и быть себе на уме. И вот результат: я тут летаю на крошке из паутины, а ты по–прежнему водишь J-Два.

— В последнее время я вожу большей частью бумагу по столу, — возразил Луис. — Я хотел сказать, что обвинения против тебя, мол, ты атаковал буксир вопреки приказу и прочее — полнейшая чушь. Ты ведь уже отключился. Вы с Верой выбивали автоматическую защиту на той глыбе льда, а я отсиживался позади, ожидая подходящего времени, чтобы нагрянуть и отложить яичко. Я же все видел. Тебя атаковали дроны, ты сбил их, но один грохнул очень уж близко к твоей птичке. Ты потерял управление, потерял связь, закувыркался. Я не мог выйти на тебя и не мог пойти за тобой, потому что Вера прикончила остатки защиты, и мне пришлось подходить к глыбе и устанавливать водородный заряд. А после того как он сработал, мы с Верой были вынуждены крошить обломки, чтобы они не ударили по Фебе. А ты все время уходил на четырех процентах максимальной тяги или вроде того. Я вызвал команду спасателей, дал твой вектор и относительную скорость и понадеялся, что они знают, где тебя подобрать. Все это есть в моих показаниях, которые я дал по поводу тебя.

— Хотел бы я это помнить сам, — произнес Кэш. — Мне сказали, что ретроградная амнезия со временем пройдет — но ведь она не проходит. Наверное, этого и следует ожидать, если тебе проделали дыру в голове.

Кэш хотел пошутить — но прозвучало совсем невесело. Он снова сжал нос пальцами, пытаясь отогнать колючую ритмичную боль.

— Да я знаю, что тебя ударило куском шрапнели от того дрона, — заверил Луис. — Я сам видел. А они говорят, что ты каким–то чудом смог починить свою птицу, а потом тебя стукнуло куском кольца. И какая ж вероятность такого события?

— У меня выдался на редкость невезучий день, — заметил Кэш.

— Но ты его пережил. А по–настоящему тебе не повезло, когда они решили взяться за генерала Пейшоту и сделать тебя свидетелем обвинения.

— Луис, у них была запись его передач. Генерал приказал мне отставить атаку на буксир дальних. Плюс к тому записи в моем «черном ящике», показывающие, что я прилетел от самого края системы Сатурна и напал на буксир. А кусок базальта, пробивший истребитель, уж точно не был частью дрона. Ну конечно, они могли все подменить, подставить, обмануть. Но прежде чем придумывать конспирологическую теорию, надо спросить себя: а зачем им это? У них была куча всего против генерала. Им не надо было придумывать. Им не требовалось громоздить горы дерьма, чтобы показать, как генерал обманул всех, изобразив меня героем, скрыв правду о том, как меня убили и вернули к жизни. Гораздо проще думать, что так оно и было на самом деле.

— Я знаю только то, что видел сам, — сказал Луис. — И если наша работа по обезвреживанию того куска льда не делает тебя героем, то я вообще не понимаю, что делает людей героями. Парень, я готов встать за тебя. Перед всеми. Думаю, Вера тоже не откажется.

— Спасибо за это. Но если уж говорить про везение, то мне, в конце концов, повезло. Мои показания не использовали. Генерал предпочел уйти с честью: закрытая комната, бутылка бренди, револьвер. Генерал знал, что его семья потеряет очень многое, если его публично опозорят трибуналом. Генерал спас своих, убив себя. А когда он убил себя, все развалилось. Меня собирались бросить на съедение — и вдруг я оказался ненужным. Меня потеребили — и отпустили.

— Он был хороший человек. И хороший солдат, — сказал Луис.

— Ну да. И еще он выиграл войну. Уж этого у него не отнимут.

— Говорят, приближается новая война. Наверное, против тихоокеанцев. Причем настоящая, а не как в прошлый раз.

После того Луис с Кэшем поговорили еще немного, посмотрели, как догорает закат. Венера пошла за солнцем на запад, лунный серпик склонился к востоку, стемнело, высыпали первые звезды. Кэш нашел ровно светящую желтую звездочку — Сатурн — и спросил, собирается ли Луис возвращаться туда.

— Вряд ли. Мы же побили их, разве нет?

— Ну да.

— Следующая война будет на Земле. Дальние — уже история, — заключил Луис. — Прямо сейчас мы строим тюрьму на обратной стороне Луны, чтобы сунуть туда самых худших — тех, кто дрался с нами. Ходят слухи, что со временем на Луну хотят перевезти всех. Правда, кому до них уже дело? А вот тихоокеанцы нагло лезут вперед. Я постоянно слышу о том, что «всадники свободы» и прочие бунтовщики втихую получают помощь от тихоокеанских агентов: оружие, деньги и прочее. Рано или поздно придется осадить Содружество. А тогда — настоящая война.

— Я готов для нее, — заверил Кэш. — Думаешь, меня возьмут назад?

— Если у них есть хоть что–то в голове, то да. Думаю, мне пора. Мне еще нужно отмерить кучу километров перед сном.

Они вместе подошли к конвертоплану Луиса. Моторчики его экзоскелета ритмично жужжали, каблуки Кэша цокали по бетону. Старые приятели обнялись, посоветовали друг другу беречь себя.

— Я могу тебе устроить полное медицинское обследование в Монтеррее, — предложил Луис. — Уж это они должны тебе.

— Да я в полном порядке, — заверил Кэш. — Ну, ты давай, не пропадай.

Луис неуклюже залез в конвертоплан. Кэша обдало струей воздуха от крестовидных роторов, машина поднялась, опустила нос вниз и с гудением пошла на юг. Кэш смотрел ей вслед, пока красные и зеленые габаритные огни не скрылись вдалеке, потом вернулся к ангару, шагнул внутрь сквозь открытую створку двери в прохладный сумрак и сказал: «Ну вот и все».

Из сумрака выступили двое: двоюродный брат Кэша, Билли Дюпри, и дядя Говард Бейкер. Билли чиркнул спичкой по подушечке большого пальца, поднес спичку к лицу, закурил. Кончик сигареты засветился раскаленным углем. Билли выдохнул дым и сварливо произнес:

— Я не знал, гадить кирпичами или драпать, когда ты заговорил про «всадников».

— Он же назвал их бандитами, — заметил Кэш. — Мне показалось, что нужно подтвердить.

— Зря показалось, — сказал Говард.

Дяде Говарду давно стукнуло шестьдесят, но он по–прежнему был подвижный и крепкий, с широченной грудью, заросшей седым волосом, носил синие джинсы, потертые рабочие ботинки, кожаный жилет. Говард согласился принять Кэша после того, как тот завязал с контрабандой, и быстренько пристроил его в АР‑669, небольшую транспортную часть, работавшую на базе в родном Бастропе. У сержанта Говарда Бейкера половина семьи трудилась в АР‑669 — и отдавала часть прибыли от многочисленных дядиных схем командиру базы, развившему избирательную слепоту.

Кэш принес за горлышко еще одну бутылку — пятую, — с наслаждением отпил, вытер губы ладонью и произнес: