Наутро мать допила начатую вечером бутылку.

— Слушай, — сказала она, силясь, чтобы ее слова дошли до Валентины. — Вот название улицы и номер дома. Живет там еще одна твоя сестренка, старшая — понимаешь?.. Катей зовут. Держались бы вы все вместе… А моя жизнь кончена.

И ушла из дома. В тот же день ее вытащили из-под колес автобуса.

Валя оказалась трудным подростком — была упря мой и дерзкой. Воспитатели с ней мучились, девочки ее боялись.

Их было много в детском доме. Одни только девочки.

Валя добывала где-то сигареты и тайком курила.

— Смотри, — говорили ей подружки, — отправят тебя в воспитательную колонию.

— А не все ли равно, где жить? — бравировала она.

Но Ирина к ней привязалась, жалела. Пыталась образумить.

— Что ты, дурочка, понимаешь? — насмешливо отвечала Валя.

Потом она стала перелезать через дувал, отгораживающий детский дом, и подолгу пропадала.

Шел уже третий год ее жизни в детском доме. С наступлением лета должны были перевести в ПТУ. Она тогда с грехом пополам заканчивала восьмой класс. Ирина была в седьмом. Но если она казалась еще совсем ребенком, то Валя выглядела старше своих неполных шестнадцати лет. Во всем ее облике было что-то вызывающее, вульгарное.

Однажды она вдруг вспомнила о старшей сестре, о существовании которой и не знала до последнего дня жизни матери.

— Что, если нам познакомиться?

— Зачем? — спросила Ирина.

Валя понимала, что скоро ей придется начинать самостоятельную жизнь, и старшая сестра могла пригодиться.

Ирине тоже захотелось познакомиться, и она, поколебавшись, согласилась.

— Давай мы ей напишем, — предложила Ирина.

— Нет, мы сделаем иначе.

Валя с того дня вдруг притихла, стала задумчивой. В детском доме сразу заметили перемену в ее поведении. Воспитатели возрадовались.

Спустя две недели Валя пришла к директору и стала рассказывать о старшей сестре.

— Так мы вызовем ее сюда! — был ответ.

— А что, если мы поедем к ней? — спросила Валя. — Ведь еще неизвестно, кто она и захочет ли с нами познакомиться.

— Ну что же, — согласились с ней. — Ты уже взрослая, Валя. И мы тебе доверяем. В самом деле, может быть, так будет лучше.

В следующее воскресенье девочки садились в рейсовый автобус на Душанбе.

Дверь открыла женщина лет двадцати трех, невысокого роста, с чуть раскосыми зеленоватыми глазами.

У девочек были такие же глаза.

— Вам кого? — спросила она, запахивая полы ситцевого халатика.

Девочки не знали, с чего начать.

— Вы — Катя? — спросила наконец Валентина.

— Да, Катя.

— А я — Валя.

— Ну и что? — удивилась женщина. — Да вы входите, не бойтесь.

В квартире больше никого не было, и это придало девочкам смелости.

Комната, в которой они оказались, была светлой. Красивая мебель импортного производства: сервант с хрусталем и дорогими сервизами, зеленый диван, стулья с высокими спинками.

— Прошу вас, — сказала Катя, показывая на диван.

Девочки сели и, перекинувшись взглядом, смущенно улыбнулись.

Катя тоже улыбнулась. Она еще не догадывалась, кто они и зачем пожаловали.

— Так я слушаю.

Валя набрала полные легкие воздуха и захлебнулась, закашлялась.

— Да вы что в самом деле? — рассмеялась Катя.

Девочки вдруг поняли, что она добрая. Торопясь, заговорили вместе.

Катя не сразу уловила, что они пытались ей втолковать.

— Погодите, погодите… Так, значит, вы — мои родные сестры?

— Разумеется.

— А где наша мать?

— Так мы же говорим — умерла.

— А вы живете в детском доме? — все больше удивлялась она.

— Правильно.

Потом Катя угощала девочек чаем с вареньем и домашними пирожками. Таких вкусных пирожков с мясом и рисом они еще никогда не ели.

Катя то смеялась, то плакала:

— Бедные вы мои…

Потом она рассказала о себе. Было ей три года, когда мать отправила ее к своим родителям в Куйбышев. Там Катя выросла. Но мать ни разу не вспомнила о ней. Старики печалились — непутевая. Окончив восемь классов, Катя вдруг заявила, что поедет к матери в Душанбе. Ее отговаривали, но она настояла на своем. Тем более что в это время шел набор в техникум, куда ей хотелось поступить.

Она разыскала мать через справочное бюро. Но та ей не обрадовалась. Злая, спившаяся женщина вызвала полное отвращение. Больше Катя не могла заставить себя прийти к ней.

Катя закончила техникум и работала в хлопчатобумажном производственном объединении.

— А ты замужем? — спросила Валя.

— Замужем.

Тут на лицо старшей сестры набежала тень, но она быстро прогнала ее.

Вечером, провожая девочек, Катя сказала:

— Вы заходите, родные ведь. — Поцеловала искренне. — Это хорошо, что вы объявились. Очень хорошо. А то ведь я совсем одна здесь.

Следующая их встреча произошла спустя месяц.

Катя обрадовалась:

— Молодцы, что приехали!

И принялась потчевать домашним.

— Да вы ешьте, не стесняйтесь. В детдоме-то небось такого не дают.

Они стали защищать свой детский дом:

— Он ведь у нас образцовый!

Когда пили чай, Ирина спросила про отца:

— Какой он из себя?

Катя замялась, не сразу нашлась, что ответить. Потом сказала, словно извиняясь:

— Так ведь я вашего отца не знаю.

— Ну тогда расскажи про своего, — не сразу поняла ее Ирина.

— Своего знала. Он музыкантом был, на скрипке замечательно играл. Одно время жил у нас с бабушкой. Только хворал часто, и вот уже лет пятнадцать как умер.

— Пятнадцать? — не поверила Ирина.

— Так ведь у нас разные отцы, девочки, — попыталась мягко объяснить Катя…

Она пришла к ним в детдом в январе. Принесла огромную банку вишневого варенья. Но была грустная, и девочки это сразу подметили.

— Просто голова болит, — уронила она. Однако, прощаясь, вдруг попросила пока к ней не приезжать…

Перед Восьмым марта они получили от Кати поздравительную открытку и десять рублей в конверте.

Тогда они сами сняли запрет и поехали к ней с тортом и цветами.

Катя открыла дверь, обрадовалась:

— Ах вы, мои дорогие сестрички!

— Мы поздравить пришли.

— Спасибо!

В тот день наконец они познакомились с ее мужем. Он сидел на диване в полосатой пижаме, читал газету. Увидев девочек, снял очки с толстыми стеклами и, близоруко щурясь, поднялся навстречу.

— Давно пора познакомиться. Меня зовут Павлом Афанасьевичем.

Он был среднего роста, худощав. Протянул руку с длинными, цепкими пальцами.

— Угощай сестренок, Катюша, — оживленно сказал он жене и помог ей накрыть стол.

Обед прошел весело. Павел Афанасьевич шутил и все больше смотрел на Валентину. Она ему откровенно улыбалась, и под конец он стал обращаться только к ней.

Прощаясь, Павел Афанасьевич тоже просил девочек обязательно заходить.

Катя вернула торт, который принесли сестры:

— Пожалуйста, съешьте там сами.

Она проводила их до троллейбусной остановки.

— В тот раз мы немного повздорили. Характер у моего мужа крутой. Вот я тогда и просила повременить.

Затем сестры приехали в город летом, сразу после экзаменов. Катя была в положении и чувствовала себя неважно.

Павел Афанасьевич сводил девочек в цирк, а когда представление закончилось, повел в павильон «Мороженое»…

В самом конце июня Валя переехала в город. Спустя месяц прислала письмо. Устроилась хорошо. Общежитие, правда, далековато, но какое это имеет значение? Назначила свидание у Кати на ближайшее воскресенье.

Ирина приехала утренним рейсом. Катя была дома.

— А Вали еще нет? — спросила Ирина.

— Нет, — устало ответила Катя.

— Ты лежи, лежи, — сказала Ирина и, весело напевая, приступила к генеральной уборке в ее квартире.

Валя так и не пришла.

— Она хоть к тебе заходит? — спросила Ирина.

— Заходит. А несколько раз даже оставалась ночевать…

Через две недели Катя родила сына. В день выписки приехала Ирина. Валя, оказывается, по настоянию Павла Афанасьевича жила теперь в квартире старшей сестры.