— Дорогой, — сказала Селина, — ты так добр, что проявляешь интерес к судьбе моих падчериц. Не правда ли, Клоуэнс? Ведь они для него никто.

Они выпили чай в гостиной и расспросили Клоуэнс о Джереми. Она ответила, что он по-прежнему в Брюсселе. Неделю назад она получила письмо. Но когда он писал, то ещё не знал о женитьбе Валентина. Амадора Полдарк, если они ещё не знают, в следующем месяце ожидает рождения ребёнка. При первой же возможности Джеффри Чарльз снова привезёт семью в Англию. Они в курсе, что он подал в отставку? Хотя и остался на половинном жаловании. А оно лишним не будет, по словам Джеффри Чарльза, потому что сейчас не так-то просто перевести деньги из Испании в Англию, да и чем меньше он зависит от Амадоры, тем лучше.

О Кьюби не упоминали. Клоуэнс не произнесла её имени, потому что не знала, насколько Селина осведомлена о планах Джорджа относительно сына.

Валентин, естественно, оказался менее тактичным.

— На Рождество в Корнуолл приедет Том Гилдфорд. Разумеется, у него разбито сердце.

— Я ему написала, — коротко сказала Клоуэнс.

— Я знаю. Он мне сказал... А знаешь, он сказал кое-что странное. Вообще-то очень странное, Клоуэнс. Он сказал: «Я буду её дожидаться». Вот так. «Я буду её дожидаться».

То же самое он написал Клоуэнс в письме.

— Он просто шутит.

— Надо полагать. У старины Тома удивительный характер. Его так просто с пути не собьёшь... — Валентин потянулся за печеньем. — Я часто думаю — какая жалость, что привлекательная девушка не может раздвоиться или утроиться, так сказать. Я слышал, лорд Эдвард Фитцморис до сих пор не женился.

— Правда?

— Да, именно так, дорогая кузина. Ты стала бы ему хорошей женой. И для старины Тома тоже. И я уверен, Стивен счастлив. Но лишь один из них сумел тебя заполучить!

— А как насчет привлекательных молодых людей? — спросила Клоуэнс.

— Ах да, пожалуй, это иногда тоже справедливо. Хотя немного иначе в некоторых отношениях.

— Кстати, Валентин, — заговорила его жена, прищурив голубые глаза, — если бы ты мог иметь трёх жен, кого бы ты выбрал?

— Дорогая, — холодно отозвался Валентин, — я бы объехал всю страну в поисках ещё двух Селин.

Клоуэнс уехала в четыре, и хозяева настояли, чтобы их грум Гривс сопроводил её до Нампары, где она переночует.

Они прошлись немного все вместе, поскольку Валентин заявил, что хочет поразмяться и любит сумерки. Взявшись за руки, они проводили взглядом гостью и грума, помахали ей, и чуть-чуть постояли, пока лошади не скрылись за углом в вечернем тумане.

— Мне нравится малышка Клоуэнс, — сказал Валентин.

— Я заметила.

— Но она такая добродетельная. Она считает, что раз замужем за Стивеном Каррингтоном, то связана с ним до гроба, и никогда не посмотрит на сторону.

— Разве не в этом смысл брака?

— Есть и исключения. Не хочешь ещё немного пройтись?

— Вниз по склону?

— Вниз по склону.

— Скорее стемнеет.

Валентин высвободил руку.

— Доверься мне.

Селина засмеялась.

— Вот уж ни за что!

— И это верный подход. Но тебя может ожидать сюрприз.

— Приятный?

— Кто знает?

— Что ж, тогда ладно.

Она дала Валентину руку.

Он помог жене спуститься на несколько футов, а потом притянул к себе и начал целовать.

Она стала вырываться, но не слишком решительно.

— Не здесь.

Гладкие тёмные волосы упали Валентину на бровь.

— Я часто думаю — до чего же странно, что теперь всё законно. Нет больше нужды прислушиваться к старику в соседней комнате.

Селина поёжилась.

— Не вспоминай об этом.

— Я вспомнил об этом из-за контраста. Только не говори, что тебе это больше нравилось, когда было запретным.

— Разумеется, нет! Валентин, как же ты испорчен, раз предполагаешь подобное!

— Испорченные люди умеют получать удовольствия.

Он выпустил Селину, снова взял её за руку, и они, спотыкаясь и поскальзываясь, спустились на ровную площадку, расчищенную от зарослей утёсника.

— Именно это место привлекло Анвина Тревонанса и Майкла Ченхоллса.

— Я знаю. Когда сэр Анвин заезжал летом, мы сюда ходили.

— Мы должны от него избавиться... Знаешь, Селина, в сумерках твои глаза как кошачьи. Прикрыты, как у кошки. Но всё видят. Распусти волосы.

— Дорогой, здесь же слуги!

— Ну и что нам до них?

— Предмет для сплетен. «Угадай, в каком виде я застала хозяйку вчера вечером!»

— Скорее они будут сплетничать о том, что сейчас сделает хозяин, если ты будешь смотреть вот так.

— А как мне смотреть? Холодно? Неприступно?

— Не верю, что у тебя получится!

Они замолчали. На море мигали огоньки полудюжины рыбацких лодок.

— Хочешь, я кое-что тебе скажу? — спросил Валентин.

— Говори, будь добр.

— Тот вечер в Кардью. Ну, когда я рассказал отцу о нашей свадьбе и мы повздорили, я сказал ему тогда, что обожаю и саму землю, по которой ты ходишь.

Селина прижалась к нему.

— Ох, Валентин, ты такой милый.

— Но я в самом деле имел это в виду. Это правда!

— Разумеется, я тебе верю. Пускай это и незаслуженно...

— Это правда в буквальном смысле, — сказал он.

Снова повисла пауза. Селина смахнула с волос соломинку.

— Не уверена, что понимаю, о чём ты, Валентин.

— Это правда в буквальном смысле. Я обожаю ту землю, по которой ты сейчас ходишь.

Селина стряхнула с подола юбки пыль и приставший вереск.

— Это что, какая-то шутка? — спросила она тихо и холодно. — Насмешка? Да, я поняла, что это шутка. Это забавно, Валентин.

— Забавно, но истинная правда. Я не мог бы яснее выразить то, что сейчас у меня на уме.

— Что?..

— Что я обожаю ту землю, по которой ты сейчас ходишь. Ты не понимаешь? Если предпочитаешь другое слово, я жажду заполучить эту землю. Первоначальные данные Ченхоллса были слишком оптимистичны, но более поздние показали, что новое предприятие стоит свеч. У нас получится.

Селина застыла.

— Прежде ты иногда выказывал сарказм и цинизм, — сказала она через некоторое время. — Я всегда убеждала себя, что это не обернётся против меня. И почему же сейчас вот так?

Валентин погладил её по волосам, но Селина отодвинулась.

— Это не направлено против тебя, котёнок. Это горечь на жизнь.

— Я всё равно не понимаю. Ты пытаешься сообщить, что женился на мне ради денег, дома и земли?

Валентин обдумал ответ, рассматривая рыбацкую лодку.

— Я женился на тебе ради тебя. И всего, чем ты владеешь. И ради земли, по которой ты ходишь. Во мне течёт кровь горнодобытчика, с этим я ничего не могу поделать. Да и не желаю. Сегодня утром я написал друзьям, которые могут одолжить мне денег на шахту. Думаю, что сумею их убедить.

Он произнес это чётко и ясно, но без тени эмоций или симпатии.

Селина неожиданно взорвалась:

— Тебе не о чем беспокоиться! Теперь мои деньги принадлежат тебе. Я больше не богатая вдова, а не имеющая значения жена!

— Благодарю, но у меня есть гордость, и я предпочитаю сам сделать состояние. Но всё же во многом рассчитываю на тебя. Деньги, это верно, чтобы было на что жить. Твое тело, которое сейчас я желаю больше всего на свете... Если я и циник, Селина, то тебе придётся с этим смириться... как и с моей любовью. Как придется смириться и с моей неверностью.

Она уставилась на него, не веря своим ушам, решив, что ослышалась, но разглядела только его резкий профиль. Свет падал так, что глаза Валентина казались тёмными впадинами под тенью бровей, безжизненными, ничего не выражающими. Его настроение внезапно изменилось, он стал холодным и равнодушным, показав обратную сторону своего очарования и пыла. Оборотную сторону монеты. Селина сердито развернулась, чтобы подняться обратно, но Валентин удержал её. Она дала ему пощечину, но ладонь лишь слегка коснулась щеки, когда Валентин схватил жену за руку.

— Не делай так, Селина, ты мне нужна.

— Ты меня оскорбил!

— Не сильно. А кроме того, мы связаны узами брака, разве не так? И эти узы будут причинять много боли нам обоим, время от времени. Разве не стоит быть честными?