Джереми почти не упоминал об этом во втором письме домой, а заполнил его весёлыми историями о своих друзьях-офицерах. Его интерес вызывали голландское свиноводство, разведение мелкого скота, странные голландские сыры (почему бы им не вставлять в них фитили и не палить как свечки?), изготовление и окрашивание одежды из шёлка. Он интересовался потрясающими новостями, касающимися двух новых залежей меди в Уил-Лежер. Удивительно, что тоннели в Треворджи, где так интенсивно добывали олово...

***

В начале января «Шасс-Маре» и «Леди Клоуэнс» с разницей в один день прибыли в Ливорно, где выгрузили сардины, продав их по сто восемьдесят два шиллинга и шесть пенсов за бочку. Через неделю корабли нагрузили итальянским белым вином, бочонками с монастырскими настойками, шёлком, кружевом и бархатом. Корабли готовились отчалить, но их задержал сильный зимний шторм, бушевавший две недели. Он потопил шесть судов и нанёс повреждения «Шасс-Маре», поэтому нависающий горный пейзаж исчез за бортом только к концу месяца.

Обратный путь прошёл без происшествий, если не считать нескольких беспокойных часов в Гибралтаре и того факта, что двое из семи членов экипажа «Шасс-Маре» заразились неизвестной болезнью и едва не умерли. Иногда Эндрю Блейми думал, что секрет их успеха скорее в удаче, чем в хорошем планировании: познания Стивена в навигации оказались, мягко выражаясь, поверхностными — даже Эндрю, чуть ранее проваливший экзамены, знал гораздо больше. Ну, а один из рыбаков, Берт Блаунт из Сент-Эрта, мог дать фору им обоим.

***

Росс провел в Вестминстере почти три недели прежде, чем увидел Каннинга, уезжавшего в Хинкли к заболевшему сыну. Каннинг пребывал в унынии — не из-за военных проблем, а из-за собственных.

— На самом деле, — сказал он, — я восхищён, что пока всё идет так хорошо. В то же время, на этом решающем этапе я бы хотел играть роль позначительнее роли заднескамеечника, подбирающего крупицы информации, которые просачиваются от соответствующих министров. Особенно от Каслри.

С Каслри Каннинг стрелялся на дуэли пять лет назад, и после этого они помирились, но их неспособность работать вместе стала одной из причин, по которой Каннинг оказался не у дел.

— Если Каслри правильно разыграет свои карты — или, если выразиться точнее, правильно использует наше золото, то... И всё же баланс сил ещё неустойчив. В свете последних успехов Наполеона все боятся повторения битвы при Маренго. Он снова пытается нас разделить.

— Уж конечно, сейчас Австрия не станет заключать сепаратный мир, — сказал Росс.

— Что ж, никто не станет отрицать, что наших союзников объединяет лишь неприятие Наполеона. Австрийцам куда ближе французы, чем русские или пруссаки, которых они считают просто варварами — и, надо сказать, небезосновательно. Императрица Франции — дочь австрийского императора. Её сын наследует Наполеону. Если Наполеону хватит здравого смысла признать своё поражение, согласиться на возвращение к старым границам и вообще вести себя разумно, то австрийцы скорее предпочтут, чтобы он сохранил трон, чем разгром Наполеона и Европу под русско-прусским господством.

— Но Франция продолжит существовать. Мы же собираемся уничтожить не её, а только Наполеона.

Каннинг нетерпеливо протянул руку, как будто намереваясь положить её на ящик для депеш [6].

— Задача Каслри как раз в том, чтобы это стало очевидным. Он должен использовать всё наше влияние, особенно деньги, чтобы австрийцы не размякли. И русских: говорят, царь Александр очень удручён недавним переломом. Что нам действительно нужно, даже необходимо — это формальный договор между союзниками, гарантирующий, что никто не заключит мир без участия остальных!

Россу стало ясно, что Каннинг вовсе не так плохо информирован о текущей дипломатической и военной ситуации. Злые языки подшучивали, что он организовал вокруг себя небольшое личное правительство.

— Слышал о приключениях сэра Гемфри Дэви во Франции? — спросил Росс.

— Во Франции? Нет.

— Они, кажется, благополучно попали в Париж и остановились в отеле, но их дважды арестовывали из-за каких-то подозрений, и ещё были сложности с выправлением паспортов. Несмотря на это, он встретился с Ампером, Гей-Люссаком, Гумбольдтом и Лапласом. Им позволили свободно путешествовать. Они посещали театр и встретились с императрицей Жозефиной. Живущие в Париже американцы поражены. Да я и сам задумываюсь, получили бы революционные французские учёные такую свободу, если бы приехали в Лондон.

— Думаю, мы были бы столь же любезны.

— Может, стоит пригласить их сюда?

— Ну, это одно из достоинств и преимуществ Наполеона — делать щедрые жесты, ведь у него абсолютная власть, он не перед кем не отчитывается. Предположим, лорд Ливерпуль предложит нескольким выдающимся французских учёным нанести визит вежливости — вообрази, сколько вопросов возникнет у парламента!

— Если император падёт, в Париже могут начаться беспорядки и даже гражданская война, — заметил Росс.

— Так и случится через месяц или около того, — отозвался Каннинг. — Надеюсь только, альянс к этому времени не распадётся.

В начале марта армия Веллингтона, включая 43-й Монмутширский полк, вторглась в Аквитанию. Ещё до их приближения разошлась молва, что солдаты не грабят и не насилуют, а соблюдают строгую, даже жесточайшую дисциплину. Говорили, что Веллингтон приглашал отобедать мэров городов и деревень, через которые проезжал, на что никогда не пошёл бы французский генерал, несмотря на все идеи равенства. Более того, британская армия платила за всё, что брала. Вскоре они вошли в Сен-Север и Банке, и их приветствовали почти как освободительную армию. Повсюду из окон вывешивали флаги, а кое-где и британские. Армия купалась в лучах славы и наслаждалась краткой передышкой.

В отличие от Джеффри Чарльза, которому пришлось сражаться в последнем кровопролитном бою в Тулузе, полк Джереми не участвовал в атаках на Антверпен и Берген-оп-Зом, закончившихся сокрушительным поражением. До восьмого марта 52-й полк находился в резерве, а девятого его направили прикрывать отступающие войска, когда наступление захлебнулось. Джереми с трудом мог смотреть на бесконечную вереницу раненых солдат, стонущих в телегах и ковыляющих по обледенелым дорогам, оставляя за собой кровавые отметины на снегу.

***

Настал апрель, и из-за суровой зимы в Корнуолле поздно расцвели нарциссы, примулы и подснежники. Солнце казалось незнакомцем и настойчиво светило всю неделю, и наконец, его лучи сумели разжать тиски уходящих морозов. В такие суровые зимы Демельза начинала волноваться, что чуда весны не случится. По её мнению, кто бы ни управлял временами года, он рассеян, наверное, занят другим миром; он отвернулся и забыл о земле; но вдруг в последнюю минуту вспомнил и потянул за рычажок, словно запустил двигатель шахты и — о чудо! — на следующий день потеплело, запели птицы, покрапал дождик, нарциссы подняли свои головки и потянулись к тёплому солнцу, а значит, наступает весна.

Генри исполнился уже год и четыре месяца, и больше всего он был похож на Клоуэнс, за исключением тёмного цвета волос, который уже не изменится; в младенчестве тёмно-рыжие волосы Клоуэнс быстро превратились в белокурые.

Изабелле-Роуз недавно исполнилось двенадцать, и она совершенно отбилась от рук в отличие от остальных детей. Она не слушалась и отзывалась на любое легкое наказание таким громогласным воем, что никто не знал, как с ней справиться.

Клоуэнс ещё не исполнилось двадцати лет, но она уже успела получить несколько предложений руки и сердца. А Джереми, самому ранимому из всех детей, скоро стукнет двадцать три года, и Демельза уверена, что мучительный холод Голландии он вытерпит, лишь бы его жизни не угрожала опасность.