— Понятно, — сказала Демельза.

— Наверняка у вас с папой были одна-две ужасные ссоры в начале совместной жизни. Разве ты разлюбила его после этого?

— Нет, — ответила Демельза, а затем поправилась: — Пару раз такое было, да. Ненадолго. Один раз я его возненавидела.

— Так ведь проще, правда? От любви до ненависти всего один шаг. Не знаю, испытывала ли я ненависть к Стивену, или мне так казалось. Скорее, страшное негодование! Но нельзя при этом просто разрывать отношения.

— Порой такое случается, — высказала Демельза. — Всякое бывает.

— Не думаю, что мы со Стивеном будем жить в таком же согласии, как вы с папой. Ссоры будут; одна ужасная уже случилась, и она только показала, что чувства не изменились. Мы оба вынесли из этого урок. Искренне на это надеюсь.

Они шли молча. Вдруг Клоуэнс спросила:

— Ужасно ведь, правда?

— Что ужасно? Любовь?

— Да, любовь такого рода. Когда любовь и привязанность к другим не в счёт... Извини, я не так выразилась. Ты понимаешь, о чём я.

— Наверное. Да, точно.

— Его голос... глаза... губы... почему пронизывает электрический заряд, когда слышишь его, видишь и прикасаешься? Когда есть другой человек, не хуже его по внешности, а может, даже и в сотни раз более достойный... и с ним не получится связать судьбу, поскольку совсем нет притяжения! Неужели на свете рождается один-единственный человек, который устроит другого и зажжёт в нём искру? Или их много, как пылинок в солнечном свете, и тут всё дело в счастливом случае или невезении, кого повстречаешь первым?

— Наверное, это недалеко от истины, — согласилась Демельза. — Если верить Библии, все люди отличаются друг от друга. Каждый из нас — единственный в своем роде. Так что даже крупинки отличаются друг от друга. Может быть, пять, а может, и целых пятьдесят человек зажгут в тебе искру — электрическую искру — но всякий раз это будет по-разному, повторений не бывает. И всё же...

— Всё же?

— Можно за всю жизнь ощутить такое по отношению лишь к одному человеку. Самое большее — к двум.

— Ты это чувствовала к двум?

— Да, к двум.

Клоуэнс по-дружески взяла мать под руку. Она понимала, что лучше не спрашивать.

— Как ужасно, — сказала Клоуэнс, как будто от этого ужас исчезнет, как будто его можно приручить, — что женщины и мужчины неспособны управлять своей судьбой! Случайная встреча — и всё! Мне так обидно за Джереми и Кьюби Тревэнион. На мой взгляд, она не самая милая девушка. Но с ним тоже это случилось... Может, в нём разгорится другая искра в Голландии или во Франции! Как случилось с Джеффри Чарльзом и его колючей розочкой.

— Какое облегчение, что война закончилась, то есть основная война.

— Да... да. Я бы очень хотела, чтобы Джереми приехал на мою свадьбу. Я сразу ему напишу, как только папу устроит дата. В мирное время офицерам уж точно нечем будет заняться! Пусть попросит отпуск.

Первого апреля союзники под командованием царя, короля Пруссии и принца Шварценбергского, представляющего австрийского императора, взяли Париж. Не желая повторить судьбу Москвы, город оказал слабое сопротивление. Одиннадцатого отрёкся Наполеон. Тринадцатого он принял яд, который не подействовал. Пятого мая он получил новый титул, став императором острова Эльба с ежегодным содержанием в миллион франков. По пути туда он нарисовал новый флаг для себя и своих владений. Скорбящим французам он сказал, что вернётся следующей весной, когда зацветут фиалки. Лорд Байрон написал поэму, в которой горевал о закате такого великого человека.

В конце апреля без пяти минут герцог, но пока ещё виконт Веллингтон, одетый в простой синий сюртук с белым шейном платком и чёрный цилиндр, в сопровождении генерала Стюарта и лорда Каслри триумфально въехал в Париж на белом коне. Толпы народа вдоль дороги взирали на него с нескрываемым любопытством. Ему уже предложили пост французского посла, и Веллингтон согласился.

Пятого мая Людовик XVIII, распухший от подагры и потворства собственным желаниям, учтивый, тихий и жалкий, занял трон, ещё не успевший остыть от кипящего энергией предшественника.

Планировалось, что в скором будущем государи стран-союзников посетят Англию, страну, которая, несмотря на все горькие разочарования и поражения на протяжении двух поколений, в одиночку отстояла собственную независимость и ценности. В честь этого события должны были пройти грандиозные праздники как в Лондоне, так и по всей стране.

Между тем, майор Джеффри Чарльз Полдарк, находящийся в Монтеше, к северу от Тулузы, жил в изобилии и в полной мере вкушал гостеприимство французов. Девятого мая лейтенант Джереми Полдарк и его рота расквартировались в Брюсселе, наконец-то ускользнув от сильных морозов. Там их ждали девушки, еда и вино. Джереми никогда ещё не жил в таком большом городе.

Но всё же кругом царила страшная бедность, а армейская дисциплина вызывала у него отвращение. Его приводили в восторг новости о том, что «Таймс» скоро начнут печатать на паровом станке, а некий Стефенсон, живущий где-то на севере, создал модель по проекту Тревитика и соорудил рудничную рельсовую дорогу в Дарлингтоне: энергия пара перемещала вагонетки с углем до самого Стоктона и обратно. Новый двигатель появился и на Уил-Эбрахам в Корнуолле, и Джереми хотелось узнать об этом побольше. Он два раза написал Голдсуорти Герни, но пока не дождался ответа.

Пятнадцатого мая майор Джеффри Чарльз Полдарк получил письмо от жены, которая с радостью сообщала, что носит ребёнка и тот должен родиться в начале или середине декабря. С этой же почтой пришло и письмо от Клоуэнс — та выходила замуж за Стивена Каррингтона в полдень последней субботы мая в церкви Сола.

Май выдался прекрасным. Если случалось долго простоять в тени, в воздухе чувствовалась прохлада, но с каждым днём солнце, согревающее ветер и распускающиеся цветы, вставало чуть раньше. Утёсник сверкал такими красками, что рябило в глазах. Цветение полевых трав казалось прекрасным, как никогда. Всё кругом вносило вклад в атмосферу всеобщего ликования.

Сначала Клоуэнс говорила, что не наденет то же подвенечное платье, ведь это приносит неудачу, но Стивен сказал, что ему этого хочется. Не стоит ничего менять в церемонии, абсолютно ничего: последние полтора года — это ужасная ошибка, одно из тех тёмных помутнений рассудка, которые впредь стоит игнорировать. Всё только начинается, как начиналось тогда, в октябре 1812 года.

Он сказал Демельзе:

— Организовывайте всё, как посчитаете нужным, миссис Полдарк. Пусть будет много гостей, если она желает их видеть, или ни одного, если не желает. Для меня, как и прежде, имеет значение лишь она, так что поступайте, как хочется ей.

Произошла неловкая встреча — первый приезд Стивена в Нампару после той ссоры. По правде говоря, между Стивеном и Россом или Стивеном и Демельзой никогда не случалось ни ссор, ни даже резких слов. Так что им не пришлось ничего забывать или игнорировать. Но их разделяло понимание, что родители бы предпочли для Клоуэнс лучшую или более надёжную партию. А он — ненадёжный, опрометчивый в решениях, слишком привлекательный и слишком развязный — едва ли соответствовал их представлениям об идеальном зяте. А обстоятельства этого полуторагодовалого разрыва и случившееся за это время только усилили эти чувства, а не смягчили их.

Демельза подумала, что теперь он выглядит старше, но, возможно, это последствие болезни. В нём стало меньше высокомерия — как знать, навсегда или только на время. Он выглядел более ответственным и рассказывал Россу о своих планах расширения прибрежной торговли, а также о покупке или постройке третьего судна (хороший признак, отметил про себя Росс, что он не упоминает о судне, построенном на их верфи в Лоо — значит, хочет произвести впечатление, а не подлизаться). Стивен честно рассказал о полученной прибыли и признался, что не рассчитывает повторить этот успех. Но, как бы там ни было, он положил начало, твёрдое начало, и если действовать разумно, вскоре может стать перспективным судовладельцем.