– Для меня это все очень сложно… А при чем тут Храм Единого, его адепты и маги?

– Понимаешь, Сергар, чем выше парса, в которой родился человек, тем меньше у него обязательств перед окружающим миром. Мы все живем в мире запретов. Под страхом дурного перерождения мы не можем совершать великое множество поступков. И если воины и жрецы хоть как-то свободны в своих деяниях, то низшие парсы скованы запретами по рукам и ногам. Лишь не совершая недозволенного, мы можем получить желанное перерождение. А адепты Единого… они отрицают запреты. Вообще все, для них никаких табу, все можно, все дозволено.

– Почему я тогда об этом ничего не слышал?

– Ты о многом не слышал. Есть вещи, о которых не принято говорить. Тебе рассказали, что адепты Единого, это люди другой веры, но в подробности посвящать тебя нужным не посчитали. Потому что правда о них может стать сильным оружием в руках чужеземцев, вздумавших разрушать местный уклад жизни. А в таком намерении здесь подозревают чуть ли не каждого приезжего. В Империи слишком ценят нынешнее равновесие.

Адептов Единого в Империи не любит практически никто. Низшие касты, в силу своей непросвещенности и закостенелости, не могут принять некоторых их внешних атрибутов. Адепты едят мясо, не отказывают себе в вине и настойках, пьют сколько считают нужным, любят всех женщин и мужчин, которых захотят, сколь угодно долго, и выборе форм для выражения любви не стесняются. Многие воины и жрецы, наверное, тоже были бы не против есть мясо и вдоволь заниматься любовью, но их останавливает другой аспект мировоззрения адептов Единого. Они отрицают парсы, Сергар! Представь себе. Для них не имеет никакого значения, в какой семье ты родился. Все, кто пришел к жрецу-учителю, равны в его или в ее глазах. Разумеется, есть более талантливые ученики, чем разум готов постигать их, так называемую, истину, а душа открыта для их веры, а есть те, над кем предстоит кропотливо трудиться. И все же все они равны, по крайней мере, именно так говорят их жрецы. Рассказать тебе, как они продвигаются в своем обучении?

– Давай.

– Сначала человек, обратившийся к жрецам Единого, с просьбой принять их к себе, выбирает из их числа учителя для себя. Это самый важный, определяющий момент. Потому что именно учитель на протяжении многих лет будет указывать неофиту путь. Путь этот можно разделить на три участка. На первом ученик мало чем в своем поведении отличается от простых людей. Его сознание еще недостаточно подготовлено, чтобы воспринять отказ от запретов и перейти к вседозволенности. И учитель выбирает для своего ученика упражнения, что преобразят его восприятие мира, сделают его более «открытым и для людей, и для богов», а на самом деле, более беспринципным, забота о своей парме, о своей семье и роде, отходят на второй план, зато вперед выходит жажда власти, денег, могущества. На втором участке пути происходит осознание человеком самого себя как адепта Единого. Он отбрасывает в сторону запреты. Изучает свой разум и тело. Кстати, для последнего как раз и требуется постоянная смена любовных партнеров, что ведет к распущенности и игнорированию интересов и желаний других, во главу угла ставится только постижение собственного тела и разума, личное «Я». И лишь спустя десятилетие или даже больше, ученик вступает на завершающий участок пути. Он получает право самостоятельно выбирать для себя упражнения, принимать других учеников, если те остановят на нем свой выбор, но связи со своим учителем он не теряет,

потому что тот знает его, как никто другой, да и невозможно разорвать эту связь, за годы «обучения», человек становится моральным и эмоциональным рабом своего учителя.

– А чем они на жизнь зарабатывают, все эти ученики и учителя, те, конечно, что не служат в Храмах?

– Ученики работают, если они вышли из младших парс. Если из старших, то получают доходы с поместий. Учителя же занимаются магией.

– Магией?

– Да-да, магией. Все жрецы Единого колдуны. Кто-то больше, кто-то меньше. Помнишь, я тебе говорил о тех упражнениях, что дает учитель ученику? Они несут в себе магическую основу. Это либо пассы – движения рук, ног, туловища, головы, либо мантры – такая своеобразная словесная форма заклинаний. Многократное повторений одних и тех коротких слов, через которое адепты Единого пытается добиться внимания своего бога.

– Кажется, я что-то начинаю понимать. Обыкновенные имперцы стремятся показать богам свое расположение, постоянно что-то приносят им в жертву, а адепты Единого пытаются получить то же самое с помощью магии.

– Если бы! С помощью магии они пытаются забрать то, что принадлежит другим. Ты забыл, у них нет запретов. Захотел женщину – взял, захотел давку торговца – забрал. Но для этого им нужна Сила, а вот ее-то они и получают от своего бога. И чем противней, чем мерзостней ритуал обращения к богу, тем больше силы он им дает. А вот, чего-чего, а смелости в исполнении обрядов им не занимать. Колдовать, к примеру, они любят над трупами, причем над свежими. Достают где-нибудь покойника и несут к месту, где они организовали алтарь. Там над ним читают мантры, творят ритуалы с разными порошками, травами, а потом перед тем, как сжечь, выкрикивают воззвание к богу.

– И он откликается? – усмехнулся я.

– Еще как! И не смейся. Я слышал, что колдовство жрецов Единого может очень многое, оградить дом от непрошенных гостей, наслать болезнь на человека, изгнать демона или даже воскресить мертвеца.

– Получается, что жрецы Храма Единого ведут нечестную игру? Но почему именно Хегор?

– Хегор поклоняется Хали – богине Смерти. Именно жрецы Хали противостоят жрецам Единого, причем очень жестко.

– Индар, ты думаешь, что жрецы Храма Хали приказали Хегору совершить эти убийства?

– Все может быть, Сергар. Вот только убийства поклоняющихся Единому начались задолго до появления в столице нашей тысячи. Причем, убивают самых разных людей, и нищих, и лавочников, и воинов. Правда, жрецов убили впервые.

– Но как простой воин мог убить мага, да еще и не одного?

– А вот этого никто не знает. Именно поэтому делом Хегора и занимался Капитул Верховных Жрецов. И вот что еще странно… казнь десятника будет происходить не на площади, как обычно, а в закрытом дворе одного из Храмов, причем Храмов давно уже мертвого Бога. Никого кроме жрецов туда не пустят. Да и время очень необычное. Такое ощущение, что жрецы пытаются что-то скрыть.

– И что именно? – Индар развел руками.

– Сергар, я не жрец и тем более, не Верховный Жрец. Так что, давай-ка выпьем за то, чтобы его парны хватило на достойное перерождение. Хегор был знатным воином и надежным товарищем, пусть Хали будет к нему благосклонна.

Наш загул, начавшийся еще до полудня, все продолжался и продолжался. Лишь изредка мы отвлекались, когда над Храмом одного из Богов бил колокол, отмеряя время. Сутки в Империи делятся на двадцать колоколов, первый в полдень и десятый в полночь, так что, казнить Хегора должны где-то часов в восемь вечера, уже после захода солнца, точнее с его последними лучами.

Первым нас покинул Карст, сразу после пятого колокола он поднялся и непопрощавшись ушел. Индар высидел до седьмого колокола, хотя вино в нас уже и не лезло. Мы просто сидели за столом, каждый думал о чем-то своем. А потом сотник как-то встрепенулся и почти трезвым голосом заявил:

– Сергар, пойдем.

– Куда?

– Есть тут одно место…

– Тысяцкий мне запретил выходить из казармы и стражу предупредил. Не хотелось бы убивать своих.

– Никого убивать и не надо. Когда-то, на месте нашей казармы была сторожевая башня. Это было еще в те времена, когда никакой Империи не было, а Марасс был небольшой деревушкой.

– Подземный ход? – догадался я.

– Он самый. Помешать казне мы не сможем, а вот посмотреть и может быть понять в чем тут дело, вполне.

Минут двадцать мы пробирались по полуобвалившемуся ходу, потом еще с полчаса бежали узкими улочками кварталов городской бедноты, пока не добрались до старого маяка. Горсть серебра и смотритель проводил нас на верхнюю площадку. Почти вся столица оказалась у нас как на ладони, но Индар указал мне в противоположную сторону. Недалеко от порта, на небольшом каменистом островке располагались древние развалины какого-то сооружения, обычно темные и пустые, а сейчас довольно оживленные и неплохо освещенные.