В этом Мире я прожил уже почти год. Иногда, нет-нет, да и закрадывается в голову паническая мысль, что меня жестоко кинули и я здесь застрял до конца своих дней, ведь помнится, что кто-то мне доказывал, что на счету каждый день, если не каждый час и надо срочно найти нужную Сущность, чтобы восстановить защиту острова, а я что вижу… Прошел почти год, мой перстенек никаких сигналов не подает, никаких следов магии я до сих пор не заметил, да и упоминаний о ней не очень-то и много, если не считать того, когда я плавал в озере, а потом учил детишек тысяцкого, их почитай что и не было. Но потом возникала мысль, что может быть в этом Мире время течет совсем не так как в том, или это все же какая-то магическая виртуальность и в реальности прошло каких-нибудь пара-тройка минут. Почему-то, особенно часто такие мысли посещали меня во время нашего передислоцирования в столицу. Может быть потому, что я откровенно маялся от безделья, может быть потому, что у меня, неожиданно, появилось слишком много свободного времени, а может потому, что я никак не мог понять и разобраться в жизни Империи, все вокруг мне казалось каким-то ненастоящим, картонным и неправильным.
Это чувство «лубочности» окружающего прошло только в Марассе, после тихого и провинциального Бандура, столица обрушилась на меня как ураган, как смерч и цунами в «одном флаконе». Толпы людей на улицах, все куда-то спешат, торопятся, вокруг раздаются десятки самых разных говоров и языков, огромные и прекрасные дворцы, стоят в окружении самых настоящих лачуг, слепленых из соломы и навоза, в этих хибарах, зачастую, нет ничего, кроме грязной циновки, служащей хозяину и постелью, и столом. И кругом храмы, десятки, сотни храмов. Каждый божий день какой-нибудь религиозный праздник, потому как богов в Империи оказалось не один, не два и даже не десять, а несколько сот. Праздники эти шумные, с карнавалами и жертвоприношениями и как специально, начинаются вечером и город бурлит до утра. Я не понимаю, когда все эти люди умудряются еще и спать. Вот в такой обстановке я и прожил следующие два месяца, до того самого момента, когда меня разбудил взъерошенный пацан с известием, что, пожалуй, единственный мой друг в этом Мире совершил убийство и приговорен к смертной казни, а меня срочно вызывает тысяцкий Сахди.
? * * * * *
– Это правда?! – ворвался я в кабинет тысяцкого.
– Смотря то, о чем ты говоришь, сотник. – в меня уперся тяжелый взгляд Сахди.
– Правда, что сказал мне мальчишка о Хегоре?
– Я не знаю, что тебе сказал твой мальчишка.
– Правда, что Хегора сегодня после восьмого колокола казнят? Правда, что он убил каких-то там жрецов?
– Не «каких-то там», а жрецов Единого и не только их! Ты, чужак, тоже под подозрением и тебе крупно повезло, что твоего дружка взяли прямо на месте убийства, да еще и всего в крови и с окровавленным мечем в руках. Если бы не это, то уже завтра ты пел бы в подвалах Тайной Стражи Империи! А теперь, пошёл вон, сотник! – пара телохранителей тысяцкого, умело вытеснили меня из комнаты.
Закипая от гнева и обиды, я искал на ком бы сорвать свою злость. Подвернулся мне Индар, мой первый сотник. Хотя, ну как подвернулся, он был первым, кого я встретил, вылетев из штабного домика. Тяжелая рука опустилась мне на плечо, сжав его с немаленькой силой.
– Сергар, пойдем отсюда. Пойдем, выпьем, помянем душу Хегора, он был прекрасным воином и добрым малым. Пойдем, не зли этого выкормыша Единого. – сильные руки потянули меня куда-то в сторону казармы.
? * * * * *
– Нет! Не верю! – я грохнул кружкой по столу. – Не верю, что Хегор мог просто зарезать жрецов и их семьи! Не такой он человек!
– Хегор приносил жертвы Хали… – чуть слышно сказал Карст.
– И что?! Хали-Мали, какая разница? Хегор солдат, а не убийца и не палач!
– Сергар, почти год ты живешь с нами, но так ничего и не понял. Более того, ты даже не пытался и не пытаешься понять нашу жизнь. – немного укоризненно сказал Индар.
– А я что, должен был обвешаться цветочками и водить хороводы?! Мои Боги далеко, да и не признают они подобных закидонов.
– Вот это-то и пугает. Любой чужак, оказавшись в Империи и чуть-чуть освоившись, подает прошение на имя Императора с просьбой построить Храм своего Бога. Ты за год, ничего подобного не сделал. Ты знаешь, почему ты все еще сотник, а не тысяцкий? Именно поэтому. Никто не знает, каким богам ты поклоняешься, кому приносишь жертвы, как и какие. Сахди тебе сказал, что тебе крупно повезло, что Хегора взяли с мечом в руках… он не соврал. Капитул уже прислал запрос на твой арест. Если бы сегодня ночью не взяли Хегора… завтра взяли бы тебя.
– Замучились бы брать! – пьяно ответил я.
– Ты прекрасный боец, Сергар, но против десятка, двух, трех, сотни и жрецов Единого… и ты бы не выстоял. – как-то грустно сказал Индар, а я начал стремительно трезветь.
– Да что вы все так уперлись в этого Единого?! Еще один божок, ну и что с того? Вон их у вас сколько. Храмов больше чем кабаков. – Индар усмехнулся.
– Авантюрист – вот ты кто. – без всякого сожаления заявил сотник. – Однажды настанет день, и ты покинешь нашу страну. Не сказав никому ни слова, и, возможно, прихватив с собой на память что-нибудь из дворцовой сокровищницы, или обчистив какой-нибудь Храм. Но не потому что ты испугаешься какой-нибудь непосильной задачи, а просто потому что тебе станет скучно.
– Ну… когда это еще будет. – пьяно усмехнулся я.
– Очень скоро, друг мой, очень скоро… Империя тебе не интересна, наши Боги… да плевать ты на них хотел. Я вот только не пойму почему…
– Слишком много запретов. Того не делай, этого не ешь, это не пей. У вас даже шлюхи, прежде чем лечь в постель, приносят жертвы. И всем дай денег, дай, дай, дай…
– Тут ты неправ. Если бы ты взял на себя труд разобраться что и как, то не говорил бы таких слов. – и в следующие полчаса я узнал об Империи больше, чем за предыдущий год. – Вся наша жизнь завязана на «Парну», мы верим, что Боги всегда за нами следят и взвешивают каждый наш поступок. От парны зависит перерождение Души.
– Карма, или как там ее… дхарма.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, но догадываюсь. Все наше общество поделено на части, мы называем их «парсы». На самом верху стоят воины и жрецы, под ними торговцы и чиновники, еще ниже – ремесленники и крестьяне, а на самом низу все остальные. Перейти из парсы в парсу очень просто, но только вниз, подняться… практически невозможно. Так что, большинство жителей Империи умирают в той же парсе что и родились. Бывают конечно редкие исключения, но очень уж редкие. У низших парс только одна надежда – перерождение, а оно зависит от парны.
– И что?
– Политическая ситуация Империи – это постоянное ожидание перемен. Сил, способных повлиять на политику в нашей стране, огромное множество, но все они уравновешены между собой. Они постоянно ищут пути усиления собственных позиций, устраивают союзы, разрывают их, предают друг друга, но практически никогда не действуют открыто. Ведь, в случае неудачи того, кто начал активную игру уничтожат. В первую очередь, бывшие союзники, чтобы самим уйти из-под удара. Поэтому, преимущества пока не у кого нет. В руках высших парс оружие, деньги, власть, а у низших – пища и товары. А теперь скажи, куда тут можно засунуть магов? Какое им отвести место?
– Магов?!
– Да, магов. Что ты знаешь о Храме Единого?
– Ничего. Я знаком только с жрицами Храма Лякшми.
– Ты даже с ними не знаком и принимаешь их за самых обычных шлюх, которых полно в закатных странах, а это совсем не так. У них совсем иные цели и задачи. Но об этом в другой раз, если тебе будет интересно. Итак, Храм Единого и его адепты… Этот Бог пришел к нам с заката, совсем недавно, каких-то полсотни лет назад, но очень быстро набрал силу. Причем именно в высших парсах, ведь для низших парс, бедняков, которых в Империи большинство, в первую очередь важна парма – их жизненный путь, потом еда и кров над головой. Именно в таком порядке. А вот у высших… у них хватает времени и денег на то, чтобы заниматься вещью, которую на закате именуют политикой. И именуют, пожалуй, ошибочно, потому как допускают огромное упрощение. Имперцы не просто стремятся возвеличить, к примеру, свой род. Они одновременно заботятся об интересах парсы, количестве верующих в божество, которому они поклоняются, следуют парме и умудряются при этом делать вид, что живут обычной жизнью.
