В 1970-х годах кинофильм про гигантскую белую акулу убедительно доказал, какой притягательной силой обладает для нас последняя из перечисленных выше категорий – смерть, и таким образом история визуального восприятия пополнилась еще одним понятием.
Жажда видеть
Если научно-просветительский взгляд подразумевал пытливый интерес к закономерностям материального мира, то голливудское открытие 1970-х, скорее, возвращало нас к более примитивному, но оттого не менее настоятельному желанию видеть запретное и ужасное. Ближе к началу нашего рассказа мы упоминали о пробуждении сексуального желания у подростов и о том, как вид обнаженного тела и половых органов притягивает и одновременно страшит их. Толпы зевак, валившие в парижский морг, были движимы сходными импульсами. Эта настоятельная, нутряная потребность в Голливуде отлилась в формулу «want see» («охота посмотреть»).
Замена нормального выражения «wanting to see» («желание видеть») более коротким и небрежным, но емким «want see» помогла кинематографистам нащупать верный ход – апеллировать непосредственно к нашей психике. Кадр из фильма Стивена Спилберга «Челюсти» едва ли нуждается в пояснении.
«Челюсти», Стивен Спилберг / Zanuck / Brown Productions, Universal Pictures, USA, 1975
До этого момента Голливуд медленно, но верно терял свои позиции, однако после «Челюстей» и шокирующих личин дьявола в «Экзорцисте» началась эра блокбастеров – и очереди в кинотеатры растянулись на целый квартал. Принципиальным для идеи эксплуатировать неуемную жажду видеть является то, что кино не предлагает вам ничего нового: эти или подобные образы уже возникали в вашем воображении, и значит, все происходящее на экране лишь служит подтверждением (часто кошмарным) реалистичности ваших фантазий. Когда мы плаваем в море, где-то на задворках нашего сознания брезжит вопрос, нет ли чего там, в глубине, не притаился ли в пучине какой-нибудь левиафан, грозный, как сама морская стихия, и не вздумается ли ему наброситься на нас. Именно это и показывают нам «Челюсти», вплоть до человеческих ошметков, случайно оставшихся от тех, кого пожрало чудовище.
Чтобы вы не подумали, будто наши темные импульсы и желания не более чем голливудская выдумка, полюбуйтесь на картину Джона Синглтона Копли «Брук Уотсон и акула», написанную в 1778 году, за два столетия до появления первого блокбастера.
Джон Синглтон Копли. Брук Уотсон и акула. 1788 / Museum of Fine Arts, Boston, USA
Обратите внимание на сходство ключевых деталей композиции – и в том, и в другом случае жуткая голова атакующей под углом хищницы выступает над волнами; незначительная пространственная глубина изображения ведет к тому, что обнаженный юноша на картине и актер в кадре расположены практически на одной плоскости с акулой; соотношение масштабов человека и акулы на двух этих иллюстрациях также сопоставимо. А главное – и тут и там человек беззащитен: от смертоносных челюстей его не отделяет даже борт лодки. Он в положении наживки для чудища.
Кадр из другого фильма Спилберга, «Парк юрского периода», позволяет нам еще лучше понять идею «want see». Это тот момент, когда героиня в исполнении актрисы Лоры Дерн видит живого динозавра: от изумления и ужаса она оцепенела, рот невольно открылся, взгляд застыл. Ее лицо словно увеличилось в размере и стало похоже на бледный диск луны, безучастно отражающий солнечный свет.
«Парк юрского периода», Стивен Спилберг / Universal Pictures, Amblin Entertainment, USA, 1993
Точно такую же реакцию могли вызвать у нее и Годзилла, и атомный гриб, и мертвый Ленин, и Умм Кульсум, и двойная спираль ДНК, и Бухенвальд. Всеядная жажда видеть в сочетании с «разъятым глазом» визуальности XX века дает так называемый «эффект Кулешова» (появление нового смысла от сопоставления двух кадров при киномонтаже), а что именно является объектом наблюдения, или «объективным коррелятом», не имеет решающего значения. Таким образом, принцип «want see» подрывает прекраснодушное представление о цивилизованности современного человека, якобы осознающего ценность самосовершенствования. Он объясняет, почему водители не сговариваясь замедляют движение, проезжая мимо столкнувшихся автомобилей. Он автоматически срабатывает, когда у людей возникает ощущение, что реальность теряет реалистичность. Он вызывает из глубин бессознательного хранящийся там психический материал и швыряет его в наше высокоорганизованное, высокоразвитое «я» как memento mori, напоминание о бренности всего сущего. Теснее связанный с Танатосом, нежели с Эросом – с инстинктом смерти более, чем с инстинктом жизни, – принцип «want see» говорит о том, что наше сознание не прочь поиграть с идеей собственного конца.
А если так, приведем напоследок еще два образа, оба плоть от плоти Америки, родины «want see». Само собой разумеется, вышеупомянутые «Челюсти», «Экзорцист», «Парк юрского периода» – кинопродукция, созданная в основном на потребу зрителям, желающим развлечься, пощекотать себе нервы, ненадолго убежать от реальности. Но неутолимая жажда видеть всё распространяется и на самые что ни на есть реальные потрясения, имевшие место в недавней истории, и в этих случаях неразборчивость «want see» настораживает. Взять хотя бы вот этот, долгое время запрещенный для публичного просмотра кадр из знаменитой «пленки Запрудера», на которой запечатлено убийство президента Джона Кеннеди. Вскоре после рокового выстрела 22 ноября 1963 года пленку сделали достоянием общественности, и она быстро превратилась в национальный фетиш, но этот кадр власти сочли за благо не демонстрировать. Пуля попадает в голову, и та лопается, словно воздушный шар, из которого вылетает оранжевое облако; но весь ужас в том, что это голова президента! Ему снесло всю верхнюю часть черепа.
Кадр с «пленки Запрудера» / Sixth Floor Museum, Texas School Book Depository, USA, 1963
Участок его мозга, вместилища разума, святая святых, куда до этой минуты не смел заглядывать солнечный луч, а если обобщать – коллективный разум Америки, ибо президент есть ее всеобъемлющий символ, – внезапно, в результате чудовищного акта насилия, вынужденно увидел свет. Поистине кощунственное просвещение.
Бóльшая часть рассуждений о том, что же произошло в тот день в Америке, отдает мифологией. То был конец Камелота, ни больше ни меньше, уверяют нас, закат прекрасной эпохи. Да, кинохронику Запрудера опровергнуть невозможно, под натиском ее шокирующей визуальности цитадель воображаемого «я» прогрессивной Америки капитулировала. Мадригал не допели, мёд не допили. От ужаса все онемели и застыли, раскрывши рот. Вглядываясь в неподвижные или медленно ползущие кадры хроники, зрители видели перед собой тираннозавра Рекса, Годзиллу – словом, наглядное доказательство того, что наш разум, наше сознание всего-навсего полтора килограмма фарша.
Вот где настоящая проверка реальности. Несмотря на засилье развлечений и ухищрений, реалити-шоу, лживой рекламы, завуалированной пропаганды и политических умолчаний, XX век – это проверка реальности на прочность. Он преподнес людям целый набор визуальных шоков, которые на манер дадаистов и сюрреалистов обнажали жизнь, взрывая ее оболочку.
Среди недавних шоков самый знаменитый подстерегал нас сразу за порогом столетия. Последние полтора десятка лет он питает наше любопытство, curiositas. Как показывает снимок, это было что-то твердо-мягкое.
