Учитывая разнообразие синих пигментов и наличие слова «синий» в египетском языке, а также бесспорный факт, что самые большие просторы в мире, доступные нашему глазу, – это синева неба и моря, немалое удивление вызывает то обстоятельство, что море и небо ни разу не названы синими в творениях Гомера, или в Библии, или в индуистских Ведах. И если в иудейской культуре вербальное превалировало над визуальным, то греки высоко ценили умение видеть. «Чтобы знать, надо увидеть», – писал Бруно Снелль в своей книге «Открытие разума: о греческих истоках европейской мысли», так что мы ожидаем найти у Гомера множество слов, связанных со зрительным восприятием. Он описывает море как медное или «винно-чермное», говорит о его блеске, но не о цвете в нашем понимании. Хотя греческие авторы, как и авторы Библии, жили в Средиземноморье, и, значит, им часто доводилось видеть море в солнечные дни, когда в его водах отражалось синее небо.
Попытка объяснить эту загадку ведет нас к субъективности цветового восприятия, его зависимости от нашего мышления и системы ценностей. Слов для обозначения синего цвета нет ни в китайском, ни в японском, ни в греческом, ни в еврейском языке, следовательно, когда носители этих языков смотрели на небо, они оценивали его не столько в пределах цветового спектра, сколько в пределах светового, пространственного, божественного. В большинстве языков с древнейших времен присутствуют слова, обозначающие светлое и темное, затем появляется красный, следом – зеленый или желтый. И в последнюю очередь – синий. Не так много твердых веществ в природе имеет синий цвет. Поднимая глаза к небу, люди видели не материю, а обиталище бога. Мы не знаем, каким представлялся зримый мир Гомеру, когда он создавал «Одиссею», но одно мы знаем: он описывал походы и возвращение домой в страну, где не добывали ничего синего. Вероятно, дело еще и в том, что его сюжеты требовали особой образной системы. Повествовательный тон «Одиссеи» изобилует мрачными контрастами; это визуализация мира, наполненного враждой. Синий не вписывается в эту парадигму.
Мы еще вернемся к вопросу о том, как когнитивные аспекты цвета влияли на зрительное восприятие жителей Средиземноморья, когда доберемся в нашем повествовании до XIX века, а пока продолжим историю синего. Вайда красильная из семейства крестоцветных (родственница брокколи родом из кавказских степей) широко применялась в Средние века для окрашивания материи в так называемый вайдовый синий.
Не столь насыщенная, как лазурит или кобальт, вайда использовалась древними бриттами для раскрашивания тела (о чем свидетельствует Юлий Цезарь, описавший римское завоевание Британии); возможно, выбор пал на вайду по причине ее мягкого антисептического действия. Считается, что не брезговал ей и предводитель шотландцев Уильям Уоллес, отсюда и наполовину синее лицо Мэла Гибсона в фильме «Храброе сердце». В Индии же ткани красили главным образом при помощи индиго – красителя с выраженным пурпуровым оттенком.
Леонардо да Винчи. Мадонна в гроте. 1483–1486 / Musée du Louvre, Paris, France
Развитие Шелкового пути между Азией и Средиземноморьем привело к росту популярности индиго. Его стали ценить настолько высоко, что Леонардо, автора «Моны Лизы», особым пунктом в договоре обязали использовать этот пигмент в его написанной менее чем через пять лет прекрасной «Мадонне в гроте». Приведенный здесь вариант, хранящийся в Лондоне, вероятнее всего, копия, сделанная учениками, однако и она наглядно демонстрирует избыток синего.
Индиго использован наряду с другим синим пигментом минерального происхождения – азуритом, или дигидроксокарбонатом меди. Цветовая палитра этой картины невелика. Здесь доминируют оттенки двух драгоценных цветов – синего и золотистого. Они перекликаются, кружась, словно расплывы нефти на воде. И хотя картина написана на религиозный сюжет, наш взгляд слишком занят цветовыми эффектами – от синего плаща Богоматери он устремляется вдаль к синеющим на заднем плане холмам.
Геометрические узоры в мечети Имама, Исфахан, Иран © Flavijus / Dreamstime.com
Спустя век после Леонардо персидская синь стала доминировать в затейливых мозаиках иранских мечетей. Их назначение тоже было религиозным, а сочетание синего и золотого еще явственнее, чем в «Мадонне в гроте», ассоциировалось с божественным присутствием.
Азурит и малахит © Janaeken / Dreamstime.com
Необработанный азурит, как правило, имеет вкрапления землистого цвета. И трудно не усмотреть в цветовой гамме мечетей, а возможно, и в картине Леонардо отголоска естественного сочетания синего и коричневого. Земли и неба.
С появлением слова «синий» в разных языках, по мере открытия все новых природных источников синего, искусство, архитектура и сама жизнь постепенно «синели». Блестящий знаток теории и истории цвета Александр Теру пишет:
В Америке синий – символ новорожденных мужеского пола, на Борнео – скорби, для американских индейцев – горя, в Тибете – направления на юг. Синий – цвет милости в каббале и оксида углерода на газовых баллонах. Императоры Китая облачались в синее, чтобы поклониться небу. У египтян он ассоциировался с добродетелью, верой и истиной. В одежде синего цвета ходили рабы в Галлии… Синяя точка за ухом у марокканского слуги служила оберегом от злых сил, а в Восточной Африке синие бусы символизировали плодородие.
Теру излагает антропологическую историю синего, рассказывает о ее неожиданных поворотах, о том, как менялись восприятие, значение и воздействие этого цвета.
Цветовой круг
Но как синий соотносится с остальными цветами? В конце 1700-х годов этот вопрос поставил художник, поэт, доктор права, мыслитель и коллекционер родом из Франкфурта. Дабы приобщиться к высокому искусству, он посетил Италию и написал статью о фреске Леонардо да Винчи. Итальянские впечатления легли в основу его труда «К учению о цвете» (1810), одной из самых влиятельных работ на эту тему. Идеи, изложенные в этом трактате, шли вразрез с научными представлениями того времени, и главный упор в нем делался не на законы оптики, а на цветовосприятие – влияние цвета на человеческую деятельность и воображение. «Не нужно ничего искать за феноменами – они сами составляют учение», – писал он, и эти слова можно считать манифестом зрительного восприятия. Звали ученого Иоганн Вольфганг Гёте.
Он чувствовал, что цвета взаимодействуют как между собой, так и с тьмой. О синем Гёте писал, что «он есть тьма, ослабленная светом». Ученым подобный подход представлялся абсурдным, но гомеровское описание моря в «Одиссее», кажется, порождено сходными представлениями. Гёте подходил к вопросам цвета как художник и потому оказал влияние на Тёрнера. Идеи Гёте могут и нам помочь понять, почему на картине Леонардо, в мозаиках иранских мечетей и в необработанном азурите сочетание цветов кажется столь безупречным.
Иоганн Вольфганг Гёте. Цветовой круг. К учению о цвете. 1809 / Goethe House, Frankfurt, Germany
Слева вы видите рисунок Гёте 1809 года.
В своем трактате Гёте пишет о его значении.
Цветовой круг устроен соответственно естественной последовательности цветов… его диаметрально противоположные цвета как раз и являются теми, которые взаимно вызывают друг друга в глазу. Желтый цвет требует фиолетового, оранжевый – синего, пурпурный – зеленого и наоборот.
