На протяжении нескольких месяцев после битвы при Гранике мы заполняем белые пятна на картах, сосредоточиваемся и готовимся к дальнейшему продвижению. Проводятся учения. Строятся новые дороги, приводятся в порядок старые. С наступлением весны вернутся с побывки наши молодожёны, а с ними прибудет и подкрепление: тридцать две сотни пехотинцев и пять сотен всадников. Народ в Македонии ликует, все гордятся нашими успехами. Признаться, отправляя Коэна, Локона и Счетовода домой, я нагрузил их золотом для вербовки, но оказалось, что от желающих вступить в армию нет отбоя. Молодых людей пьянит возможность испытать на Востоке приключения, обрести славу и добыть трофеи.
Всю зиму мы вели боевые действия во Фригии и Каппадокии, за Галисом, у предгорий Таврского хребта. Противостоят нам по большей части дикие горные племена, отличающиеся вольным, воинственным духом и ценящие свободу выше, чем жизнь. Мне эти люди по нраву. Чего я от них добиваюсь? Только их дружбы. Когда они поймут это и явятся ко мне с миром, я одарю их золотом.
Разумеется, мысли мои сосредоточены на Дарии. В донесениях сообщается, что царь Персии находится в Вавилоне, где собирает и обучает вторую армию. Руководство сетью наших лазутчиков и осведомителей я поручил Гефестиону. Каждый день он является ко мне с докладом, а раз в пять дней созывается Совет.
Вот доклад, сделанный им в Гордии.
— По существу, в Персии нет постоянной армии, если не считать царских «родственников», шесть тысяч всадников, с учётом избранной тысячи и десяти тысяч «Бессмертных». Чтобы сразиться с нами, он собирает силы со всех восточных провинций, иные из которых находятся в десяти тысячах стадиев от Персеполя, а от Вавилона и того дальше. На то, чтобы созвать новобранцев, сосредоточить их в одном месте и худо-бедно обучить, сатрапам потребуется не один месяц. Однако ясно, что Дарий учтёт уроки разгрома при Гранике и не будет сидеть сложа руки. И вооружение, и тактика претерпят изменение, а командование на сей раз царь возьмёт на себя. Как доносят наши соглядатаи, при его особе сейчас находятся Арзамес, Реомитр и Атизес, которые сражались против нас при Гранике и, разумеется, не преминут доложить царю об особенностях нашей армии. Что, естественно, даст ему возможность внести в подготовку своей соответствующие коррективы. Дарий призвал к своему двору Тиграна, самого прославленного кавалерийского военачальника Азии, и своего брата Оксатра, великого воителя более шести с половиной футов ростом. Там же пребывают его родичи — Набарзан, Датис, Масист, Мегабат, Автофрадат, Тиссамен, Фратаферн, Датам и Оронтобат, который вместе с Мемноном командовал при Галикарнасе. Все эти люди, известные как храбрые воины и искуснейшие наездники, приведут с собой из своих провинций могучие отряды всадников, своих наследственных слуг. Кроме того, Дарий вызвал в Вавилон Тимонда, сына Ментора, который, как доносят лазутчики, совершил стремительный переход от вражеского морского порта Триполи в Сирии и привёл с собой от десяти до пятнадцати тысяч греческих наёмников. В Вавилоне пребывают и сыновья Мемнона, Агафон и Ксенократ, с восемью тысячами наёмников с Пелопоннеса, а также эллинские командиры — Главк из Этолии и Патрон из Фокиды, которые, будучи выдающимися пехотными командирами, сумели привлечь в свои отряды ещё десять тысяч эллинских гоплитов, единственных в мире бойцов тяжёлой пехоты, способных потягаться с нашей фалангой. Таким образом, Дарий уже сейчас готов выставить от тридцати до тридцати пяти тысяч тяжёлой пехоты против наших двадцати. При дворе Дария в немалом числе кормятся предатели Эллады, да и Македонии тоже. Все они прекрасно знакомы с нашим вооружением и тактикой и, желая своей родине поражения, могут оказаться для царя персов бесценными советчиками. И конечно же, не приходится сомневаться в том, что среди всяческого лагерного сброда, от шлюх до мальчишек-попрошаек, полным-полно персидских осведомителей. Мы можем быть уверены в том, что каждое наше слово, даже произнесённое во сне, будет доведено до ушей врага.
Когда выступит Дарий? Куда двинется? Какими силами?
Человеку, который доставит эти сведения, я обещаю отсыпать столько серебра, сколько весит он сам.
Но вот ведь странно: донесение из Анкира, что на краю Соляной пустыни, мы получаем не от лазутчиков или перебежчиков, а, можно сказать, от самого Дария. Наши разведчики перехватывают на Царском тракте гонца с письменным приказом, адресованным Барзану, наместнику Месопотамской Сирии. Ему предписывается в течение шести месяцев подготовить к прибытию великой армии двести тысяч амфор вина, пятьдесят тысяч овец, сорок тысяч мешков ячменя и такое же количество пшеницы, кунжута и проса, а также воды и фуража, сухого и зелёного, чтобы хватило для шестидесяти тысяч лошадей, ослов и верблюдов. Повелевается также иметь или установленными, или готовыми к сборке глиняные печи, двести сорок тысяч локтей верёвки, сто тысяч кольев для частокола и шесть тысяч мотыг и кирок для выкапывания лагерных канав, сооружения земляных валов и рытья выгребных ям. Особое повеление касалось расположения царского шатра. Для него следовало отыскать участок в восемь акров на возвышенности, в тени деревьев и с родником, расположенным так, чтобы никто не мог замутить воду выше по течению. Рядом надлежало расчистить площадку в одиннадцать акров для размещения царского обоза и коновязей для гонцов, которые будут осуществлять связь с Вавилоном.
Что убеждает меня в подлинности этой депеши, так это предписания о размещении царской свиты.
Когда персидский царь отправляется на войну, его сопровождает обоз в пятнадцать стадиев длиной. Я имею в виду не армейский обоз, а его личный. Он везёт с собой свою мать и своих жён. Его сопровождают цирюльник и гримёр. Царь возит за собой всё, что ему дорого, включая ручную пантеру, говорящего попугая, бюсты предков, любимые ковры, подушки и книги. С ним, для его увеселения, не расстаются флейтисты, арфисты, кифаристы и мастера игры на тамбурине. В число его сопровождающих входят прорицатели и маги, лекари и писцы, носильщики, пекари, повара, кравчие, банщики, виночерпии, массажисты и смотрители гардероба. Берёт он с собой и наложниц, правда, не всех. Некоторые из трёхсот шестидесяти пяти красавиц остаются дома, но зато каждая из сподобившихся счастья сопутствовать владыке имеет собственный штат прислужниц, евнухов, мастериц по румянам, бальзамам и притираниям, швей и прочей челяди. Само собой, штат личной прислуги царя царей гораздо обширнее: особый слуга подаёт ему блюда, особый пробует вино на случай попытки отравления. Сыр для царя изготавливает личный царский сыродел, смешивать напитки дозволено лишь царскому смешивателю напитков, составлять благовония — царскому составителю благовоний. В обязанности одного человека входит носить царское зеркало, в обязанности другого — выщипывать владыке брови. И это не считая множества писцов, евнухов, счетоводов, поэтов и просто прихлебателей.
Шатёр, в котором мы сейчас находимся, принадлежал Дарию. Мы захватили его при Иссе. Тогда он был ещё больше: в честь победы я устроил в нём пир для шестисот приглашённых, а в Бактрии мы, подняв пологи, использовали его как площадку для выездки лошадей. Он достался мне вместе с четырьмя десятками знающих людей, без совокупных усилий которых его было невозможно ни поставить, ни снять. После Дрангианы мы разделили его на четыре части, а каждую из них снова на четыре. То, что ты видишь сейчас, это всего лишь четверть четверти, а из остального получилось множество прекрасных палаток для лазарета и лагеря. Но и того, что осталось, вполне хватает для размещения половины моей свиты, поварни, штабных лекарей и писцов, а также моих собственных покоев, караульного помещения, хранилища для карт, библиотеки, места для совещаний и того отсека (бывшего сераля), где мы сейчас беседуем.
Упаковав этот чудо-шатёр, Дарий и его войско выступили из Вавилона и двинулись в Сирию, желая принудить меня к сражению. Я же, будучи излишне самоуверен и слишком желая этой битвы, допустил непростительную ошибку. Самую крупную ошибку с того момента, как я начал командовать войсками.
