— Разумеется, ваше величество.

Когда он поклялся на своей крови держать дальнейший разговор в секрете, Викар кивнул мне, и я поведала гостю обо всем произошедшем в тайных коридорах дворца.

— Но это же немыслимо! — схватился мужчина за голову. — Вы уверены, что этот несчастный погиб именно от «белого мора»?

— Да, и вы сами сможете в этом с легкостью убедиться, осмотрев скелет.

Лекарь принял этот ответ и задумчиво потер подбородок, размышляя над сложившейся проблемой. По одному взгляду на сурово пожатые губы его величества становилось понятно, что он не позволит забрать у меня больше крови, чем это понадобится для изучения. О лечении пострадавших людей речи даже не шло. От страшных картин, пронесшихся в голове целителя, перехватывало дыхание. Я схватилась за горло, словно невидимая веревка действительно сдавливала его и душила. Образы мучившихся заболевших, вспыхнувшие в чужих мыслях, наводили ужас. Если бы не охраняющие выход из дворца стражи, наверное, я бы немедля бросилась в город, чтобы помочь.

— Это не обсуждается, Айрин, — непоколебимо сказал отец, почувствовав на себе мой взгляд.

— Если бы ты только видел… Они так страдают!

— Как будто ты сама это зрела, — не проникся он.

Я не сомневалась: поведай лекарь о всех тех ужасах, что наблюдает каждый день, то сердце Викара бы дрогнуло. Но я знала, что царь все равно имеет мало влияние на стражей, снующих по дворцу, как чувствующие смрад гнилых душ черные мухи. Есть ли шанс уговорить Грасаля помочь больным? Что-то мне подсказывало, что князь пойдет на уступки еще неохотнее, чем монарх.

Понурила голову, неохотно смиряясь с участью. Хочется верить, что лекарство найдут совсем быстро, и нутро перестанет разрываться от боли из-за чужих мук. Я протянула руку, позволяя целителю забрать немного крови. Наблюдая за тем, как вязкая жидкость покидает тело, зачем-то спросила:

— Вы быстро добрались. Так понимаю, все прошло хорошо, никто не препятствовал проникновению во дворец?

— Что вы! — воскликнул лекарь. — Узнав причину моего визита, князь Дамиан Грасаль лично проводил меня сюда.

— Айрин?.. — недоуменно произнес отец.

Я качнула головой, не менее пораженная, нежели он. Приготовленная легенда о срочной помощи, потребовавшейся бастарде царя, даже не пригодилась. Впрочем, я сомневалась, что незнакомый со мной лично человек рискнул бы лично солгать главному советнику его величества.

— Вот и все, — сказал одухотворенный последними новостями целитель. — Да воздаст Треокий, лекарство скоро будет готово. Я сообщу, как только появятся новости.

Я сложила руки в молитвенном жесте, вторя словам мужчины.

Свадьба его величества Викара Фалькса, царя Льен, и ее высочества Шанталь из клана Ледяных волков, принцессы Сагасса, неумолимо приближалась. Во дворце творилась суматоха. Все заканчивали последние приготовления к торжеству и с нетерпением ждали знаменательного события.

Придворные дамы примеряли платья, должные произвести настоящий фурор, кавалеры — парадные камзолы, а слуги сбивались с ног, выполняя последние поручения. Всем хотелось блистать, хотя никто не сомневался: никакое великолепие не затмит сияния будущей царской четы.

Я равнодушно смотрела на наряд, приготовленный новой служанкой. Девушка так восторженно разглядывала нежно-кремовое платье, точно его вручную изготовили маленькие феи, что, по преданиям, живут в сагасских лесах. Она с благоговением взяла его в руки, чтобы помочь надеть. По столь бережному обращению создавалось чувство, будто до меня эту вещь носила сама Берегиня, ничуть не меньше.

Я вздохнула.

— Вам не нравится? — забеспокоилась служанка.

Вскользь глянула на ничуть не волнующий кусок ткани, на мгновение вынырнув из собственных переживаний. Настроения не было. Чему радоваться, какой-то вещи? Есть проблемы куда важнее. Целитель до сих пор не послал ни весточки, отец собирался жениться на ледяной женщине, даже не способной к состраданию, а в моей личной жизни тоже все шло кувырком. После злополучного инцидента я ни разу не видела князя, точно он куда-то уехал, хотя, как я знала, не покидал пределов столицы. Я не понимала, как относиться к этому факту — радоваться или горевать. Хотелось вычеркнуть Дамиана из жизни, но какая-то часть меня — крохотная, но от того не менее сильная, все равно жаждала его видеть, наперекор доводам рассудка.

— Миледи?

Даже присутствие новой служанки вызывало раздражение. Она не столь хорошо справлялась с работой, как Ксана, к присутствию которой я так привыкла за долгое время пребывания в дворце, и слишком много говорила, вызывая головную боль.

— Вы слышали, что одну леди давеча застали с садовником?

Придворные сплетни меня мало волновали, но девушка словно не замечала источаемого мной недовольства, весело щебеча, как синица весенним утром. Ни воспитания, как у Ксаны, ни умений, ни светлой головы… Имя бывший служанки заставляло до боли скрежетать зубами. Треокий, почему именно она?

— Посмотрите, как удобно я расставила баночки с мазями, — довольно сообщила девушка.

Я кинула взгляд на стол. Прежний порядок действительно нарушили, и теперь мне пришлось бы долго думать, прежде чем найти нужное. Ксана никогда не меняла без спроса обычный порядок вещей, поддерживая тот, к которому я привыкла.

Ксана, Ксана, Ксана!

Как будто рук лишилась, а не служанки!

— Миледи, позвольте…

— Оставь меня одну! — резко выкрикнула я и тут же запнулась, смутившись своего порыва.

— Как прикажете, — пряча обиду, сказала девушка и закрыла за собой дверь.

Я посмотрела на злополучное платье и, не сдержавшись, со всей силы швырнула его на пол. Этого показалось недостаточно, чтобы справиться с налетевшим из ниоткуда вихрем чувств. Отчаяние толкнуло в руки вазу с цветами, и я, не колеблясь ни минуты, бросила ее в ту же сторону, что и наряд. Лишь звук разбившегося фарфора смог ненадолго прояснить мысли.

Спрятала в ладонях лицо, стесняясь покатившихся по щекам слез. Не время горевать. Никто не должен догадаться, что творится в душе. Осколки разбитого сердца уже не собрать, но этого и не нужно: в царстве Льен ценится холодный расчет и безжалостность.

В дверь постучали. Я спешно вытерла столь не вовремя увлажнившиеся глаза и, собравшись с силами, сказала:

— Можете войти!

На пол упала тень, похожая на полевой колокольчик, раскинувший венчик с нежными лепестками. Гостья нерешительно замерла в проходе, ничего не говоря вслух. Совершенно не сомневаясь, что это, нарушив приказ, вернулась новая служанка, я обернулась:

— Я же проси… — и оборвала речь на полуслове, потрясенно признавав в смущенной девушке Ксану. Тон моего голоса резко изменился: — Что ты здесь делаешь?

Ее бледная кожа моментально залилась румянцем.

— Я предупреждала: оправить меня сюда — ужасная мысль!

Она развернулась, горделиво выпрямив спину, но я знала, что за внешней невозмутимостью прячется кислый стыд, связывающий все внутри в тугой узел. Мысли о собственном бесчестье заставляли уши Ксаны пылать.

«Предательница», — вертелось на моем языке, но так с него и не соскользнуло: я не решилась сообщать очевидное вслух. Невысказанные обвинения кружились вокруг любовницы князя и брошенными камнями попадали в цель. Ксана сгорбилась, ощутив на себе прожигающий взор.

— Стой!

Она судорожно вздохнула и кинула на меня осторожный взгляд из-под ресниц.

— Оно того стоило? — уже спокойнее произнесла я и поняла: да стоило, вот только это осознание еще больше раздирало душу Ксану на куски.

— Если бы я знала, что вы к нему чувствуете… Я бы никогда… честно.

— Я не влюблена, — изумленно вырвалось изо рта. — Почему все говорят об этом? Любовь к такому, как советник, опасна, Ксана. Он мой враг, а ты…

— Я знаю, — опустила она голову. — Простите. Это чудовищная ошибка! Такого больше не повторится…

Надежда вспыхнула на дне зеленовато-карих глаз и заискрилась под полуопущенными ресницами. Но я ничего не чувствовала. Если бы не тяжесть диадемы на голове, Ксана никогда бы не получила прощения, но приобретенный благодаря покойной царице дар будто уговаривал, что не стоит больше злиться на девушку. В ее сердце не было желания никому навредить.