– Должно быть.

– Кажись, и двери от нас к ним имеются? Надо бы, атаман, подзаняться, да поглядеть, может, чего не будет ли…

– Нашёл ты, где подглядывать, рвань какая-нибудь собралась; слышишь, небось, из-за копеек спорят, заметил разбойник.

– А почём знать, может и богатые, – возражал каторжник. – Их ведь так не узнаешь, – прибавил он, подошел к дверям, отделяющим их номер от соседнего, и начал прислушиваться.

– Много ли их там? – спросил разбойник.

– Ничего не видать, атаман.

– Да ты в скважину замочную погляди.

– Глажу, да не разберёшь.

Чуркин стал на его место и начал всматриваться через небольшую щель, отысканную им в дверях. Он разглядел, что за столом сидели четыре человека, одетые в сюртуки и высокие дутые сапоги; один из них налил в стаканы из бутылки виноградное вино, затем они чокнулись и выпили. Разговор между ними шёл о ценах на кожи и на коровье масло.

– Так, Гаврило Иваныч, значит, по рукам, согласен продать тысячу пудов по восьми рублей с полтиной? – говорил один другому, намереваясь ударить, в знак сделки, по рукам.

– Нет, дело так не подойдет; восемь три четверти дашь, так товар за тобой.

– Ну, грех и пополам, согласен.

Гаврила Иваныч призадумался, сел на стул, налил себе стакан вина и выпил. Собутыльники начали его уговаривать покончить дело, а тот молчал, почёсывая себе за ухом.

– Ну, так и быть, восемь целковых и шесть гривен – последняя цена будет, проговорил он, обращаясь к покупателю.

– Сказано, восемь с полтиной – и ни копейки.

– Сергей Семёныч, дай, стоит, товар хороший, – советовал третий.

Пауза.

– Уступаю, не берёт, через час цена будет девять, рублей, – стукнув по столу кулаком, сказал продавец.

– Эх, уж так и быть, давай руку, пусть по твоему будет! – произнёс Сергей Семёнович, подойдя к продавцу.

Ударили по рукам.

– Когда велишь за товаром прислать?

– По получении финансов, присылай и бери, – ответил Гаврила Иваныч.

– А нельзя половинку до сентября подождать?

– Нет, брат, не могу; самому деньги до зарезу нужны, кожи хочу купить, вот Иван Иваныч ею набивается.

– Сколько же нужно тебе приготовить?

– Сам высчитаешь: тысячу пудов по восьми рублей шести гривен, вот и смекай, восемь тысяч шестьсот рублёв выходит; кажись, так, Иван Иваныч, я говорю? – обратившись к одному из собеседников, сказал. Гаврила Иваныч.

– Да, верно, и считать нечего, – отвечал тот.

– Ну, ладно, завтра вечерком приготовлю; сам, что ли, ко мне зайдёшь, или сюда принести?

– Лучше я тебя здесь, у себя в номере, подожду.

– Ну, идёт Марфа за Якова, пусть так, по твоему и будет.

– Вот что я тебе скажу, начнёшь если уплату оттягивать день за день, тогда и дело врознь.

– Сказал, значит, исполню, – отчеканил Сергей Семёнович и потребовал магарычи.

Попойка продолжалась. Чуркин отошёл от двери, присел к столу и сказал потихоньку Осипу:

– Знаешь, кто с нами по соседству живет? Тот самый богатый купец, которого мы вчера вечером в трактире видели.

– Неужели? – вытянув шею, проговорил каторжник.

– Да, он самый, я его по голосу узнал. Завтра вечером к нему принесут много денег, надо подглядеть, куда он их хоронить будет.

– Небось, с тобой в кармане носит.

– Это для нас всё равно и из кармана достанем, а теперь – пойдём-ка за париками, – пора. Позови сюда коридорного.

Вошёл бритый, средних лет, служитель; по ухватке его было заметно, что он из дворовых.

– Что прикажете? – обратился он к Чуркину.

– Убери, братец, посуду, да скажи, в котором часу у вас гостиница запирается, – мы вернёмся поздно, в гостях будем.

– Всю ночь открыта, – ответил он.

– Ну, хорошо, ступай.

Разбойник оделся, вышел с Осипом из номера, запер его на ключ, и через минуту они были уже на улице.

Начинало смеркаться; на улицах и на площади перед Гостинным двором сновал народ; кое-где слышались песни и звуки гармоники. Укутав лицо в воротник тулупа, быстрыми шагами пробирался Чуркин со своим подручным к цирюльне; вот они уже и около дверей её, который оказались запертыми.

– Рано же укладываются на покой здешние брадобреи, – проговорил разбойник и постучался в окно.

Ответа не было. Стук повторился; в цирюльне показался огонёк, затем дверь скрипнула и отворилась.

– Что нужно? – послышался голос.

– Хозяин дома? – спросил Чуркин, – Мы парики у него заказали, готовы они или нет?

– Сделаны, пожалуйте получить.

Вышел хозяин заведения, зажёг другую свечку и предложил примерить заказанные парики.

– Нечего их примеривать, дома поглядим, хороши будут – так оставим, а нет – назад принесём.

– Как вам угодно.

– Получите, сколько нужно доплатить.

Цирюльник сказал цену. Разбойник не торговался, отдал деньги, взял парики, отдал их каторжнику и они вышли.

– Смотри, не потеряй их, положи за пазуху.

– Будь покоен, в целости сохраню, – ответил каторжник.

– Ну, теперь пойдём на знакомую улицу.

– Что ж там будем делать?

– Я пойду в тот дом к той женщине, у которой быль днём, а ты подожди меня на улице.

– Смотри, атаман, в капкан не попади.

– Знаю, чай, куда иду; враг, что ли, я себе.

– Запутает она тебя и не вывернешься; доверяться бабам нельзя; видел, небось, какие у ней приятели есть, садилы за первый сорт.

– Будет зря-то толковать, – как бы осерчав, протянул разбойник, шагая по середине улицы.

Улица, на которой жила Прасковья Максимовна, не была оживлена прохожими; изредка только проскользнёт по ней какой-либо человек и затем всё стихнет; в окнах домиков горели огоньки и мелькали обитатели. Тихими шагами подошёл разбойник к заветному домику, ставни которого закрыты не были, заглянул в калитку и, не найдя за нею никого, осторожно постучался в окно и сказал каторжнику:

– Отойди маленько подальше отсюда.

– Куда же, на ту сторону, что ли?

– Ну, как знаешь.

Осип перешёл улицу, прислонился к забору и стал наблюдать, что будет дальше.

Через несколько минут в калитке показалась женщина; разбойник подошёл к ней, обнял её, прозвучал поцелуй, и затем они скрылись в доме.

– Вон оно что! – подумал Осип и начал прохаживаться по улице, раздумывая о своём атамане.

Войдя в дом, Прасковья Максимовна пригласила Чуркина в маленькую комнатку и попросила его раздеться. Разбойник, всегда и во всем аккуратный, снял с себя тулуп и положил его тут же, на стул, ради того, чтобы, в случае надобности, он мог быстро одеться и уйти.

Небольшой столик, находившийся в той комнатке, был накрыт скатертью и уставлен разной закуской и бутылками с вином. После первых объяснений, красавица налила в стаканы виноградного вина и предложила гостю выпить вместе с нею. Чуркин приложил к губам напиток, поморщился л сказал:

– Горько, подсластить маленько нужно бы!

Прасковья Максимовна поняла его желание и поцеловала Чуркина.

– Ну, вот и теперь можно и выпить, – осушая стакан, ласково произнёс гость.

Беседуя с Прасковьей Максимовной, Чуркин узнал, что она – хозяйка этого домика, вдова местного жителя, разведённая с мужем, умершим несколько месяцев тому назад.

– Как же ты познакомилась с Гаврилой Ивановичем? – полюбопытствовал у неё разбойник.

– Он мужем моим приятели были, а я знала его, в гостях у нас бывал; скучно мне одной стало, начал он меня упрашивать быть к нему поближе, обещался замуж взять, вот я с ним и сошлась.

– Неужели же он ещё не женат?

– Говорит, вдовец, а там кто его знает, может, и обманывает.

– Он сам здешний, или нет?

– Приезжий, с какого-то завода, говорил он мне, да я запамятовала.

– А если бы я захотел жениться, пошла бы ты за меня замуж?

– Отчего же, с радостью, – ответила красавица, уставив на разбойника свои большие глаза.