Я не смотрю на него. Я сосредотачиваюсь на мытье рук, которые уже чистые. Мне просто нужно что-то делать руками, иначе я рискую совершить какой-нибудь сумасшедший поступок, например, придушить его.

— Дэйзи...

Я закрыла кран и схватила со стойки полотенце для рук. Уходя, я вытираю свои руки.

Мне нужно пространство.

Я устала от его переменчивости от горячего – к холодному. Я устала быть человеком, на которого кричат. И от него, который в одну минуту относится ко мне доброжелательно, а уже в следующую – так, словно у меня чума.

Конечно, он пришел и извинился, опять же, за то, каким был мудаком. Не поймите меня неправильно; извинение – в первую очередь, затем – шок. Но я уже сыта по горло его идиотскими выходками.

Тишина между нами тянется и тянется. Я уже пересушила свои руки, а теперь считаю плитки на стене.

В конце концов, я больше не могу это выдерживать. Я кладу полотенце на островок и поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Вам нужно, чтобы я что-то сделала?

Вот так, Дэйзи. Держись профессионально. Не переводи это в личную сферу.

А это личное?

Кас настороженно смотрит на меня. Затем наклоняет голову в сторону пакета с маффинами, которые я ему принесла и который теперь стоит в центре кухонного островка.

— Ты можешь помочь мне съесть это. Его слова мягкие, но тщетно.

— Нет. Я не хочу. Что-то еще?

Он смотрит на меня удивленно, и он не уверен, что еще сделать.

Что, по его мнению, должно было произойти? Что я упаду ему в ноги со словами "Да, Кас! Конечно, я хочу помочь тебе съесть те маффины, которые я принесла в твой кабинет как раз перед тем, как ты наорал на меня?".

Как бы не так, козел.

— Вам еще что-то нужно? — настаиваю я.

Я давлю, потому что я хочу убраться подальше от него.

Он сосредоточивается, сводя брови вместе. — Нет.

— Хорошо. Тогда у меня есть еще работа, которую нужно сделать... Я поворачиваюсь на пятках и двигаюсь к двери.

— Вообще-то...

Его тихий голос останавливает меня, и я медленно поворачиваюсь.

Он отталкивается от барной стойки и идет вперед, остановившись у кухонного островка. Его взгляд заставляет мое сердце сильнее биться в грудной клетке. Он облокачивается на островок и скрещивает на груди руки. Я игнорирую то, как хорошо смотрятся его руки, лежащие поверх его великолепной груди.

Великолепная грудь. Вы слышали меня?

Дэйзи, ты забыла – он тебе не нравится?

— Я передумал. — Говорит он. — Есть кое–что, что ты можешь для меня сделать.

Я хмурюсь. — Что?

— Ты можешь принять мое гребаное извинение.

Я смеюсь.

На самом деле смеюсь.

Он гневно хмурит брови.

Все еще смеясь, я отвечаю: — вам действительно стоит поработать над своим искусством извиняться, мистер Мэтис.

От этого он хмурится еще сильнее.

Устав от этой беседы и от него самого, я поворачиваюсь и начинаю уходить, но он останавливает меня, на этот раз схватив за руку.

Удивившись тем, что он так быстро пересек кухню, я разворачиваюсь и обнаруживаю себя, глядящей в его полные злости черные глаза.

— Что ты делаешь? — выпаливаю я.

Но он как будто не слышит меня.

— Какого хрена ты от меня хочешь? — тихо спрашивает он, закипая.

Опешив от его слов, я отвечаю:

— Ничего. Я ничего от тебя не хочу.

Затем, как по щелчку пальцев, я меняю свое мнение.

— Хотя, кое-что мне от тебя все же нужно. Я хочу, чтобы ты перестал орать на меня! — Забавно такое говорить, особенно учитывая, что сейчас я сама ору на него. — Я хочу, чтобы ты перестал относиться ко мне как мудак! Я хочу, чтобы ты перестал менять свое отношение от горячего – к холодному, в зависимости от своего настроения! Я хочу, чтобы ты относился ко мне как к человеку – все время, а не иногда! Я хочу...

Я не могу закончить оглашать свой вердикт. Моя речь обрывается его ртом.

Потому что подонок целует меня.

Он действительно коснулся своими губами моих губ и целует меня.

Глава 20

Он целует меня.

Ох ты ж черт. Кас меня целует.

Он целует меня!

На избавление от шока уходит пятая доля секунды. Затем в игру вступает ощущение от его губ, и вот уже все ставки сделаны.

Моя свободная рука находит путь к его груди и пальцы впиваются в рубашку. Я приоткрываю губы в тихом стоне. Он пользуется этим, чтобы просунуть свой язык мне в рот, углубляя поцелуй. И я отвечаю ему с таким же напором.

Кас прижимает меня спиной к стене, его губы крепко прижаты к моим.

Рукой он держит меня за запястье. Кас прижимает мою руку к стене, а затем придавливает меня нижней частью своего тела, заключая в ловушку. Не то чтобы я хотела уйти в ближайшее время. Или вообще когда-либо.

И о, черт... он твердый. Я могу почувствовать, как его эрекция впивается мне в живот.

Я сделала его твердым одним только поцелуем.

Вперед, я!

Ощущение его твердости, упирающейся в меня, в сочетании с его языком, восхитительно и яростно поглаживающим мой, заставляет меня извиваться. Я уверена, что мои трусики уже очень мокрые.

Боже, этот мужчина умеет целоваться.

Я могла бы писать песни о том, как он совершенен в поцелуях.

Но это было бы странно. Кроме того, я ни хрена не умею писать.

Кас отпускает мое запястье и притягивает мое лицо обеими руками в такое положение, что теперь он может целовать меня так, как ему того хочется. И я совсем не против.

Я скольжу руками по его спине, жаждущая почувствовать под своими пальцами его, такого большого и сильного.

Его язык скользит по моей нижней губе, заставляя меня стонать и тереться об него.

Я чувствую, как по его телу пробегает дрожь, и он сильнее прижимается ко мне.

— Блядь, детка. — Стонет он прежде, чем снова захватить мой рот.

Он целует с большим рвением, граничащим с сумасшествием.

И я отвечаю ему взаимностью.

Мы притягиваемся, получая то, в чем каждый из нас нуждается. Фактически, мы, на хрен, трахаем рты друг друга.

Кас целиком прижат ко мне, но даже в таком положении я не чувствую его достаточно близко.

Я хочу больше его. Хочу его целиком.

Я обвиваю его ногу своей. Его рука покидает мое лицо и скользит к моему бедру. Он поднимает мою ногу выше, оборачивая ее вокруг своего бедра.

Он смещает нижнюю часть тела так, что теперь он трется о меня.

Как раз в том самом месте, которое так в этом нуждается и которое умоляет о прикосновении.

Он задевает зубами мою нижнюю губу, толкаясь напротив меня.

— Да, Кас,— стону я.

И вот тогда все и меняется.

Или прекращается. Или становится неправильным.

Я не совсем уверена в том, что происходит. Все, что я знаю — он больше не двигается и не целует меня.

Он отстраняется и смотрит на меня так, будто даже не знаком со мной. Как будто не понимает, зачем он здесь.

Его брови сходятся вместе, и он зажмуривается. Выглядит так, будто ему больно.

Холодное, мерзкое чувство стекает в мой желудок.

Мои руки падают.

Его глаза резко распахиваются. В его взгляде я вижу... сожаление.

Хреново сожаление!

У меня такое ощущение, будто все мое тело засыпали льдом, осколки которого царапают и колют мою кожу.

Его рука соскальзывает с моего бедра, позволяя ноге опуститься на пол. Громкий стук моей туфли о кафельный пол разрывает томительную тишину.

Он отступил от меня.

В моей груди образовалась пустота.

— Кас...

Он развернулся на каблуках и ушел, оставив меня стоять на месте.

Что?

Я снова уперлась в беспощадную стену.

Что... только что произошло?

Мы были здесь, целовались, и это было невероятно. Я имею в виду, казалось, будто он получает удовольствие. А затем он... выглядел так, будто даже сам не понял, почему целует меня, а затем, не сказав ни слова, ушел.

Я этого не понимаю.

Или...

Может быть, он просто вспомнил, кого именно он целует.