Его взгляд пронзает меня насквозь.

— Здравствуйте, — говорю я, пытаясь подавить нервозность.

— Привет. — Он отвечает без интонации, так что я не могу понять, о чём он думает.

Медленно я приближаюсь к нему. Всё это время он не спускает с меня глаз.

Я сажусь на стул напротив него, ставлю пустой стакан на стол, туфли на пол рядом с собой, а футболку кладу на колени.

Я даже не знаю, с чего начать, что сказать. Мой взгляд блуждает по комнате и вдруг цепляется за мою сумку, лежащую на рабочей поверхности кухонного гарнитура.

Мне кровь из носу надо позвонить Сиси, но сначала нужно поговорить с ним.

Но в этом он меня опережает:

— Твой телефон не переставал звонить. Я не хотел тебя будить. Подумал, что, кто бы это не названивал, это что-то важное, так что я ответил за тебя. Звонила твоя подруга, Сиси. Она была обеспокоена тем, что от тебя не было никаких вестей. Я сказал ей, что ты здесь, что ты в безопасности и вернёшься завтра утром.

Он говорил с Сиси. Боже мой.

Ну, по крайней мере, ей не пришлось волноваться за меня всю ночь. Но позже меня ждёт с ней чертовски интересный разговор.

— Спасибо, — говорю я. У меня не выходит сдержаться, и я спрашиваю, — почему Вы не отвезли меня домой?

Он смотрит на меня таким пронзительным взглядом, что мне становится не по себе, и я начинаю ёрзать на стуле.

— Потому что я не знал, где ты живёшь. Ты же отключилась прежде, чем сказала мне адрес.

— У Вас есть мой адрес в личном деле, — настаиваю я.

— И находится оно здесь.

А. Ну, да.

— Как я добралась до постели?

Он кидает на меня взгляд, который ясно даёт понять, что он считает меня тупой.

— Я занёс тебя.

— Я была в полной отключке, да?

— Ага. Думаю, даже разорвись бомба, ты бы всё равно не проснулась.

— Простите.

— Не стоит извинений. Было забавно послушать твой храп.

— Я не храплю! — Ошеломлённо отвечаю я.

Его губы искривляются в потрясающей улыбке, и он смеётся.

На ум приходит воспоминание о том, как вчера я сказала ему, что у него красивый смех и что ему следует смеяться чаще.

— Я правда храплю? — спрашиваю я его.

Он ухмыляется и кивает.

— Как боров.

Мне нравится, что он улыбается, так что я не спорю с ним.

— Должно быть, алкоголь так подействовал, потому что обычно я не храплю.

— Хм... ага, должно быть.

Я слышу смех в его голосе, и от этого моё сердце переполняется чувствами.

Я сжимаю футболку и вспоминаю, что проснулась в ней.

Я краснею.

— Вы меня, — я прикусываю губу, — раздели? — От этих слов я морщусь.

Наступает долгая пауза.

Я украдкой смотрю на него сквозь ресницы.

Я бы солгала, если бы сказала, что не заметила вспышки огня в его глазах. Или если бы сказала, что на меня эта вспышка никак не подействовала.

— Я подумал, что тебе было бы удобнее в моей футболке. Но не волнуйся, Дэйзи, я вёл себя, как настоящий джентльмен. Я едва ли взглянул на тебя.

— Но всё же немного взглянули.

Боже мой. Я только что сказала это вслух?

Мне хочется провалиться сквозь землю, но я заставляю себя держаться сдержанно и выдержать его взгляд?

Выражение лица Каса не дрогнуло. Ни капельки.

Его губы вновь искривляются в лёгкой улыбке.

Хотела бы я сказать, что и это на меня никак не подействовало, но это не правда.

Мне не по себе, и я чувствую жар в местах, в которых очень давно не испытывала подобного ощущения.

— Ну, спасибо, что позаботились обо мне, — удаётся мне выдавить из себя. — И спасибо за одолженную футболку. Я её постираю.

Он пожимает одним плечом.

— Хочешь кофе? Или чего-нибудь поесть? – спрашивает он, встаёт со стула и берёт свою тарелку, чашку и мой пустой стакан.

От шока я, чуть было, не падаю со стула.

— Эм... не отказалась бы от кофе. Спасибо.

Я смотрю, как он наливает нам обоим кофе и добавляет мне в чашку молоко. Я даже не подозревала, что он знает, какой я пью кофе.

Он ставит мой кофе передо мной и садится обратно на своё место напротив меня, держа чашку в руке.

— Тебе следует что-нибудь съесть. У тебя, наверное, ужасное похмелье.

Я смотрю, как он делает глоток.

— Да, бывало и лучше. — Я слегка улыбаюсь. — Но не думаю, что смогу сейчас что-нибудь осилить.

Я беру чашку обеими руками и подношу её ко рту, делая небольшой глоток.

Боже, как вкусно. У него получается чертовски вкусный кофе.

Я ставлю чашку на стол, всё ещё держа её в руках и поднимаю на него глаза.

А он уже смотрит на меня, и в его взгляде читается любопытство, будто я какая-то головоломка, которую он не может разгадать.

Интересно, а в моих глазах отражается то же самое? Потому что, если честно, я не могу разобраться в нём.

Он облачает себя в маску грубости и суровости, но под всем этим скрывается человек, который сядет в машину и поедет в Лондон, чтобы забрать из бара свою напившуюся работницу, привезёт её к себе домой и позаботится о ней.

По моей груди вновь разливается тепло.

— Я очень сожалею о вчерашнем. О том, что позвонила в нетрезвом состоянии. И о том, что наговорила... — На секунду я закрываю глаза от смущения, когда мои вчерашние слова потоком нахлынули на меня. — И за то, что я отключилась в Вашей машине. За то, что Вам пришлось позаботиться обо мне. Мне очень, очень жаль. И я знаю, что вела себя, как полнейшая идиотка, и что заслуживаю увольнения, но мне очень, очень нужна эта работа. — Я подаюсь вперёд, облокачиваясь на стол, и соединяю ладони в мольбе. — Я клянусь, что то, что произошло вчера, больше никогда не повторится. Никогда-никогда.

— Почему ты пошла в бар и напилась там в одиночку?

Его вопрос застаёт меня врасплох.

— Эм... потому, что я глупая.

— Ты далеко не глупая, Дэйзи. Хоть и напиваться в баре в одиночестве – не самая блестящая идея.

— Это ведь был комплимент, не так ли? — Я улыбаюсь, и его губы тоже подёргиваются.

Но его лицо быстро принимает серьёзное выражение.

— С тобой могло случиться все, что угодно. Ты ведь это понимаешь?

Он... беспокоился обо мне?

От удивления я краснею.

— Да. Это было очень глупо. Я просто пыталась...

— Заглушить боль.

Его реплика заставляет меня приподнять брови. Я знала, что он умён, но я никогда не считала его проницательным. Особенно, когда дело касалось меня. Если честно, я думала, что он не знал ничего, связанного с Дэйзи Смит.

— Ты вчера говорила что-то о своём брате, — добавляет он, позволяя словам повиснуть в воздухе.

Очевидно, не такой уж он и неосведомленный.

При упоминании Джесса мою кожу начинает покалывать из-за грусти.

Но я также захвачена врасплох тем, что он хочет поговорить об этом.

Мне позарез нужна эта работа, и, если разговор об этом позволит мне сохранить её, то так тому и быть.

— Вчера я навещала его, но наша встреча прошла не слишком хорошо.

— Почему?

Я громко выдыхаю.

— Он винит меня в том, что ему приходится жить в приюте, и он прав. Я единственная, кто остался у него на всём свете, и, когда я попала в тюрьму, его отправили в приют.

— А где ваши родители?

— Папа умер. А мать... она ушла. Когда мне было шестнадцать, она сбежала со своим дружком-наркоторговцем. Видимо, ей больше не хотелось быть матерью. Джессу было всего шесть. Я знала, что если социальные службы узнают о том, что наша мать бросила нас, они забирут Джесса.

— Я воспитывала Джесса практически с младенчества, потому что нашей матери не было дела до нас, её интересовали только наркотики. Она их всегда принимала. Каким-то образом ей удалось не торчать хотя бы в период, когда она вынашивала Джесс. Может быть, тогда она ещё заботилась о своих детях. Но после того, как папа умер, она будто с катушек слетела. Я только сдала все экзамены, когда она бросила нас. Так что я сделала то, что должна была. Нашла работу. Поначалу приходилось туго, но мы справлялись. Стало полегче, когда я устроилась в ювелирный магазин и стала зарабатывать больше денег.