— Почему же он сидит?

   — Вот в этом-то и есть парадокс свободы. Во Франции во время революции слово свобода употребляли абсолютно все неисчислимое количество раз. Оно там встречалась чаще, чем слово Бог, а понять, что же значит это слово на самом деле так, кажется, никто и не понял. Свобода — это только состояние души и более ничего. Это та граница, которую человек проводит для себя сам. Ведь несчастный негр сидит в колышках и умирает от голода, а выйти не может потому, что ограничен пониманием тюрьмы.

   — Глупости, — сказала Анна, — ведь не может же человек также просто, как негр тот из колышков, уйти из крепости.

   — Может, — глаза графа Виктора блеснули странным огнём. — Может. Вот я знаю одну историю про крепостных людей, ушедших из рабства и никогда уже не вернувшихся к своему хозяину.

   — Расскажите, — попросила Анна.

   — Конечно я расскажу, — граф Виктор взял девушку за руку и продолжил. — Ведь что отличает дворянина от крестьянина? Воспитание, умение читать и писать, а также паспорт. Если выписана бумага, то человек уже совсем другой. Я знаю случай, когда двое молодых людей бежали от своего помещика, подделав паспорт, хотя не умели ни читать, ни писать.

   — Как же тогда им это удалось?

   — Девушка была превосходный художник и могла скопировать любой знак. А муж её обладал потрясающей природной памятью. Они похитили у писаря, несколько гербовых листов, написали себе паспорта, украли из барского дома подходящую одежду и ушли.

   — Вот так просто ушли из рабства?

   — Вот так просто. Так же просто, как негр мог бы уйти из своих колышков. Я видел этих двоих много лет спустя во Франции. Они оба уж тогда обучались грамоте, оба говорили по-французски.

   — И что же с ними сталось?

   — Увы, увы. Смерть иногда ходит рука об руку со свободой. Через два дня после нашего знакомства они погибли на баррикадах. Но суть не в их гибели. Суть в том, что и погибнуть можно по-разному. Можно умереть свободным, а можно рабом. Ведь, крепостные наши люди поголовно ведут себя, как тот негр. Они могут уйти из рабства, но просто не хотят этого. Они ограничили собственную свободу изнутри.

Некоторое время Анна Владиславовна молчала, и граф Виктор тоже ничего не говорил. Потом девушка сказала:

   — Любовь — это, наверное, такое же проявление свободы, — не отрываясь, она смотрела в глаза Виктора.

   — Да, конечно, это так, — прошептал он. И после минутной паузы добавил иным голосом: — Я люблю Вас, Анна Владиславовна, будьте моей женой.

   — Я тоже люблю Вас, Виктор, — отозвалась эхом Анна, — но я не могу выйти за Вас.

   — Почему?

   — Существует одна причина. Кабы не эта причина я была бы уже замужем. Так, что, наверное, и хорошо, что причина эта есть.

   — Значит мы не можем соединиться?

   — Я не сказала этого. Я сказала, что я не могу здесь и теперь выйти за Вас замуж, — она даже зажмурилась от ужаса, произнося следующие слова. — Но мы можем бежать! Мы можем бежать и по дороге венчаться!

Братья Игнатовы жили уединённо в небольшой квартире на глухой речке. В последние годы они почти не заводили знакомств и кроме прислуги, два раза в неделю приходившей убирать комнаты и собирать грязную одежду, никто к ним не заходил. Поэтому-то несчастье обнаружилось далеко не сразу.

Как и всегда, явившаяся в среду утром служанка, подёргала шнурок звонка и, когда никто не вышел, воспользовалась своим ключом. Женщина почувствовала неладное тут же, растворив дверь — в квартире стоял неприятный удушливый запах. Бывало уже, что она приходила вот так и сама, в отсутствие хозяев, занималась с уборкой. Но на сей раз, только переступив порог, женщина испугалась.

Опасения оказались не напрасными. Через минуту с воплем «Убили!» служанка выскочила из квартиры.

Мёртвые пролежали в жаре два дня, и когда ротмистр Удуев, сам пожелавший осмотреть квартиру, вошёл внутрь, то чуть не задохнулся от невыносимой вони. Прикрывая лицо смоченным платком, Михаил Валентинович осмотрел мертвецов.

Пётр в одном ночном белье лежал поперёк кровати, а Валентин, также в одном белье, растянулся поперёк комнаты, хватаясь мёртвой рукою за стену.

Осмотр места происшествия показал, что, по всей вероятности, убийца настиг свои жертвы совершенно неожиданно, забравшись в квартиру ранним утром. Одним ударом ножа неизвестный убил Петра. Может быть, тот даже не успел проснуться, а когда, привлечённый шумом в спальню Петра вошёл Валентин, убийца тем же ножом ударил и второго брата. После чего, не тронув в квартире никаких вещей, сразу ушёл, даже замок запер на наружной двери.

Когда мертвецов унесли, Удуев растворил во всей квартире окна, и сквозной горячий воздух постепенно стал вытягивать вонь.

Михаил Валентинович был поражён происшедшим. Сотни раз он сталкивался с растерзанными телами, видел обезглавленных, четвертованных, видел мертвецов с выжженными глазами и вырванным языком, с отрубленными пальцами и, казалось, ко всему уже был привычен, но это убийство будто ударило ротмистра в самое сердце. Сам того не желая, он припомнил, как нашёл два смёрзшихся тела в подворотне Спаса, припомнил, устроенные на деньги Константин Эммануиловича Бурсы могилы, и с грустью подумал: «Наверное, рядом хорошо их положить, наверное, знали бы, что придётся так рано умереть, так бы они и распределить. Возьму грех на душу и распоряжусь. Пусть рядом с сестрой лежат».

Самое ужасное было то, что в смерти братьев Михаил Валентинович винил себя. Он ни на минуту не сомневался, что убийца был нанят по приказу Ивана Бурсы. Убийцу наняли после того, как один из братьев обнаружил нечто подозрительное в меховой лавке Протасовых. Но что он там увидел, так и осталось тайной.

Из окна не было видно улицы. За окном, против которого присел на стуле ротмистр, была только глухая жёлтая стена. Удуев смотрел на эту стену и пытался поймать какую-то ускользающую очень важную деталь. В первый момент, ещё сам осматривая трупы, ротмистр заметил какое-то несоответствие, но не понял, что это и теперь хотел вспомнить.

   — Конечно. Конечно… — поднимаясь со стула, и разминая ноги, сказал он себе. — Конечно. Странность… Оба брата были убиты одним и тем же ножом. Это бывает. Но оба раза удар был нанесён снизу. И не просто снизу, а будто бы от самого пола точно в сердце, но ножом бил будто маленький ребёнок или карлик. Что-то Анна Владиславовна рассказывала о карлике в тот день, когда произошло ограбление дома Бурсы. Она будто бы видела при свете факела карлика, перебегающего улицу. Нужно будет проверить. Во-первых, искать карлика, во-вторых, ещё раз проверить меховую торговлю Протасовых и, в-третьих, теперь же поехать и встретиться с Константином Эммануиловичем Бурсой, возможно магистр сможет что-нибудь подсказать. Всё это имеет к нему непосредственное отношение, да и похоронах поговорить нужно с ним обязательно. Надо братьев рядом с сестрою в землю положить.

С тяжёлым сердцем Михаила Валентинович спустился по лестнице и вышел на улицу. Только теперь он увидел, что просидел в пустой квартире целый день. Солнце уж клонилось к закату, застеклённые окна и кровли будто плавали в горячем золоте и постепенно меркли.

Михаил Валентинович Удуев хотел сделать в меховой лавке Протасовых обыск. Он чувствовал, что в задних комнатах или в подвале может найтись ключ к происшедшему. Но увы, в связи с общим положением дел, обыск оказывался невозможным.

За последние несколько месяцев властями было сделано в Петербурге много обысков. Искали запрещённые к ввозу в Россию книжки, искали проникших в Петербург без специального разрешения иностранцев, а также тайные кабаки, организованные жидами и не дающие в казну ни одной копейки.

Все эти области по большей части были безумны. Жандармы крушили мебель, взламывали стены, избивали хозяев. Два раза были подожжены дома. Однажды по ошибке, жандармы в пылу служебного рвения, покалечили бельгийского посланника, неспособного связать по-русски и двух слов, и потому вызвавшего сильные подозрения. Посол обратился с жалобой на высочайшее имя. Жалоба эта была рассмотрена и привела к пресечению подобной практики.