Вернер взял с подноса официанта бокал шампанского и спустился в сад. Солнце уже почти село, ветра не было, и озеро было гладкое, как зеркало. Сад фон Готца был хорош, как придворная живопись. Ухоженные тропинки, петляя между клумбами с яркими роскошными цветами и ныряя в нежную тень под деревьями, вели к берегу. Вернер пошел к озеру. На его лицо набежала легкая тень. Была у него одна проблема, которая лишала его покоя.
Проблема имела имя. И даже громкое имя. Точнее — граф де Сен-Брийен. Проблема была серьезная, единственная осечка в профессиональном смысле с тех пор, как Вернер еще мальчишкой впервые вошел в отцовский банк. Да, он становился блестящим финансистом, но один-единственный за все эти годы невозвратный кредит, «висяк», портил всю картину. И «висяк» был ни много ни мало 50 миллионов франков.
Граф де Сен-Брийен, подобно многим аристократам, сумел сохранить майоратную недвижимость, но не имел источников финансирования для того, чтобы содержать ее надлежащим образом. После войны, унаследовав титул у более знатной французской ветви семьи, он стал обладателем не то чтобы очень больших, но вполне существенных земельных угодий неподалеку от французской границы, а помимо оных — замка. Замок был большой, неухоженный и начинал разваливаться. Майорат был отменен, граф вроде бы мог избавиться от этого белого слона, но никто не проявлял особой охоты приобрести его. А еще у графа было настоящее сокровище: фамильная коллекция живописи. Вот на нее охотников было немало, но граф даже говорить не хотел о том, чтобы расстаться хотя бы с одним полотном из коллекции. Последняя содержала около 50 картин, и ее жемчужинами были два полотна Рафаэля, по одному — Рубенса, Гойя и Веласкеса. Картины были датированы разными временами от 14 до 19 века, принадлежали к различным школам и никогда прежде не выставлялись. Их теоретическая стоимость была колоссальной. Все это великолепие было в прекрасном состоянии и висело в картинной галерее замка. Это было единственное помещение в замке, в котором не протекал потолок, не искрила электропроводка, и которое было должным образом защищено.
Помимо коллекции картин, у графа была дочь двадцати четырех лет, которая никак не могла взять в толк, что она не может позволить себе менять туалеты от кутюр как перчатки и покупать дорогие драгоценности. Граф дочь любил, она была похожа на его покойную обожаемую жену, и ни в чем ее не ограничивал, не утомляя ее головку скучными подробностями состояния семейных финансов.
И, наконец, граф был счастливым обладателем виноградника, который висел на балансе мертвым грузом, но вполне мог стать источником неплохих доходов, при условии некоторой реорганизации, определенных инвестиций и правильного управления. Вот этим-то граф и задумал заняться. Он пришел в банк «Альянс Креди де Женев» и встретился с Вернером. Последний воспринял идею графа попытаться сделать виноградник прибыльным положительно и отправил в Сен-Брийен экспертов, чтобы они оценили объем инвестирования, и лично нанял управляющего и нескольких опытных агротехников. Еще он тщательно оценил план сбыта продукции. Все было в полном порядке. Вернер мог смело выдавать 50 миллионов франков, но следовало решить вопрос об обеспечении кредита. Вот тут возникли разногласия. Граф предложил в залог замок, но Вернер отказался. Тогда граф добавил к замку еще и землю, но и она была не нужна банку. И вот тут-то граф был вынужден поставить на кон свою баснословную коллекцию, чего, собственно говоря, банкир и добивался. Мари — мать Вернера — обожала живопись. Лоренц и Вернер тоже были неравнодушны к искусству и считали отличным вложением денег, не говоря уже о том, что такая коллекция стоит куда больше 50 миллионов.
Вернер снова задействовал экспертов-исскуствоведов, которые проверили подлинность шедевров, потом связался со страховой компанией «Ллойд унд Штуцмейстер», в которой картины страховались с момента образования компании 70 лет тому назад. Тут тоже все было в порядке: ни одного страхового случая, ни одного залога или перезалога, право собственности несомненно, даже страховые взносы выплачивались без единого опоздания. Вернер решил вопрос о выдаче кредита на 2 года, и граф развил бурную деятельность в своем винограднике.
Сначала все складывалось неплохо. Виноград рос под щедрым солнцем долины Роны, дело управлялось железной рукой нового управляющего, виноделы начали перечислять предоплату за урожай, и вот тут-то и произошел ряд событий, которые никто не мог предусмотреть. Ружье висело на сцене с первого акта, хотя и было надежно спрятано, но в третьем таки выстрелило. И не один раз, а три. А пьеса ставилась, должно быть, в театре абсурда: в реальной жизни таких совпадений не бывает. Но тут они как раз случились.
Первым выстрелом был ураган, погубивший урожай. Утром того дня прогноз погоды был «Ясно, солнечно, без осадков, ветер южный, слабый. Температура воздуха +23–28 градусов». К полудню подул резкий северо-западный ветер и за полчаса принес настоящую бурю. Граф был разорен.
Вторым выстрелом было то, что буквально через день после этого печального события случилось нечто еще более трагическое. Плачевное состояние замка, а особенно электропроводки, привело к короткому замыканию. Произошло оно далеко от картинной галереи, в одной из кладовых, но огонь по сухим деревянным перекрытиям весело и непринужденно добрался и до картин. Большая часть коллекции погибла. Граф и двое бывших в доме слуг отчаянно боролись с огнем до прибытия пожарных, но мало что смогли сделать: огонь был обнаружен слишком поздно. Горело другое крыло, далеко от жилых помещений, а пожарная сигнализация была только в картинной галерее. Естественно, когда она сработала и все побежали туда, огонь уже ел бесценные полотна. Один из слуг по приказу графа бросился спасать картины, вынес самую ценную — «Мадонну с голубями» Рафаэля, но, возвращаясь за следующими, был погребен под рухнувшим перекрытием. Больше охотников рискнуть не было, к тому же это было уже невозможно. Граф стоял в полном шоке, прижимая к себе спасенную картину, и думал о том, что будет дальше.
Дальше был еще один выстрел, пожалуй, самый нелепый из всех. Накануне кончился срок страховки, а новый страховой взнос граф, потрясенный гибелью урожая винограда, внести не успел, хотя ему требовалось всего лишь поставить свою подпись на новом полисе, присланном из «Ллойд унд Штуцмайстер», и отослать его обратно. Естественно, не случись пожара, проблем бы не было, но компания «Ллойд унд Штуцмейстер» отказалась платить страховое возмещение. Так, Вернер оказался по уши в проблемах. Картина Рафаэля, оцененная экспертом в 9 миллионов, перешла в собственность банка. Но 41 миллион повис. Банк это не разорило, особых проблем на фоне гораздо более крупных кредитов, которые своевременно возвращались вместе с хорошими процентами, не создало, но Вернер так и ломал себе голову, как бы вернуть кредит. Чтобы рассчитаться с долгами, графу предстояло заняться продажей замка, но теперь, после пожара, он и вовсе не представлял собой интереса. И даже если бы удалось продать замок до пожара, он вряд ли стоил бы больше полмиллиона вместе с землей, так что по кредиту граф рассчитаться не мог, даже если бы продал все, что у него было. Интересно, как бы он тогда жил? Вернер с досадой тряхнул головой. У него своих проблем хватает, чтобы еще думать о бедах графа. Важнее то, что он сам его милостью по уши в дерьме, должен думать, как заткнуть брешь в оборотных средствах банка и куда списать этот висяк, не говоря уже о том, что его реноме порядком потускнело.
Между прочим, граф здесь, и даже еще как здесь, как выразился лучший друг и заместитель Вернера Давид Шнеерзон, тоже присутствующий. Под этим «Еще как» Дав подразумевал суету и шум, которые де Сен-Брийен с успехом создавал вокруг своей персоны, а также роскошный смокинг, густо увешанный знаками отличия и орденами, сословными и благоприобретенными, которые сияли и переливались драгоценными камнями. Несмотря на то, что все присутствующие были в курсе плачевного финансового положения графа, он не мог не пустить им пыль в глаза.
