— Да! — Рене громко завизжала, вскочила на ноги. — Да! Отто!!!

Стадион бесновался. К моменту старта Отто половина мест на трибунах уже опустела — предыдущие стартующие распределяли между собой в лучшем случае тридцатые места, проигрывая Хайнеру по пять и больше секунд. Но сейчас происходило что-то непонятное. Первая засечка давала плюс десять сотых и была привычно в красной зоне, и зрители, которые уже не очень внимательно смотрели на табло, не обратили на это внимания. Но следующая шла по нулям, и цвет поменялся на зеленый. Поднялась волна голосов, заверещали дуделки, раздался звон альпийских колоколов. Какой-то особо активный фан дудел почти в ухо Рене, но она не заметила. Сорвав шапку и комкая ее в руках, она вскочила с места, дрожа как лист. Новая засечка. Минус три сотых. Этого было достаточно для пива, но недостаточно для победы — полтрассы еще были впереди. И вот уже -0,46!

— Опять расходы, — буркнула Макс. — Волшебник, твою мать!!!

В Цюрихе Клер Хаммерт смотрела старт Ромингера по одному из австрийских каналов, которые специализировались на национальном виде спорта, которым как для Австрии, так и для Швейцарии являлись горные лыжи. Конечно, они продолжали трансляцию до окончания соревнований.

Это был серьезный, авторитетный, высокорейтинговый спортивный канал, с которым сотрудничали уважаемые нынешние и бывшие звезды горнолыжного спорта. Сегодня бессменный комментатор Уве Крайц делил микрофон с прошлогодней потерей Кубка мира — австрийцем Петером Шварцмайером. Петер был большой звездой лет пять назад, год назад принял решение закончить карьеру. Сейчас они делали комментарии в диалоговом режиме, говорили о сегодняшних победителях. Крайц остановился на карьере Флориана Хайнера — лидера соревнований, не забыв упомянуть, что победа на первом этапе сезона особенно ценна для любого спортсмена. Шварцмайер согласился, и они начали вспоминать, сколько пьедесталов было у двадцатишестилетнего Флориана в прошлом сезоне.

Камера иногда останавливалась на лицах троих лидеров. Симпатичный темно-русый Хайнер с ямочками на щеках, мужественный темноволосый Граттон и задумчивый Фишо все еще находились на трибуне победителей с лыжами в руках — их к этому обязывали спонсорские контракты. Но по их лицам было видно, как им неохота тут торчать сейчас, когда вся интрига соревнований закончилась еще 20 участников назад. Они безмятежно улыбались, обменивались какими-то репликами, давали интервью журналистам. Все трое не могли дождаться, когда наконец начнется награждение и можно будет с честно заработанной медалью поехать в отель и вздремнуть перед пресс-конференцией. Происходящему на трассе они уделяли внимания не больше, чем комментаторы, пока неожиданная волна голосов и шума со стадиона не привлекла внимание их всех.

— Что произошло? — удивился Крайц и сам себе ответил: — Кажется, этот участник вызвал такую реакцию? Кто это? Номер пятьдесят четыре — под этим номером в стартовом протоколе заявлен швейцарец Отто Ромингер. Хм… Да, вроде бы припоминаю что-то. А вы, Петер?

— Безусловно, — Шварцмайер замолчал, напряженно вглядываясь в монитор. Крайц сказал:

— Да, похоже, у этого молодого спортсмена здесь много фанатов. Впрочем, он еще слишком молод, неопытен и нестабилен, чтобы вмешиваться в борьбу между сильнейшими на трассах, подобных этой. И, если называть вещи своими именами, он знаменит пока что не своими достижениями, а внешностью. Да, миловидный мальчик, ничего не скажешь. — Разделавшись таким образом с Ромингером, Крайц вернулся к воспоминаниям о прошлогоднем супер-джи в норвежском Квитфьеле. Но Шварцмайер вмешался, выйдя из легкого ступора:

— Посмотрите на отрезки, Уве.

Долгое, потрясенное молчание. На экране Отто Ромингер летел по опаснейшей, разбитой трассе на скорости, слишком высокой для такого состояния снега и льда, но справлялся блестяще. — Возможно, какая-то ошибка… — пробормотал Крайц. — Сбой хронометража? Я узнаю в аппаратной… Нет. Все точно. Лучшее время на втором и третьем отрезке… Четвертый отрезок — невероятно! Почти полсекунды! Вы можете припомнить что-то подобное, Петер? Ведь он идет на медаль! Невероятно, я не верю своим глазам!

Камера на миг вернулась к призерам — вся безмятежность исчезла с их лиц, они напряженно уставились на табло. Щелкали камеры — эти снимки лидеров, чьи позиции вдруг перестали казаться неуязвимыми, обойдут все вечерние газеты.

— Я помню, что в прошлом году этот «миловидный мальчик» сделал бронзу в Китцбюэле, — заметил Шварцмайер с ударением. — Ромингер, кажется, не оставляет сомнений насчет того, что он способен на многое. Вплоть до того, чтобы возглавить общий зачет, отобраться на чемпионат в Валь Гардене. Я уверен, мы еще услышим о… Смотрите, теряет контроль! Нет!..

Отто должен был удержаться на ногах, и он удержался. Он не потерял время, и ничего чудесного в этом не было. Как четвертью секунды раньше он принял правильное решение взять более широкую траекторию виража, так и сейчас резкий и крайне рискованный перенос веса на пятку внутренней лыжи оказался единственным верным вариантом. Он устоял, в крови бурлил адреналин, пот выступал на лице, стекал из-под шлема и тут же высыхал под неистовым напором головокружительной скорости и встречного ветра. Отто встал в закрытую скоростную стойку и помчался по ледяному крутяку к финишу.

Ворота, кренясь, выросли впереди, промчались над ним. Резкое торможение, вырвавшееся из-под кантов лыж снежное облако высотой в пару метров. На табло — единица! Он сделал это!

Стадион бесновался. Казалось странным, что почти пустые к этому моменту трибуны, набитые битком пару часов назад, могут еще вместить столько народу, чтобы поднимать такой дьявольский шум. Новый победитель был вымотан до предела. Он задыхался, ноги, только что выдерживающие страшную тряску, запредельные перегрузки на зубодробительных виражах на скорости за сто километров в час, вдруг стали ватными, сердце колотилось в два раза быстрее, чем обычно. Он победил! С пятьдесят четвертого места он сделал всех, он обошел пятьдесят с лишним лучших гонщиков мира! Отстегнув лыжи и сбросив шлем, он вскинул руки над головой. Его светлые волосы сверкнули на солнце. Отто Ромингер издал громкий, ликующий вопль.

[1] — число спортсменов, которое сборная страны имеет право выставить на те или иные соревнования

[2] Вид саней, которые применяются в горах, на горнолыжных трассах, для транспортировки пострадавшего

[3] (Англ.) Ace (Эйс) — «туз»

Это была великолепная, сенсационная победа. Отто смог улучшить результат Хайнера почти на половину секунды. Помимо Крайца, в этот день еще несколько сотен человек усомнились в правильной работе хронометрического оборудования, но ошиблись. Честные приборы Longines не заслуживали подобных вопросов — время было зафиксировано совершенно честно, правильно и четко. Отто Ромингер победил, и этот факт было не оспорить, хотя и очень трудно принять. Кто такой этот Ромингер? Юниор, мальчишка, № 54 на старте. Его победа относилась бы к разряду невероятных, даже если бы он победил, стартуя в первой группе на идеальной трассе. Но из третьей группы, по разбитой, растаявшей трассе — в такое было просто невозможно поверить. Эта гонка — не для пацана. Чтобы выиграть супер-джи на такой трассе, человек должен быть не только сильным и выносливым — он должен быть чертовски решительным, рисковым, хладнокровным, умным, опытным. Сочетание всех этих свойств в таком молодом парне казалось невероятным. Но победа была зафиксирована FIS — и стала сенсацией.

Фотографы трудились вовсю — ведь перед ними был не только победитель, но и один из самых ярких и красивых спортсменов континента, рождалась новая звезда, восходило новое солнце.

К Отто бросились журналисты:

— Это невероятно! Что вы можете сказать?

Он молча помотал головой — пока он не мог сказать ровным счетом ничего. Эмоции зашкаливали, он попросту боялся, что или расхохочется, как псих, или ударится в слезы, как девчонка. И уж точно будет заикаться и трястись как заяц — больно надо! Он знал, что может победить, он собирался победить, но настоящий факт победы лишил его дара речи на какое-то время. Как во сне, он подхватил свои лыжи и направился к трибуне победителей. На его лице сияла широкая, счастливая улыбка. Он смотрел на трибуны, его взгляд скользил по лицам, и наконец остановился. Он нашел того, кого искал. Вернее, ту. И помахал рукой.