Отто и Джулиана нехотя посмотрели друг на друга, Джулиана поднялась с дивана и протянула ему руки. Они обнялись, и он против воли почувствовал ее обнаженное тело, такое же волнующее, как и у ее подруги. Но он не мог об этом думать. Только этого не хватало.

— Ты ведь останешься у нас, правда? — Кристелль положила руки к нему на плечи и, глядя ему в глаза, облизнула свои губы. Ему был прекрасно понятен смысл всего этого. — Пожалуйста, я хочу, чтобы ты остался.

— Хорошо, — хрипло ответил он. — Где у вас тут душ?

Ванная, размером примерно с половину теннисного корта, не запиралась. Отто залез в душевую кабину и начал мыться. Он слышал, что кто-то заходил, и, когда вышел из душа, увидел, что его одежда исчезла. Он обнаружил белое пушистое полотенце и обернул его вокруг бедер.

— Ну вот, — когда он вышел из ванной, Кристелль оглядела его, и ее глаза вспыхнули. — Боже, да он просто прекрасен! Он идеален, чтобы вернуть бедную заблудшую девушку на путь истинный, в лоно традиционного секса. Что же ты, спортсмен? Профи?

— Он горнолыжник, — сухо сказала Джулиана, хмуро глядя на них. Великолепный Отто и ее нежная Кристелль были слишком прекрасной парой, чтобы она могла это вынести.

— Как прекрасно! Надо выпить шампанского! — Кристелль исчезла за дверью. Отто снова сел в норковое кресло. Джулиана растянулась на диване — тонкая, экзотичная и грациозная, как сиамская кошка — и начала поигрывать колечками в сосках.

— Прекрати немедленно! — рявкнул он. — Как ты себя ведешь? Всякий стыд потеряла!

— Ой, прости, мой скромный братик!

Он вызывающе оглядел ее. Она без конца нарывалась.

— Не знаю, зачем ты все это делаешь. По-моему, у меня все получится с твоей подружкой.

— Что же ты — боишься меня?

— Чего мне бояться?

— К примеру, что я скажу папочке, что мы переспали втроем. Как ты думаешь, ему это понравится?

— Ты можешь ему это сказать и вне зависимости от того, переспим мы или нет. Так что не надо брать меня на понт.

— А мне, наверное, не стоит бояться, что ты утащишь у меня подружку? У тебя же есть мадмуазель Большая суперзвезда, правда?

Отто холодно улыбнулся.

— Не грусти. Пока я развлекаюсь с Кристелль, ты можешь порисовать. Ведь ты приехала сюда учиться рисовать, верно?

— Какая же ты все-таки скотина, — прошипела Джулиана.

— Ты просто не привыкла играть со мной на равных.

— А ты, значит, любишь играть?

— Не в эту игру. Пойду посмотрю, чем там занята твоя красивая подружка.

Кристелль была на кухне. Как и все помещения в этой квартире, кухня была огромная, роскошно обставленная, блистающая чистотой и ультрасовременная. Кристелль стояла у окна с бокалом шампанского и смотрела на город — с этой стороны открывался вид на Люксембургский сад — хоть тот и был довольно далеко, все же его было видно в дождливой дымке. Отто подошел сзади и обнял ее, накрыл ладонями ее груди. Девушка грустно спросила:

— Опять ссоритесь?

— Нет. — Отто зажал ее соски между большими и указательными пальцами. — А ты часто занимаешься этим с мужчинами?

— Жюли делает это намного чаще, — Кристелль запрокинула голову назад, открывая ему свою гибкую шею и розовую мочку маленького ушка. — У меня уже несколько месяцев не было мужчины, с тех пор как я встретила ее.

— Как жаль, — Отто прижал губами жилку на ее шее. — Почему?

— Мужчины грубые и безжалостные. Но тебя я захотела сразу, как увидела.

— Я тоже грубый.

— И безжалостный. Но ты очень красивый. — Она повернулась к нему лицом и развязала его полотенце. — Жюли на нас очень рассердится?

— А вот это меня меньше всего волнует. — Отто запустил руку между ее бедер.

— Отто, так нельзя! Я люблю Жюли, и…ах! — Кристелль изогнулась в его руках.

Отто осмотрелся, пытаясь найти место, где можно ее уложить. Из кухни была видна столовая — излишне говорить, что совершенно потрясающая. Камин, мягкий ковер с длинным ворсом перед ним. Как по заказу. Он поднял девушку на руки, через несколько секунд его ноги утонули в пушистом мягком ковре…

Цюрих, 1988

— Подпишите здесь, пожалуйста.

Отто Ромингер молча перечитал договор спортивной комиссии. Все было в порядке. Он поставил свою подпись.

Мужчина, сидящий за столом напротив, не смог скрыть своего торжества. Он заполучил себе лакомый кусок — такие клиенты, как Ромингер, на вес золота, они бывают, наверное, раз в десятилетие. Стремительный взлет, сногсшибательный успех, очевидный талант и необычайная красота, все в одном флаконе. До сих пор его никто не представлял, и Ромингер иногда отправлял на переговоры своего то ли тренера, то ли кореша Герхардта Регерса, а иногда, если считал предмет переговоров достаточно серьезным, то вел их сам. Выбор менеджера и заключение договора он счел вполне серьезным поводом для собственного участия. Несколько самых матерых монстров этого бизнеса уже убедились в том, что он достаточно крут. Один из них, который попытался напарить Ромингера на расчете процента комиссии до налогообложения, был практически вышвырнут вон. Двое других, которые считали, что обязаны быть честными с клиентами, но не смогли удержаться от отечески-снисходительного тона в разговорах с двадцатиоднолетним юнцом, были отбриты вежливо, но твердо, так, что сами не поняли, почему их выставили. И только этому, Тиму Шеферу, он согласился дать шанс.

Двадцатипятилетний Шефер только что открыл свое независимое спортивное агентство, и ему не надо было растолковывать, что, заполучив Ромингера, он практически получал гарантию, что его бизнес будет успешным. До сих пор он работал на того самого монстра, который так лихо прощелкал переговоры с Отто фразой вроде «Такому молодому человеку, как Вы, конечно, трудно понять, как рассчитываются спонспорские условия…»

Шефер был безусловно лучшим в его конторе, но постоянно спорил с боссом, Матинэ, о том, как надо строить работу с некоторыми спортсменами. В итоге, проработав на Матинэ 5 лет, Тим понял, что сам добьется большего, чем работая на успешного, но чересчур консервативного «дядю». Теперь у него был опыт, хватка и отличные связи. Тим не позволял себе роскошь недооценивать Ромингера, считать очередным безмозглым красавчиком-спортсменом, и очень быстро понял, что был прав. Этот великолепный белокурый атлет был хитрейшим и умнейшим сукиным сыном среди всей спортивной элиты Европы. Он мог заткнуть за пояс любую звезду футбола, тенниса или фигурного катания, недаром учился у Дирхофа. Тим отлично представлял себе, что такое МВА в Цюрихском университете, так как сам получал его там же тремя годами раньше.

Конечно, Ромингер принял самое деятельное участие в составлении договора, потребовал фактически переписать его заново, то что ему было нужно — добавить, то, что не нужно — убрать. Тим по сути дела пошел на кабальные условия, но иначе ничего не выходило. Отто требовал от Тима вместо испытательного срока сделать ему контракт с Ауди и с Каррерой на определенных условиях, а потом — в течение всего срока действия договора — выходить на определенный ежемесячный оборот. За недостижение этого оборота Тим не только лишался непозволительно большой части своей комиссии, но и мог быть оштрафован. Но он пошел на это, потому что видел в Ромингере невероятный потенциал, который будет работать на достижение требуемого оборота.

— Второго января я вылетаю в Ингольштадт^[1], - сказал Тим. — Кстати, какого цвета машины ты предпочитаешь?

На «ты» они перешли сразу после знакомства за пивом.

Отто ухмыльнулся:

— Форд говорил, что машина может быть любого цвета при условии, что этот цвет — черный.

— Понял.

— Только я не собираюсь стоимость машины включать в стоимость спонсорского соглашения, — ехидно добавила эта малолетняя акула. — Разве что только как демонстрацию доброй воли, лояльности и готовности к серьезным переговорам.

Каков наглец, подумал Тим. Но это было одной из черт, которые ему нравились в Отто. Что Каррера, что Ауди уже давно готовы были подписать соглашения с Ромми, но они считали, что человек, который еще год назад был каким-то безвестным юниором, должен быть скромней в своих запросах. Отто, наоборот, полагал, что человек, имеющий в 21 год в своем активе столько побед, может позволить себе call the shots, то есть заказывать музыку.