Растерянная, несчастная Рене выглянула на балкон, посмотрела на огромные близзарды, стоящие в специальной решетке. Он ушел один… Полвосьмого… восемь… девять вечера! Она тенью бродила по номеру, иногда плакала, ложилась на кровать, вскакивала, не в силах лежать, пыталась читать и смотреть телевизор, но не могла сосредоточиться. Где он? С кем? Почему он не оставил ей записку? Почему?..

К девяти она успела накрутить себя до грани истерики. Когда раздался телефонный звонок, она скорее на подобии автопилота, чем осознанно, сняла трубку и услышала его голос. Как ни в чем не бывало, словно вчера они не были на волосок от разрыва, преспокойно и весело он сказал:

— Привет. Ужинала?

— Нет, — она говорила в нос, потому что так долго и горько плакала, но он, казалось, ничего не заметил.

— Ну, спускайся тогда вниз. Потащимся по злачным местам.

Рене замерла, сжав телефонную трубку так, что пальцы побелели. У нее был простой выбор: продолжать ссору или принять стратегию «все в порядке» — и, естественно, она предпочла второй вариант.

— Хорошо, я буду внизу через десять минут.

Она вовсе не собиралась спускаться к нему в виде побитой собачонки, которую хозяин милостиво согласился потрепать за ушком. Ну уж нет! Она постарается выглядеть блестяще и, возможно, вызывающе. Может быть, ее розовое ароматное облачко, которое она вынесла на себе из спа-салона, уже и испарилось вместе с самолюбованием и ощущением собственной любимости и драгоценности, но кожа все еще была нежная и шелковистая, и все еще хотелось любви и наслаждения. К счастью, собираясь сюда, она додумалась сунуть в сумку ярко-красный топ, в котором она была в тот первый вечер в баре в Санкт-Моритце накануне того, как у них с Отто все и началось. На этот раз она надела под него не плотный лифчик, который четко фиксировал и закрывал грудь, а тоненький, прозрачный, который позволял даже через топ видеть форму ее сосков. Натянула плотно облегающие синие джинсы и опустила их пониже на бедра, довольно сильно открыв живот. Она отлично знала, что Отто заводится на ее голый живот моментально. Жаль, что у нее не нашлось сапожек на высоченных шпильках, пришлось удовольствоваться обычными ботинками. Зато серьги именно те, какие нужно — яркие каскады кристаллов свешивались с ее мочек, рассыпая искры по ее шее, и плясали, играя в прятки с мелкими темными кудряшками, не попавшими в узел, который она с продуманной небрежностью собрала на затылке. Она когда-то вычитала то ли в глянцевом журнале, то ли в очередном романе в мягкой обложке, что, если девушка хочет казаться умной, она должна подчеркнуть макияжем глаза, а если сексуальной — акцент нужно ставить на губы. Сегодня у Рене Мишель Браун не было ни малейших колебаний насчет того, какой она хочет казаться. Она должна просто излучать секс. Она слегка подкрасила ресницы черной тушью, а потом с величайшей тщательностью нарисовала четкий, идеальный контур губ и накрасила их блестящей ярко-алой помадой. Получи, Ромингер. Ты хотел девчонку для секса — вот она.

Капелька нежных, тонких духов «Креасьон» в ложбинку на груди и еще чуть-чуть на шею — Рене пожалела, что не обзавелась специально для этого случая агрессивным, откровенным парфюмом вроде «Мажи Нуар». Она испытующе посмотрела в глаза собственному отражению. Вроде бы я, а вроде бы и нет. Она могла и раньше ярко краситься и одеваться в открытые и довольно откровенные шмотки, но никогда не пыталась вписываться в образ вамп. Сейчас попробовала и решила, что овчинка стоит выделки. Если уж она играет в игрушки с признанным мастером жанра, ей следует хотя бы попытаться играть по-своему.

Она помнила, что в программе вечеринки был пункт «тащиться по злачным местам», поэтому пришлось прихватить и верхнюю одежду. У нее с собой специально «на выход» был припасен изящный приталенный жакет из черной лайки с опушкой из чернобурки. Очень дорогая и стильная вещь от «Эскада», удачно купленная с семидесятипроцентной скидкой на сезонной весенней распродаже в Нидерхофе.

Последний взгляд в зеркало — она очень понравилась сама себе. Почему она все время думает о себе, как о серой мыши? В зеркале отражалась яркая, вполне интересная девица. Сияющие голубые глаза, черные волосы, сочно-красные пухлые губы, длинная шея. И фигура — если уж девушки из «клуба подружек и жен», как отрекомендовалась Сабрина, оценили, значит, она и в самом деле ничего себе. Высокая грудь, соблазнительный плоский живот, круто изогнутые бедра, длинные ноги. Никакая не мышь, черт подери! Рене подмигнула своему отражению, взяла ключ от номера и вышла.

[1] Баварская горная железная дорога — узкоколейка, поезда поднимаются на самую высокую гору Германии — Цугшпитце

[2] Букв. «после лыж» — развлечения на горнолыжных курортах, не связанные непосредственно с катанием

[3] Сорт белых баварских колбасок

Она надеялась, что Отто будет один, но просчиталась — они с Ноэлем пили пиво в лобби-баре. Нет, она ничего не имела против Ноэля, он лапочка и обаяшка и лучший друг ее любимого, славный парень и все такое, но после ссоры и того, как они не виделись больше суток, ей очень хотелось побыть с Отто наедине. Ну что же, выбора все равно нет, а наедине они побудут вечером. Она сразу заметила, что оба очень взбудоражены и, кажется, уже немало выпили. Отто молча улыбнулся, увидев ее, а Ноэль не поленился встать:

— О, салют, принцесса! Выглядишь на миллион баксов!

— Салют, — она улыбнулась ему, скользнула на барную табуретку рядом с Отто, они обменялись быстрым, коротким поцелуем. — Привет. Как дела?

— Нормально.

— Ага, нормально, — Ноэль устроился рядом, так что она оказалась между обоими мужчинами. — Мы думали, запястье сломал. Ну вроде, цело.

— А я тебе сразу говорил, что не сломал.

— Упал? — спросила Рене.

— Да он чуть в трещину не сорвался! — Ноэль сделал большой глоток пива. — Не поверишь, летит впереди, и… что там было, Ромингер? Яма какая-то? Почему объезжать-то начал?

— Камни. Что тебе заказать, Рене? Радлер^[1]? — спросил Отто. Рене заметила по его тону, что он не просто спрашивает ее, а еще и меняет тему разговора. Ох уж этот Ромингер!

— Никакого радлера, — дерзко улыбнулась она. — Тоже пива. Поллитра для начала. Покажи, что с рукой. — Она заметила, что он курит, держа сигарету не правой рукой, как обычно, а левой.

— Да ничего. Забудь.

Мягко и решительно она взяла его правую руку, сплела пальцы с его пальцами, погладила запястье — оно казалось немного распухшим.

— Больно?

— Нет.

— Надо сделать рентген. Есть опухоль, может быть трещина.

— Хватит кудахтать, — недовольно сказал Отто, отнимая руку. — Все нормально. — Положив сигарету в пепельницу, он махнул левой рукой, привлекая внимание бармена: — Еще поллитра «Пауланера», пожалуйста.

Рене вздернула подбородок. Разве таким красивым девушкам говорят «хватит кудахтать?» Она демонстративно отвернулась от Отто и обратилась к Ноэлю:

— А при чем тут трещина? То есть не на руке, а в которую он чуть не упал?

— Да это был просто финиш! — француз метнул на приятеля сердитый взгляд. — Мы знать не знали, что там эта трещина, ее снегом закрыло. Он начал объезжать эти камни, резко затормозил и исчез. Ромингер, что это было? Ты там так напылил, что я ни хрена не понял.

Отто вернул ему такой же сердитый взгляд:

— Затормозил, потому что на скорости не вписывался в поворот. Потому и упал. И я вовсе не исчез.

— Нет, конечно, жабеныш, ты всего лишь провалился на метр! Еще чуть-чуть, и хана бы тебе…

Рене побледнела:

— Господи, так это правда? Провалился в трещину?

Отто закатил глаза:

— Рене, это фрирайд. Это риск. Люди, бывает, и в трещины проваливаются, и даже в лавины попадают. И они знают, на что идут. Хватит ныть, вот твое пиво, пей и хватит об этом!

— А если бы ты сломал руку, тебя бы с гонки сняли?