— А как его называть? Скорпионом? Крокодилом? По-моему, тоже недурно!
— Оставь его! — непонятно, с чего Рене решила, что Отто нуждается в защите от кого бы то ни было, тем более — от своего лучшего друга. Ноэль кивнул:
— Хорошо, раз ты так просишь. Буду просто называть его Земноводным. Не обидно?
Отто внимательно посмотрел на него, сузив глаза. Но ничего не сказал. Рене про себя попыталась разобраться, почему они вдруг взъелись друг на друга. Отто разозлился, что она танцевала с Ноэлем? А Ноэль что — возмутился, что Отто начал сравнивать ее с официанткой? Больше ей ничего не вспомнилось. Они заходили в этот кабак лучшими друзьями, даже несмотря на то, что начали цапаться в Райндле, когда Отто застал Рене и Ноэля за сплетнями. Откуда что взялось?
— Пойдем, малышка. — Ноэль протянул Рене руку, заиграла музыка. На этот раз она не стала спрашивать у своего парня разрешения — легко вскочила на ноги и позволила увести себя на импровизированное подобие танцпола. По пути она оглянулась через плечо; Отто встретил ее вопросительный, ласковый взгляд — она будто спрашивала, не присоединится ли он к ним. Но он по-прежнему не собирался заниматься такой ерундой и разбазариваться на танцульки, когда завтра ему предстоят куда более серьезные дела, и танцевать отродясь не умел и учиться не собирался, поэтому он отвел взгляд.
Очередной заводной йодль позволил странной парочке, состоящей из француза и швейцарки, показать, что не только баварцы умеют танцевать баварско-тирольские танцы. Отто с удивлением понял, что они оба — как минимум, танцоры выше среднего уровня. Ноэль просто любил танцевать, Рене вроде бы упоминала, что много лет занималась танцами, так что все было бы вполне естественно… если бы не какой-то почти неуловимый нюанс. Они двигались и выглядели так, будто являются партнерами (и не только по танцам) уже лет сто и знают друг друга как облупленных. Ноэль вел, Рене подчинялась, и у них здорово получалось, и еще… она так выглядела, черт бы ее подрал. Раскраснелась, растрепалась, глаза сверкали, ноги мелькали над дощатым полом. И чертов Пелтьер так и ел ее глазами. И не только он один. За соседним столом несколько мужиков позабыли о своих братвурст и пиве и таращились на Рене. Она встряхнула головой, Отто увидел, как шпилька вылетела из тяжелого узла растрепавшихся волос, ударилась об пол и отскочила в сторону. Еще одна стукнулась о плечо Рене, описала дугу в прокуренном воздухе и исчезла из вида. И произошло неизбежное — тяжелая копна черных блестящих локонов вырвалась из плена оставшихся шпилек и заколок на плечи и спину, вызвав волну аплодисментов, улюлюканья и одобрительного свиста из зала. Черт, эта Рене. Ромингеру хотелось схватить ее и немедленно трахнуть. И наверняка, не у одного его возникло подобное желание. Ноэль явно стоял в очереди, не говоря уже об этих чуваках за столами вокруг. Отто вспомнил, как Рене прикрывалась волосами, когда впервые разделась для него неполных 3 недели назад. Сейчас подобная стыдливость явно осталась в прошлом. Этот чертов топ вместе с лифчиком могли бы с тем же успехом быть совершенно прозрачными или она могла не трудиться их надевать — она была все равно что голая даже не до пояса, а намного ниже.
Быстрый танец кончился, и мужики на сцене, может быть, чтобы дать паре дня время остыть и отдышаться, временно отложили свои инструменты. Заиграла запись. Это было нечто совсем другого рода, не имеющее никакого отношения к йодлям — вроде бы джазовая композиция, не то чтобы медленная, скорее даже быстрая, но… черт, лучше бы они этого не делали. Ноэль по-хозяйски положил руку на голую поясницу Рене и повлек ее в довольно быстром, но плавном и каком-то очень томном и чувственном почти до непристойности танце. «Я одержима тобой, ты — мое наваждение», — пел низкий, хриплый, теплый женский голос. Боль в руке, Отто, вздрогнув, бросил взгляд вниз — сигарета догорела до фильтра, обожгла пальцы. Он ожесточенно раздавил окурок в пепельнице.
Рене слегка откинула голову на плечо и назад, как иногда во время секса. Когда она так делала, Отто всегда целовал ее шею, под ухом, между ключицами, и он слишком хорошо знал приятеля, чтобы не понимать, что и Ноэль с удовольствием проделал бы то же самое. Но этим дело не ограничилось. Верхняя половина ее тела была отклонена назад, ее грудь, которая выглядела намного более бесстыдно, чем если бы Рене была раздетой, притягивала все взгляды, голый живот терся об одежду Ноэля, а бедрами они прижимались друг к другу. Рука Пелтьера скользнула с ее талии наверх, он пропускал пальцы сквозь густой черный шелк ее волос, обхватил ее плечи, привлек к себе, Отто даже подумал, что сейчас поцелует, но Ноэль резко отстранился, будто стремясь не поддаться искушению. «Повезло тебе», угрюмо подумал Отто. «Поживешь еще. Может быть. Если не будешь распускать руки…»
К сожалению, Ноэль Пелтьер не умел читать мысли, а может и не хотел. Его рука ненавязчиво переместилась вниз — с плечей на спину, на поясницу, обхватила круглую, упругую попку девушки, туго обтянутую синими джинсами. Резким, ловким движением танцор заставил партнершу проделать пусть несколько старомодное, но очень эффектное движение — сильный, глубокий прогиб назад с опорой поясницей на его ладонь. Волосы Рене облаком обрушились почти до пола, грудь выпятилась, до отказа натянув тонкий шелковистый трикотаж топа, который задрался вверх, обнажая тонкую белую кожу на ребрах, весь ее живот до выступающих тазовых косточек.
Отто понял, что только что врезал кулаком по столу. Черт. Ему хотелось разбить что-нибудь, заорать, избить кого-нибудь до полусмерти, ввязаться в какую-нибудь мерзкую драку с поножовщиной, что угодно, только бы не смотреть, как Рене обжимается с Ноэлем. Он доверял этим двоим так, как только вообще был способен доверять какому бы то ни было человеческому существу. Ноэль, каким бы клише это не звучало, был ему как брат. Рене… зачем о ней думать? Он хотел ее бросить, но боялся причинить ей боль. Ноэль — тоже мужчина, как и Отто, точно такой же молодой и здоровый натурал, не слепой при этом. Как он может не отреагировать на такую девушку? Если Отто сам, впервые увидев Рене в этой кофтенке в день их знакомства, незамедлительно положил на нее глаз, почему бы и Ноэлю не сделать то же самое? К нему никаких претензий, пока он не предпринимает активных действий. Что касается Рене…
Отто выдернул из пачки сигарету, со стуком поставил на стол пустую кружку и, почти высекая из пола искры тракторными подошвами своих ботинок, направился к стойке. Он не хотел на это смотреть.
— Еще пива, — бросил он бармену.
Молодой парень с шикарными усами посмотрел на него сочувственно:
— Какое ты пил, приятель?
— Не помню. Без разницы.
— Францисканер подойдет?
— Да.
Он пересел за стойку, чтобы не смотреть на Рене и Ноэля. Но, как намагниченный, все равно повернулся к залу. Его взгляд упал на официантку, которая несла сразу шесть огромных кружек к одному из столов. Начала расставлять их. Кто-то из мужиков смачно шлепнул ее по заднице, девушка только улыбнулась. Твою мать, зло подумал Отто. Эта кельнерша, которую каждый тут считает вправе полапать, и которая ничего не имеет против этого, одета и то скромнее, чем Рене. Конечно, ее глубокое декольте и короткая юбка так и стремятся друг к другу, но по сравнению с Рене эта официантка просто одета как монашка, у нее всего-то и открыто, что верх груди и ноги немного выше колена. А Рене вообще все равно что голая, этот чертов топ, под который она надела какое-то другое белье, и джинсы совсем тонкие, очень откровенно обтягивающие все ее выпуклости и впадинки, которые он привык считать своими, своей безраздельной собственностью. Он снова посмотрел на танцующих. Медленная песня кончилась, началась другая — похожая, и все пошло по новой. Тесные объятья, томные плавные движения, интимные улыбочки и ее тело, выставленное напоказ.
— Даже если миллионер теряет одну марку, он не должен расстраиваться, — тихий женский голос прозвучал очень близко и ласково. Отто обернулся — перед ним стояла та официантка, которую можно было схватить за какое-нибудь место. Но ему не хотелось ее хватать. К белой рубашке был прицеплен маленький значок, на котором готическими буквами было написано ее имя — Ханни. Когда она подходила к их столику, Отто слишком занят был рассматриванием ее декольте, чтобы заметить этот значок.
