С виду «Драй фуксе» не походил на маленькие уютные местечки, которые он предпочитал. Темновато, прокурено и довольно шумно, стук кружек, громкие голоса, ржание мужиков за длинными столами. Герб на стене с тремя лисами, как и явствовало из названия. Заиграла музыка, запел певец — это был развеселый йодль^[4], Рене с удивлением обнаружила, что музыка живая, на чем-то вроде сцены — несколько человек в коротких кожаных штанах, черных шляпах с узкими полями и перьями и в белых рубашках. Один из них пел, остальные аккомпанировали.

— Это что-то новенькое, — Ноэль повысил голос, чтобы спутники его услышали. — Раньше тут никто не пел.

Отто сказал с усмешкой:

— Главное, чтобы этот певец тут был не вместо повара. Раньше тут здорово готовили.

Симпатичная грудастая официантка в дирндле^[5] с очень короткой пышной юбочкой, из-под которой выглядывали кружевные нижние юбки и кокетливые панталоны, принесла меню. Мужчины с интересом оглядели ее ноги и уперлись взглядами в ее декольте. Ромингер, впрочем, отвернулся первым и уткнулся в меню. Девушка отошла, и он прокомментировал:

— У Рене грудь куда красивее. И ноги тоже.

— Отто! — Рене покраснела. Он невозмутимо пожал плечами:

— У тебя вырез глубже, чем у нее, и сквозь кофту все видно. Ну и грудь правда лучше.

— Перестань, ты ее смущаешь, — угрюмо сказал Ноэль, который слегка протрезвел по пути.

— Если она не хочет, чтобы на нее пялились и обсуждали — пусть одевается скромнее.

Рене готова была провалиться сквозь землю. Она надела этот топ, потому что знала, что Отто нравится, как она в нем выглядит, но не ожидала, что он начнет ее обсуждать с Ноэлем. Она же не доставала его при других, высказывая свое мнение о его обносках! А он сегодня, как всегда, не порадовал ее приличным прикидом — на нем были обычные затертые ветхие джинсы и один из его любимых убитых лонгсливов, цвета хаки с белой надписью, утверждающей на английском, что девчонки дают тем, кто умеет брать. Вся эта красота по обыкновению сочеталась с грубыми ботинками и китайскими электронными часами с калькулятором в исцарапанном пластмассовом корпусе. Уж мог бы хотя бы у Ноэля поучиться — тот был в темно-синих превосходно сидящих дорогих джинсах и черном свитере, все вместе смотрелось на высоком и стройном молодом мужчине очень элегантно. Впрочем, Отто не собирался ничему учиться — он все делал по каким-то своим резонам, плевать хотел на чужое мнение, никому не подражал и ни перед кем не оправдывался. Что ему до того, что всех удивляет его манера одеваться и что все кругом одеты в разы лучше, чем он, даже те, кто намного меньше зарабатывает!

Им принесли по литровой кружке пива (Рене ужаснулась). Все трое выпили по нескольку глотков. Со сцены грянул новый йодль — Рене обратила внимание, что на открытом пятачке в центре зала появилось несколько посетителей и начали танцевать. Она сама постукивала пальцами по столу в такт заводной музыке. Сказала безнадежно:

— Я хочу потанцевать.

Отто молча закурил, Ноэль поднял голову:

— Правда? Ну пойдем попрыгаем.

Рене заколебалась, он поднажал:

— Давай, принцесса. Я умею так. Давай повеселимся немножко.

Она повернулась к Отто:

— Можно я?..

Ромингер растерянно пожал плечами, ответил грубовато:

— Мне-то что… Идите.

Ей показалось, что ему не очень понравилась идея, но она все же приняла руку Ноэля, и они вдвоем выскочили на открытое пространство. Его рука легла на ее талию, и он завертел ее в танце.

Она моментально заметила, что ей достался отменный партнер. По ее пониманию, француз не должен бы так ловко отплясывать тирольскую польку, но его это, похоже, не смущало. Сама Рене всю свою сознательную жизнь с большей или меньшей регулярностью занималась танцами и могла станцевать почти что угодно, хоть фламенко, хоть лезгинку, особенно если бы можно было подсмотреть, как это делают те, кто знает эти танцы, а уж в паре с хорошим партнером вообще могла творить чудеса. Ноэль быстро понял, что ей не составляет ни малейшего труда успевать за ним, и ускорил темп и усложнил танец, но у нее и сейчас не возникло никаких проблем. Рене с удивлением обнаружила, что они остались на этом пятачке одни, те, кто танцевал раньше, встали с краю и смотрели на них.

А Отто не смотрел — именно в этот момент в зале появился дородный, краснолицый герр Риддль — хозяин «Драй фуксе», которому успели сообщить о том, что у него в заведении пьянствует никто иной, как восходящая звезда горнолыжного спорта Отто Ромингер. Отто бывал тут раньше, но до сих пор, конечно, он ни разу не был удостоен такой чести, как выход хозяина к его столу.

— Грюс готт^[6], герр Ромингер! — Объемистая фигура ресторатора заслонила зал. — Господи, Ромми! Какая честь для нас, что ты здесь!

Отто улыбнулся, поздоровался. На него тут же обрушилась сотня вопросов о лыжах, дана клятва, что весь ужин и вся выпивка и для него, и для его друзей — за счет заведения. Отто отвечал, стараясь говорить так, чтобы немец его понял. Разговор затянулся, и был прерван шквалом аплодисментов. Мужчины оглянулись как раз вовремя, чтобы увидеть, что Рене и Ноэль, оба разгоряченные и вспотевшие, довольные, покидают центр зала и направляются к столу. Отто подумал мельком, что аплодируют музыкантам, которые закончили очередной йодль и объявили короткий перерыв.

Рене скользнула на скамью рядом со своим любимым, взяла его под руку и положила голову к нему на плечо. Она тяжело дышала, он чувствовал сквозь свой лонгслив и ее тонкий топ жар ее тела. Он хотел ее. Ее волосы, заколотые в тяжелый узел на затылке, растрепались и щекотали его шею и подбородок. Ноэль повалился на скамью напротив них и залпом выпил полкружки пива:

— Это было здорово, принцесса! Повторим?

— Конечно, — весело, с готовностью отозвалась она, обнимая Отто. Герр Риддль решил, что ему пора:

— Я так рад, Отто! Знаю, что не должен бы тебе желать победить на Кандагаре, потому что Эйс — наш, но все же желаю!

— Спасибо, герр Риддль.

— Весь ужин — за мой счет!

— Спасибо, герр Риддль.

— А еще говорят, что швейцарцев невозможно понять с их швитцером! Я тебя запросто понимал! — похвастался баварец.

— Но я говорил по-немецки, герр Риддль.

— Да нет же, нет! — обалдел тот, и Рене расхохоталась. Ноэль не понял, в чем прикол, но тоже заулыбался, глядя на нее. Отто пусть был пьян, но от него не укрылась умильно-восхищенно-голодная ухмылка, появившаяся на физиономии его лучшего друга. Он довольно резко сказал на своем как бы немецком:

— Познакомьтесь, герр Риддль. Рене Браун, моя девушка. Ноэль Пелтьер, мой друг.

Пусть, черт подери, не забываются оба. Ноэль понимал и швитцер, и немецкий, пусть без нюансов. Отто впервые задал себе вопрос — а что они там за танец сбацали, что так запыхались, и что тут вообще происходит?

— Огромная честь! Рад познакомиться! — сиял хозяин ресторана. Рассыпаясь в любезностях и снова обещая всю пирушку за счет заведения, он наконец удалился. Ноэль, ухмыльнувшись, посмотрел на своего дружбана и пустил очередную шпильку:

— Счастливый день, верно, Ромингер? Бесплатный хавчик и пиво! Теперь закажешь что-нибудь самое дорогое в меню, правда?

Отто безразлично ответил:

— Ты тоже можешь заказать что-нибудь дорогое на халяву, твоя жратва включена в пакет. А жаль, что он тебе лично этого не предложил, да? По-моему, он тебя просто не узнал.

Рене подняла голову с плеча Отто и по очереди посмотрела на мужчин. Эти двое без конца язвили и пускали шпильки, в том числе и намного более грубые, но сейчас в их перепалке явственно звучала нотка враждебности, которой не было раньше. Ноэль со стуком поставил на стол пустую кружку:

— Пока ты обжираешься, я покручу твою девочку. Ты как, не будешь тут плакать без нас, жабеныш?

— Ты перестанешь его так называть? — вдруг вспылила Рене. Возможно, ей в голову ударило сочетание пива и этого странного холодка, появившегося между друзьями. Ноэль немедленно отпарировал, будто ждал от нее этих слов: