— У-уу… ну все, спекся, — хмуро сказал Регерс. До этого на отрезке Отто шел с опережением графика Финеля в 0,07, и Рене была в эйфории. Вот он, ее великолепный, ее любимый Отто, который для нее может достать луну с неба, победить с шестидесятого номера, и вдруг… Она не поняла, с чего Герхардт взял, что Отто «спекся» — он приближался к финишу, продолжая легко и четко скользить между флагами, только ритм немного изменился — разгон-торможение, разгон-торможение, чуть быстрее и ниже, чуть медленнее и стойка повыше. Но тут все мастера шли именно так.

— Почему спекся? — спросила она.

— Потому что силенки на исходе, — буркнул тренер. — Надо полагать, мальчик с утра пораньше разгрузил пару вагонов угля в твою честь, а?

— Ничего он не разгружал.

Рене не заметила, как Корал толкнула мужа локтем в бок.

— Вот, я же говорил…

Нет, он не мог проиграть. Просто не мог. Только вот на этот раз его возможности и его намерения немного расходились. Он отлично видел трассу, понимал, какую траекторию должен держать, но был не в состоянии держать ее — он был на трассе всего минуту, хотя в реале сегодня это вдруг оказалось труднее, чем выдержать двух с половиной минутный Лауберхорн. В прошлом году Отто взял там пятое место и ругал потом себя — он мог бы выложиться больше и сэкономить те несколько сотых, которых не хватило до медали. А победитель — разумеется, Эйс, — на финише просто не удержался на ногах, упал без сил, и потом просто еле встал на ноги, чтобы доковылять до трибуны победителей. Вот сейчас Отто был примерно в том же состоянии, только разница была в том, что до финиша было еще штук шесть ворот. Нет, это же совсем немного, я могу, я выдержу, я не такой слабак, как этот парень из Сьона, как его там… Самоуверенный тип, который свысока советовал «беречь силы», заваливал гонку именно из-за отсутствия этих самых сил. Отчаянная попытка пойти ва-банк на четвертых от финиша (и одних из самых сложных технически) ворот — и проигрыш. Сил для сопротивления инерции уже не хватило, и на секунду Отто практически остановился. Падения не было, технической дисквалификации тоже, но он потерял кучу времени.

Финишировал он двенадцатым, отстав на две секунды против полутора планируемых, но в любом случае, это был выдающийся результат для стартовавшего под? 60, и стадион приветствовал его овациями. Рене и Корал орали до хрипоты, он квалифицировался во вторую попытку, и это нельзя было назвать поражением, хотя Герхардт с отвращением фыркнул и пробормотал себе под нос что-то вроде «Бык-осеменитель хренов». Но его никто не слышал.

Отто подхватил лыжи и, пошатываясь, направился к трибунам. Финель, Корф и Влчек с интересном рассматривали неожиданно выскочившего в двадцатку аутсайдера, слушали овации зрителей и тоже выкрикивали какие-то приветствия. Рене разобрала только, как Финель крикнул:

— Неплохо сделано, салага!

Отто нашел ее взглядом, помахал рукой, устало улыбнулся. Она вскочила, чтобы идти к нему, но Герхардт удержал ее:

— Мы идем с тобой. Подожди.

Через минуту она нырнула в объятия своего любимого, который еще даже не успел избавиться от защитных щитков на плечах, предплечьях и на ногах. Неудобно, конечно, но она не могла ни одной лишней секунды провести, не прикасаясь к нему. Если им сейчас удастся где-нибудь уединиться…

— Привет, — прошептала она. — Это было здорово.

— Это было паршиво, — мрачно возразил Отто. Подошедший Регерс сказал зловещим тоном:

— Мне надо поговорить с тобой. Сейчас.

— Говори.

— Наедине.

Отто сдвинул на лоб очки и холодно сказал:

— Не трудись. Я прекрасно знаю, что ты хочешь сказать.

— А знаешь — так не распускай руки!

— Довольно, — отрезал Отто и отвернулся от него. — Пойдем отдохнем, малыш.

— Там можно отдохнуть, — Регерс указал на большую постройку за стадионом. — И никаких глупостей!

Отто и Рене смогли пробраться в комнаты для отдыха спортсменов, куда чужих (например, журналистов) уже не пропускали. Отто попросил, чтобы Рене пропустили к нему. Там можно было выпить чаю и кофе, перекусить и побалдеть на мягких диванах. Рене была немного разочарована, что он не придумал, где они могут побыть вдвоем, но ему предстояла вторая попытка, и сейчас важнее было отдохнуть. Отто свалился на диван, не снимая ботинок, откинул голову на валик и закрыл глаза, он выглядел совершенно вымотанным. Рене принесла ему кофе и пару горячих соленых кренделей.

— Поешь сама, — пробормотал он, не открывая глаз. — Я попозже.

Она села рядом с ним, он положил руку на ее бедро.

— Почему ты так рассердился на Герхардта?

— Я на него не сердился.

— Ага, меня там не было, и я не видела.

— Он прав, — Отто убрал руку. — Утром нам не надо было… честно говоря, понятия не имел.

— О чем ты говоришь?

Он ответил чуть слышно, так, что ей пришлось наклониться, чтобы разобрать его слова:

— Мы с тобой сто раз трахались перед тренировками, и ничего не было. А на этот раз было. Я реально вымотался к середине дистанции. Может, нервотрепка добавила. Наверное, они все правы про то, что силы надо беречь.

Рене уставилась на него круглыми, удивленными голубыми глазами:

— Ты из-за этого?..

— Расскажи мне ход гонки по отрезкам. Запомнила? Хотя я, наверное, и сам могу. Сначала я шел близко к Финелю. На контруклоне обогнал. Потом начал терять преимущество. А потом совсем завалил попытку. Правильно?

— Абсолютно.

— Вот. Правильно говорят, что хотя бы за 12 часов до старта надо силы беречь. Сегодня так и вышло. Сначала вроде все хорошо, потом делаешь сильный рывок, буквально из штанов выпрыгиваешь, должно открыться второе дыхание, а фиг. Все, предел, батарейки сели. Трое сбоку — ваших нет. Повезло, что в верхней части я сильно не ошибался и сделал себе некоторый запас. А то бы во вторую попытку не прошел.

— А когда она начнется?

— Через час.

— Ты успеешь отдохнуть?

— Вряд ли существенно. Ладно, малыш. Мне надо подумать. Сосредоточиться.

Рене посмотрела по сторонам — тут, кроме них, было еще несколько спортсменов, все сидели молча, женатый католик Моретти… что это он делает? Молится, что ли? Нет, не молится. Вон канадец Робертс тоже сидит с закрытыми глазами и как-то странно раскачивается — Рене осенило, это они просто мысленно восстанавливают трассу.

Отто не раскачивался — он продолжал молча лежать на диване с закрытыми глазами, может быть, уснул. Ну, тем лучше — раз ему надо отдохнуть, ничего нет лучше сна.

Трассу обработали ратраком и переустановили, и теперь на нее было просто приятно посмотреть, особенно потому что она была такая же хитровывернутая, как и первая. Во время просмотра Отто уже не был вынужден выслушивать мнения лузеров (особенно обидно, что ему говорили-то дело!) На этот раз он обменялся парой подколок с Андреасом Корфом и обсудил с Финелем одного из Россиньоловских сервисменов. Финель тоже катался в команде Россиньоль и знал того, которого умудрился заполучить Отто в ходе последних переговоров после супер-джи.

Восемнадцать участников не могли разбить трассу так, как пятьдесят девять, и к тому моменту, как Ромингер вышел на старт, снег был во вполне приемлемом виде. Собственно, сам Отто тоже был во вполне приличном состоянии. Он перехватил час сна, выпил кофе, обменялся парой поцелуев со своей именинницей, которая по-прежнему надеялась получить от него в подарок медаль — словом, отдохнул, освежил свою высочайшую мотивацию и теперь был готов к спортивным подвигам.

Из восемнадцати до финиша дошли одиннадцать — это было очень мало, особенно для второй попытки, в которую проходят лишь мастера экстра-класса. Но в действие вступила и другая специфика второй попытки — слишком многое на карте, а шансов немного, и приходится рисковать. Если не рискнешь — точно не выиграешь, и любой слаломист первым подпишется под тем, что «кто не рискует, тот не пьет шампанского». Те, кто сейчас стоял на трибуне победителей, на трассе хорошо рискнули и выбились вперед. Те же, чей риск оказался не так успешен, оказались отмечены в финишном протоколе буквами «DNF».