— Вы замужем?

— Нет. Но я все равно буду рожать.

Доктор тепло улыбнулась:

— Я думаю, это правильное решение. Об абортах жалеют часто. Но я ни разу не встречала женщину, которая пожалела бы, что решилась рожать.

Рене с благодарностью посмотрела на нее, ее лицо тоже осветилось улыбкой:

— Да. Я… точно буду рожать. Я точно решила. А вы расскажете еще про витамины? А то я не запомнила.

— Для начала вам надо набрать вес. У вас истощение, это может навредить плоду. Давайте взвесимся.

— Сорок девять килограмм, — сказала сестра.

— Плохо. Какой у вас рост?

— Метр семьдесят четыре.

— При вашем росте надо весить минимум на десять килограмм больше.

— Я не могу есть. Меня тошнит.

— Это бывает в первые месяцы беременности. Но не до такой степени. Я предлагаю вам немедленно лечь в больницу.

— Я очень постараюсь набрать вес, — неуверенно сказала Рене. Она попыталась вспомнить, она не ела всегда из-за тошноты, или частично из-за своей хандры? Если это так, то с хандрой покончено. Она ни за что не навредит своему ребенку. Прямо сейчас пойдет в ресторан и наестся мяса, пирожков и роллов.

Врач с сомнением покачала головой.

— По-хорошему, я вас не должна отпускать. Ну ладно, давайте сделаем так. Завтра утром Вы сдадите все анализы, послезавтра я вас жду. Если вы не наберете хотя бы килограмм, возьмите с собой вещи, полежите недельку тут у нас в клинике.

— Я прямо отсюда пойду в ресторан, — весело сказала Рене. Неужели еще сегодня утром она умирала от тоски? Ведь все прекрасно! Пусть она многое потеряла, зато сколько приобрела!

Что там она должна сделать? Набрать килограмм меньше, чем за 2 дня? Круто, но она справится. Еще бы! Да здравствует пицца и жареная картошка!

— Только, пожалуйста, не увлекайтесь фаст-фудом.

— Никогда!

— Без комментариев, — Отто посмотрел на журналиста из околоспортивного таблоида таким взглядом, что тому впору было бежать заказывать себе гроб. Но малый был явно не из тех, кого легко отвлечь или запугать:

— Отто, я все же надеюсь, что ты сможешь прояснить ситуацию, которая так интересует твоих болельщиков, людей, которым ты небезразличен. В конце прошлого года ты встречался с девушкой, и, по мнению очевидцев, у вас все было серьезно. Что произошло?

— Ничего. Просто расстались. И серьезно ничего не было.

Отто не любил таблоиды. Но приходилось иметь дело и с ними — это тоже было частью его работы. Сейчас он больше всего хотел защитить Рене, он полагал, что ее тоже могут преследовать вопросами об их отношениях. Он не сомневался, что, если это произойдет, она сможет вести себя корректно, и не будет обрушивать в микрофоны потоки откровений о ее бывшем романе с Ромингером. И уж тем более, она не будет сводить с ним таким образом счеты за то, что он ее бросил. Но он боялся, что она до сих пор тяжело переживает их разрыв (в конце концов, разве с ним это же не происходит до сих пор?) и что подобное внимание только причинит ей дополнительную боль. Ему было неприятно говорить «ничего серьезного», но, если бы он сказал обратное, и к нему, и к Рене начали бы цепляться еще сильнее.

— А по чьей инициативе вы расстались? — не отставал репортер.

— Ни по чьей. Это просто кончилось.

— Ты, я вижу, не хочешь рассказать своим поклонникам правду.

— Я все рассказал. — Отто отвернулся, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена, и потопал к лифту. Журналист поймал его в Валь-д» Изере, где мужчинам предстояло катать гигантский слалом. Это был один из очень редких случаев, когда расписание соревнований мужского и женского кубков совпадало — девушки послезавтра выходили на супер-джи. Макс тоже была тут, и Отто собирался позвонить ей, он знал, в каком она номере. Может, вместе поужинают или сходят куда-нибудь. Все лучше, чем сидеть одному перед теликом или путаться с очередной дешевкой.

Отто знал, что в этом же отеле остановилась Клоэ, но не собирался встречаться с ней. Их соглашение как-то перестало его устраивать, хотя он не исключал, что через какое-то время он вернется к ней — чтобы держать на расстоянии других, особенно, конечно же, «хороших». Проблема была в том, что, во-первых, он не хотел Клоэ, ну совсем не хотел. А во-вторых, он начал подозревать, что она использует их соглашение для того, чтобы привязать его к себе. Он одернул себя: у него что — паранойя? Он решил, что все бабы в мире за ним охотятся? Совсем рехнулся. Мания величия. Но он перестал доверять ей. А это было серьезно, паранойя или нет.

А вот Артур Браун не приехал сюда. Он остался в Цюрихе. Отто было интересно, почему, и он надеялся, что Макс его просветит на этот счет. Не то чтобы он мечтал в очередной раз оказаться объектом наездов, он просто думал хотя бы таким завуалированным образом убедиться, что у Рене все хорошо. Что она пережила их расставание. И что она не…

Сколько раз он забывал про резинки, пока был с ней? Почему ни с кем другим у него не было незащищенного секса? А с Рене — раз сто, наверное. Прошло уже много времени, наверное, если бы что-то было не так, он бы об этом уже узнал. А как?

Она могла бы ему позвонить. Или Браун мог бы ему сказать. Но она не звонила, и Артур ни разу не упомянул ничего такого. Значит, она не беременна. Ну и хорошо. Пора уже выкинуть из головы все это.

А Брауна он даже зауважал. Этот рантье-халявщик четко стоял на страже интересов младшей сестры, не боялся наезжать на Ромингера за то, что тот бросил девочку. Вообще-то Отто привык, что любой дважды подумает, прежде чем косо посмотреть на него — лапа у него была тяжелая, и опыт в драках будь здоров, он прошел суровую школу в автосервисе. А этот камикадзе при каждой встрече задирался — и ничуть не боялся. Отто мог бы, конечно, принять вызов и навешать ему люлей, но не хотел, хотя Браун просто-таки напрашивался на это. Но Ромингер спускал ему то, что прежде никому не прощалось, самые мерзкие оскорбления, кто бы при этом не присутствовал. Любому другому в любой другой ситуации он бы ответил правой в челюсть. Но Артур в общем-то прав, Отто действительно поступил как последний мудак. Возможно, Отто бы на его месте тоже выступал. Наверное, даже сам бы начал драку (Артур его всячески провоцировал на это, но первый не нападал почему-то). Отто представил себе рокировочку и даже фыркнул — Браун соблазнил и бросил Джулиану, а он в качестве старшего брата бегает вокруг и блюдет сестричку. Жесть. Только, во-первых, они оба младше Джулианы, а во-вторых… Браун и его сеструха — да крошка Арти пожалел бы, что родился на свет. Интересно, она когда-нибудь выйдет замуж?

Артур вернулся домой около трех часов дня. Он разулся, снял куртку и понес на кухню коробку с пирожными из кафе «Захер». Очередная безнадежная попытка заставить сестру поесть.

О, чудо! Перед плитой стояла Рене и прямо со сковородки уплетала остатки утреннего омлета. Она стрельнула в него глазами и сообщила с набитым ртом:

— Фкушно ошень! Назначаю тебя шеф-поваром!

— Балбеска, — рявкнул он в ответ: — Будешь меня еще так пугать?

Она все еще была бледная и худющая как скелет, а полосатая пижама подчеркивала ее сходство с узником концлагеря, но ее глаза снова блестели яркой голубизной и лукавством. Неужели начала оживать?

— А теперь расскажи-ка мне как на духу, что это было, — Брат открыл холодильник и поставил внутрь нарядную коробку с пирожными. — А то не получишь десерт.

— Ничего не было, Арти. Все прошло.

— Ты уверена?

— Ну конечно. Ты был прав, что он меня бросит. Теперь это позади, и мы все забудем, да?

— Глас рассудка, — одобрительно кивнул он. — Если хочешь, я набью ему морду. Так, для компенсации морального вреда.

— Моего или твоего?

— Общего.

— Неа, не хочу. Он ни в чем не виноват. Он такой, какой есть. И ты меня предупреждал, и Макс, я не послушалась, ну и ладно, сама виновата. Зато мне было хорошо с ним. Я всегда буду вспоминать его добром. Помнишь в «Суперстаре»? It was nice, but now it’s gone^[3]. Да и потом, давай будем реалистами — большой шанс, что не ты ему, а он тебе набьет морду.