– Хороший план.
Сола продолжила ходьбу по кухне, а Эвэйл принялся просматривать ящики.
– Я могу помочь? – спросила она, хотя это и не ее кухня. И повар из нее посредственный. И вообще она ничего не соображает в настоящий момент.
– Я ищу перцы.
– Фаршированные? Они в холодильнике.
– Нет, маленькие такие… вот эти.
Парень поставил упаковку на стол, и Сола не обратила внимание, но потом он потащил его в рот…
– Нет! – закричала она, вскидывая руки. – Стой!
Кузен Эссейла застыл, почти забросив перец–привидение[80] в рот, который потом ничем не восстановишь.
– Что такое?
– Положи перец и вымой руки! От него тебе будет плохо!
Эвэйл нахмурился и окинул взглядом адски–острый–стручок.
– Ты уверена?
– Это перец–привидение… с ними нужно обращаться аккуратно. Он обожжет тебе все внутренности.
– Я ел их прошлой ночью. – Он забросил стручок в рот и начал жевать. – Обожаю.
Мгновение Сола не могла пошевелиться. Потом она рванула к холодильнику, схватила картонную упаковку молока и бросилась за стаканом в шкафу. Была временная задержка после того, как перец съедали целиком, и если она заставит Эвэйла выплюнуть стручок и промыть пути молоком, то этот пациент может избежать внимания Дока Джейн…
Сола обернулась, чтобы тут же застыть статуей.
Эвэйл жевал перец и смотрел на нее с веселым интересом… словно не понимал, чего она так носится, но уважал ее и потакал странностям. А потом он закинул в рот второй перец.
– Кинь в меня, – сказал Эрик со своего места.
В ответ Эвэйл повернулся и бросил перец–привидение через всю кухню, целясь прямо в рот брата.
Сола стояла со стаканом в руке и играла в зрительный теннис между Несокрушимыми.
– Дайте взглянуть на них, – сказала Сола, вытягивая руку. – Нет, я не хочу к ним прикасаться, просто посмотрю упаковку.
Может, она перепутала… не–а. Взглянула на этикетку на целлофановой пачке и увидела все соответствующие предупреждения. Но, может, они – как не взорвавшаяся боеголовка?
Сола принюхалась – запах отвратный, как и положено. Тем не менее, она взяла один кончиками пальцев и вытянула язык. Она знала, что кусать нельзя… и если бы не нужда в отвлечении, она не устроила бы проверку.
Сола лизнула. Подождала…
– Боже мой! – склонившись, она закашлялась. – Как вообще…
– Ты больше не будешь?
Когда Эвэйл протянул руку, Сола вернула ему упаковку и вцепилась в молоко. Пока она пыталась стереть СРАНЬГОСПОДНЮ с кончика языка, они с Эриком продолжили методично истреблять перцы.
А потом достали вторую пачку из шкафа.
– Не понимаю, как вы, парни, можете…
В кухню зашли Док Джейн с Эссейлом, и Сола попыталась прочесть выражения на их лицах.
– Кузен, – сказал Эрик. – Хочешь…
– Нет, ни в коем случае. – Сола встала между ними. – Ему хорошо и без перца. Правда? Ты же в норме. Да, может, позже, спасибо.
– Парни, что вы едите? – поинтересовалась Док Джейн.
– Это? – Эвэйл показал упаковку. – Они божественны.
Док Джейн кивнула.
– Вишес их обожает. Лопает, как конфеты.
Сола могла лишь покачать головой.
– Парни, вы – нечто.
Потом она сосредоточилась и встретила глаза Эссейла, пытаясь найти в них ответ. Когда он подмигнул ей, Сола не знала, как это интерпретировать.
– Что ж, мне пора. – Доктор надела рюкзак. – Мэнни придет завтра к вечеру, и, наверное, будет Жизель… поможет моему коллеге с осмотром.
Внезапно резкая тревога прошлась по телу Марисоль, неприятная энергия так сильно встряхнула ее, что она забыла про жжение языка.
– Док Джейн, я провожу тебя, – сказала она, направляясь к черному входу.
– Не стоит…
– Не туда…
– Гараж…
Трое мужчин заговорили одновременно, более настойчиво, чем она бегала с перцем–привидением.
– Простите, – сказала она. Вопрос безопасности, ну конечно.
Док Джейн приобняла ее.
– Пошли сюда.
Уходя, Сола чувствовала на себе взгляд Эссейла, в его глазах лунного цвета читалась напряженность. Но потом кузены заговорили с ним, и он остался в кухне.
Оказавшись в гараже, Джейн опередила все ее вопросы:
– Он идет на поправку, – сказала доктор. – Думаю, ты можешь расслабиться.
Сола нахмурилась.
– Но что с его раком? Опухоль все еще в его мозгу, разве нет? Как можно говорить, что я могу расслабиться?
Док Джейн почти удалось скрыть ее реакцию. Почти. Но она едва заметно дернулась и широко распахнула глаза… а когда боишься до смерти за будущее любимого и впитываешь каждый нюанс в реакции человека, которому лучше всего известно положение дел, то такие вещи замечаешь сразу же.
Женщина прокашлялась.
– Слушай, тебе следует поговорить об этом с Эссейлом.
– Ты его врач.
– Прошу, поговори с ним.
– О его раке?
Джейн едва заметно посмотрела в левую сторону.
– Да.
– Ладно. Поговорю.
Сола произнесла эти слова с необоснованным вызовом, но она не стала заморачиваться из–за своей реакции, отвернувшись и зайдя в дом. Когда она вернулась в кухню, трое мужчин взглянули на нее.
– Мы можем поговорить? – спросила она, подойдя к Эссейлу.
Она не стала ждать его. И он последовал за ней в коридор, который вел к его кабинету и лестнице на второй этаж.
Развернувшись, Сола напомнила себе, что, несмотря на происходящее, он совсем недавно был болен и лежал в больнице.
– Ты расскажешь мне, что происходит, – потребовала она тихим голосом.
На красивом как грех лице появилась отстраненность.
– О чем, скажи на милость?
Сола скрестила руки на груди. На задворках сознания она гадала, не перегибает ли палку… но нет, инстинкты твердили, что многое не сходится.
– Твой доктор не сказала мне о твоем раке. Сдается мне, потому что нет у тебя никакого рака.
Глава 35
Марисоль стояла перед ним с таким лицом, словно собиралась ввязаться в барную потасовку… и победить в ней, и Эссейл ощутил истощение, которое было не связано с процессом выздоровления. Воистину, в этом проблема лжи своим любимым, подумал он. Неправда всегда всплывает наружу, и всегда таким образом, что невозможно оправдать ее, насколько бы серьезной или незначительной ни была ложь.
Потому что нет оправдания лжи любимому человеку.
– У тебя есть рак или нет? – требовательно спросила его женщина.
Жаль, у него нет больше времени. Но для чего? Словно это изменило бы что–нибудь.
– Пошли, – сказал Эссейл, взяв ее под локоть. – Нам нужно поговорить наедине.
Она вырвалась из его хватки, но последовала за ним в кабинет. И когда он закрыл дверь за ней, Марисоль подошла к окнам, протянувшимся от потолка до пола.
– Прошу, не раздвигай шторы, – сказал он, когда она протянула руку.
– Почему? Не любишь дневной свет?
– Нет. Не люблю.
– Так что? – Она повернулась к нему. – Расскажешь мне, что происходит на самом деле?
Эссейл опустился в мягкое кресло, стоявшее в противоположной стороне от компьютеров. Подперев кулаком подбородок, он посмотрел на Солу.
– Мне жаль, что мои кузены тебя обманули.
Она моргнула, словно ей нужно было мгновение, чтобы переварить новость.
– Значит, ты не смертельно болен.
– Был. Но сейчас – нет.
Она резко рассмеялась.
– Не знаю, чувствовать облегчение… или же взять бабушку и немедленно уехать в Майами.
– Мне жаль, что они решили не рассказывать правду.
Марисоль направила на него палец.
– Не перевирай. Они заварили кашу, но ты поддержал ложь.
– Ты права.
Он не продолжил, и Сола снова скрестила руки на груди.
– Я жду. И я хочу знать всю правду, какой бы она ни была.
Судорожно пытаясь найти в бардаке, творившемся в голове, нужные слова, Эссейл не мог решить, что было хуже. Признаваться ей в своей слабости или понимать в глубине своего черного сердца, что он никогда не сможет поделиться с ней настоящим секретом: он не мог сказать, кем являлся. Согласно правилам, вампиры не открывали свою сущность людям… и в редких, крайне редких случаях допускалось нарушение этого принципа. Если человек был способен принять правду и оставить свою жизнь, чтобы влиться в сообщество вампиров.