В это мгновенье он осознал, что не так было с потерей матери.

Он не скорбел по женщине. Даже не считал, что она принесла много пользы расе. Нет… он думал о том, что именно она вернула ему Джейн.

Сейчас Дева–Летописеца ушла, и он до ужаса боялся, что та магия или в чем там было дело, что поддерживала Джейн в ее состоянии вечного существования, исчезнет. Перестанет работать, и к кому он пойдет?

Больше некому молиться. Не с кого требовать, чтобы это волшебство продолжало действовать.

И, вот неожиданность: Судьба, мелкая сучка, поставила его именно в то положение, которого он боялся настолько, что даже не хотел осознавать.

Пес не увидел Виторию.

И тем самым сохранил жизнь своему владельцу.

Сидя в арендованном автомобиле, Витория не спешила и, соблюдая правила дорожного движения, ехала из района Мисс Фортескью назад, к Северному шоссе. Но она направлялась не в дом в Вест–Поинт.

Ее старомодная карта вела ее к другому пункту назначения… ведь GPS в телефонах и авто–навигаторах так легко отследить. В архитектурном плане и по части привлекательности этот район вдохновлял еще меньше, чем первая остановка за ночь. Этот страшный квартал для низшего класса был нарезан на участки размером со спичечный коробок, с одноэтажными ветхими домами. На дверях и окнах подавляющего большинства были установлены решетки, а мелкая металлическая сетка опоясывала участки, на которых были припаркованы автомобили.

Хибара Стритера была седьмой по левой стороне, и, припарковавшись рядом, Витория подумала, что оба дома, которые она посетила этой ночью, соответствовали своим владельцам: дом Мисс Фортескью с претензией на престиж, аутсайдер, заглядывающий в мир больших денег и отчаянно желающий позволить себе то, что она продавала в галерее. Стритер же был головорезом и делал все, чтобы выжить.

Принимая все во внимание, Витория предпочла бы иметь дело с сотней последних, чем с первыми.

Написав ему с временного телефона, она нетерпеливо дожидалась ответа. Он не заставил ее долго ждать.

Мужчина вышел, одетый с головы до пят в черное, капюшон парки также низко был натянут, скрывая голову и лицо. Он помедлил, чтобы запереть замки, а потом направился к ней, не сводя глаз с утоптанной дорожки к воротам из сетки рабица с видом человека, погруженного в свои мысли.

Витория вышла из машины.

– Ты принимал алкоголь или наркотики сегодня вечером?

– Выкурил косячок в пять.

– Тогда за руль. – Она обошла машину и села на пассажирское сиденье. – Я посплю по дороге.

– Ладно.

Стритер занял ее место, и потом они отъехали, выезжая из района и выруливая на Северное шоссе.

– Расскажи мне еще раз, – сказала она, спрятав руки в карманах парки и скрестив зимние ботинки в лодыжках.

– Двухцветный сказал своей старухе…

– Прошу, не называй ее так в моем присутствии. Иначе я начну называть тебя Мелким Членом. Продолжай.

Стритер оглянулся, и на его лице, освещенном уличными лампами, отразилось удивление.

– Э–э, его… ну, кто там она… она пустила меня в его хату. Она считала, что он скрывается от властей, и что я знаю, где он, и нарочно молчу. Когда я сказал, что ни хрена не в теме, она позволила осмотреть его вещи. Она все еще думает, что он вернется.

– Дальше. – Витория закрыла глаза, купаясь в приятном голосе и отвратной дикции и грамматике Стритера.

– Я заставил ее вспомнить, когда она последний раз видела его. Вот в чем дело: она отвезла его в бар, где я позднее встретился с ним. Он не взял в рот ни капли, собираясь за руль.

– Как благородно с его стороны, – пробормотала Витория, откинув голову назад и посмотрев на мужчину.

– Она сказала, что ему звонили в дороге. Они спорили, он ответил на звонок, а она охренеть как взбесилась. Пока он разговаривал с кем–то там, то упомянул встречу с одним парнем через час, а потом что–то про южную сторону Ирокез. Она подумала, что это улица Ирокез, ну, в другом конце города. Она сказала, что он говорил что–то про полмили и что сначала они должны забрать посылку.

Стритер обогнал полуприцеп прямо перед тем, как шоссе пошло на сужение до двух полос в северном направлении.

– Она думала, что он встречается с женщиной, но он сказал, что она совсем дурная стала. Она высадила его у бара, послала на хрен, а потом попыталась дозвониться до него. Он ни разу не поднял трубку, вот и все. Я думал об этом. Я прожил здесь всю свою жизнь, но ни от кого не слышал о южной стороне улицы Ирокез. О чем она, черт возьми, думала. – Мужчина посмотрел на нее. – Но вот что я скажу тебе. Есть гора Ирокез. И у нее есть южная сторона, это наверняка. А потом я вспомнил. Когда я еще работал на него, то как–то услышал, что мистер Бенлуи упоминал какое–то убежище на севере, место, где можно что–нибудь спрятать. Он сказал, что оно почти на границе. Так гора Ирокез там же.

– Надеюсь, что ты прав.

Пять часов в одну сторону – серьезная трата времени. Но она выспится по дороге, и немного смягчит нарушение суточного ритма.

И ей же лучше отдохнуть. Завтра ее ждет напряженный день в галерее. Она хотела быть на месте до приезда полиции, которая заявится с вопросами о загадочном убийстве, произошедшем предыдущим вечером, ведь бедная Мисс Марго Фортескью была обнаружена ее прислугой/бойфрендом/подружкой/или кем–то там еще, застреленная в коридоре задней половины дома.

Профессионалом.

– Разбудишь на подъезде, – приказала она. – И не гони. Я не хочу, чтобы полиция остановила нас.

Когда Стритер кивнул в согласии, Витория снова закрыла глаза и улыбнулась. Рикардо не одобрил бы сегодняшнюю ночь, особенно то, как она убила его продавщицу. О, мотив убийства был обоснованным, он бы согласился с ней. Но его сестра? Из пистолета? Убила женщину столь бессовестным, расчетливым образом?

Но за годы его пребывания в Штатах она изучала не только английский.

Уроки темных искусств обошлись ей в два–три раза дороже обычной таксы: будучи женщиной, ей приходилось убеждать мужчин в том, чтобы они научили ее стрелять, убивать, а, являясь сестрой Рикардо, ей нужно было сохранить все в тайне. Если бы он узнал? Сам бы пристрелил.

Но, благодаря потраченному времени и практике, она научилась сама решать свои проблемы. Если она сможет использовать Стритера, то предпочтет такой вариант. Но если он будет недоступен? Или определенные обстоятельства потребуют ее личного участия?

Она сделает все сама.

Очнувшись, Джейн резко вскочила и схватилась за грудь. На ее парке виднелись дыры, из которых торчал белый пух, но когда она сделала глубокий вдох, удушье отпустило ее. Боль тоже ушла.

Но она пребывала в телесной форме не полностью.

Оглянувшись по сторонам, Джейн в шоке отшатнулась. Снежный переулок сменился раскатистой зеленой лужайкой с яркими цветущими цветами и зданиями, которые буквально пришли из эпохи Цезаря.

Как она оказалась в Святилище?

– Вишес? – Она поднялась. – Ви?

Так, значит, она умерла… или это какой–то космический рестарт? Ну, экзистенциальное возвращение к отправителю, условие в случае ее «смерти», что ее жизнь перезагружается, и она воскресает там, где жила Дева–Летописеца?

Повернувшись по кругу, Джейн окинула взглядом ландшафт. Она стояла точно посередине роскошного поля, на полпути между спальными корпусами Избранных, как объяснял ей Ви, и Отражающим Бассейном.

Чувство паники наполнило ее, но она быстро взяла себя в руки. Собравшись, Джейн решила, что уж лучше закусить пулю и стерпеть…

Ха–ха–ха.

Не смешно.

Да, не скоро она еще раз использует это выражение.

В любом случае, наверное, ей стоило попытаться принять полноценную форму и взглянуть, как обстоят дела. Расстегнув парку, она сняла ее и осмотрела себя. Усилием воли она призвала телесную оболочку, приготовившись к боли.

Которой не было. Она прекрасно себя чувствовала, полностью став осязаемой… и это значило одно из двух: она либо умерла, и это – загробная жизнь, либо она на самом деле была бессмертной.