— Заткнитесь! Непьющий Марк (должно быть, в приливе чувств-с) крепко принял, не рискнул сам вести машину в этот Змеючий Камень. И заказал такси — снизу, из холла, чтоб никто не слышал, тайное место, самое таинственное на земле! Охранник слышал: возле Абрамцева, Зеленый Камень. И вот — сообразил.

— И я ему невольно подсказал: «Запомни Зеленый Камень», «мы там два раза встречались». Наверное, он предложил вам разыскать половину суммы в квартире у Даши?

— А почему я должен был ему верить? Делиться с ним, наконец! Это мои доллары, они мне слишком дорого достались! Он сидел тут в вашем кресле… да, в вашем! И еще смел угрожать… Не то чтобы угрожать, а… в один момент я почувствовал, что зверь готов к прыжку, и опередил. Он же молодой дурак, — Алеша хитренько улыбнулся, — сразу доложил, как я в дверях пистолет показал: никто не знает о его роли, о его поездке сюда.

— Просто он вас знал много лет и не мог представить, что перед ним уже другой человек.

— Другой?

— Одержимый.

— Но согласитесь: как я мог жить под вечным шантажом? Чуть что — эксгумация! Нет, лучше умереть.

— Кому умереть? Юноше?

— По заслугам и честь.

— Вы взяли у мертвого ключ и поехали в Измайлово?.. Между прочим, доллары лежали в киоте у бабушки.

— Не было там ничего.

— Их нашли раньше.

— Кто?

— Некто.

— Вы! Вы взяли мои деньги?

— Да придите же в себя… хоть перед концом.

Алеша опять полуприкрыл воспаленные глаза, заявил задумчиво:

— Оскотинились мы все, а? В божнице доллары…

— Не обобщайте. Опасные обобщения искажают действительность.

— Можно подумать, вы не участвуете в погоне за теми же долларами.

— Не участвую.

— Неподкупный ангел, да?

— Отнюдь. Но не убийца.

— Это сначала страшно, а потом…

— Вам страшно, Алексей Васильевич.

— Было. Когда я над Москвой-рекой стоял у парапета… Москва та же, река та же, а я другой. И еще момент: елка… и как Даша мелькнула. Неужели я хотел ее испугать этим самым «дракончиком»?..

— А потом? Потом как вы ее вызвали?

Алеша не сводил маниакального взора со свечки.

— Меня наш дом как магнитом притягивал. Почему-то каждый день я должен был… Вы скажете: доллары. Да, это свобода! С ними я бы залег в такую глушь… не американскую, черт с ней, слишком хлопотно… в нашу родимую. Никто б не отыскал. Но ведь не только деньги, сокровище. Там на Смоляной я как будто встречался… нет, становился прежним. На минутку. Но это давало силы жить.

— Да уж, жить с трупом в подвале… Вы боялись возвращаться в дом с дракончиком.

— Пожалуй. Одному жутковато. Я просто так стоял во дворе под фонарем. Вдруг — в окне ее лицо. Знаете, у нас там на кухне цветы…

— Знаю.

— В общем — Даша. И смотрит. Я снял парик с головы, как шляпу, и поклонился. Шутовская выходка, согласен…

— Да просто вам страшно одному.

И это было. Вдруг — какие-то тени в окне, думаю, тот пижон-гангстер, вы то есть. Спрятался за створку ворот. Тут вскоре и она выходит. В шубке своей, на меня смотрит как на выходца из могилы. И молчит.

— Вы опять ее сорвали в немой шок, как на Рождество!

— Да? Я не знал. Я думал: от ужаса молчит, точнее — от ужасного презрения. Стал просить о милости: поехали со мной, будем вдвоем жить, в тайном месте, тихом, темном, никто не узнает, а деньги я достану. Или за границу: паспорта есть, на сестру ты похожа, я тебя так загримирую… Ты же меня любишь, и я тебя люблю… Она попятилась, пошла назад к подъезду, к вам. Я бросился следом и говорю: ты все узнаешь, я не так виноват, как ты думаешь.

— И она поверила? — вырвалось у Валентина.

— Она пошла со мной.

— Зачем вы так кощунственно соврали?

— Я так чувствовал. И чувствую. Да, я себе позволил… но как бы и не я, а какая-то сила извне распоряжается.

— Это расщепление личности.

— Сейчас я покажу вам расщепление!

— Сначала договорите. Вам же необходимо хоть кому-то все рассказать.

— А, ну да. Иначе этот дракончик изнутри меня разорвет. Я по дороге все спрашивал: ну почему ты молчишь? Нет ответа! Приехали. И я ничего не смог рассказать.

— Почему?

— Как будто ее молчание отняло у меня голос. Мистика. Это странно, я согласен… выражаясь по-старинному: кто-то замкнул мои уста.

— Вы ее заперли, не отпускали?

— Нет! Клянусь. Она как села в ваше кресло, так и продолжала сидеть — совершенно бесчувственно, окаменело. Не знаю, сколько времени прошло, рассвет был, где-то солнце было, но портьеры плотные. Она как мертвая, как Марина… Они похожи, не замечали?.. Может, и правда сама умерла? Ну, я не выдержал и выстрелил. Это помню, а больше… Нет, помню, как на станцию бежал.

— Предварительно вы ее в подвал оттащили, к мертвому жениху.

— Это кто такой?

— Борис.

— Ах да. Я вчера ездил к нему за моими деньгами, не нашел.

— А сегодня куда ездили?

— Так, попрощаться, на кладбище был, у нас на Смоляной.

— Там засада.

— В органы донесли?

— Нет.

— Ага, вы тоже одинокий охотник за денежками. А я не входил, во дворе постоял. Больше я тут жить не могу, за паспортом вернулся, заграничным, на минутку. Я решил уехать.

— Куда?

— В Америку.

— Кто вас туда пустит? И на какие деньги?

— Ну, украду в конце-то концов.

— Кстати, вам известно, каким образом Марк собирался перевезти за границу двести тысяч долларов?

— Понятия не имею. — Алеша задумался, глядя на свечу, сжимая в руке пистолет. — Когда мы остановились под мостом, он зашевелился, приходя в себя, и сказал: «Скорее, Митя, времени нет…» Это, должно быть, купец ихний, из «Страстоцвета», занятный мужик. Но времени уже не было, я ударил его гаечным ключом.

— Вы его так измолотили…

— Чтоб никто не узнал. И пистолета тогда у меня еще не было. Ну хватит, точка. Чего вы свой-то прячете? Устроим дуэль.

Сашка рывком распахнул дверь, весь собранный и напряженный. В руке столовый нож.

— А, это ты!

— Специально позвонил, чтоб тебя не колготить напрасно.

— Я-то готов, но никого…

— Это уже не важно. За машиной приехал, не рискнул вчера чужую «волгу» у трех вокзалов оставить.

— Да что происходит?

— Надо Дашу из богадельни забрать.

— Откуда?

— Она ранена в Зеленом Камне, я отнес ее к врачу. В общем, поехали.

— Валь, приди же в себя! Мне оставаться в засаде?

— Нет, он умер.

— Кто?

— Алеша.

— Ну и что? Он давно умер.

— Сегодня ночью.

— Валь, ты в своем уме? Этот несчастный на кладбище…

— Там другой. Марк.

— Я еду с тобой!

Диалог в автомобиле.

— Кабы я был профессионалом и допросил костюмера на поминках по всем правилам, подробно, может, Боря остался бы в живых. Но эти похороны, эти гробы…

— Да что такого старик сказал?

— Только вчера я добрался до театра. После доноса Сержа по телефону костюмер с Алешей приняли в буфете «по грамму». Эти наши «граммы» я знаю…

— Ну и что?

— А то, что Серж шестого января на сороковины подчеркнул: ни грамма алкоголя в крови убитого не обнаружено. Марк вообще был человек непьющий.

— А как же опознание? Значит, твоя Даша сознательно…

— Нет, нет.

— Да как же перепутать!..

— Она боится мертвых — еще со смерти отца, как лифт поднимался с полутрупом… А Боря подыграл своему будущему убийце.

— Боря? Так он был на набережной?

— Нет, соперников (и доллары) засек у «Страстоцвета». Потом догадался проследить за сестрами и вырвал кейс с половиной суммы у Алеши в метро. Остальные деньги, по договоренности с мужем, увезла Марина.

— Фантастика!

— Да, мрачный колорит, банальная подоплека у этой фантастической истории — двести тысяч долларов не одного Алешу довели до умопомрачения.

— Да где ж они?

— Сто тыщ у Бориной бабушки, про остальные не знаю… Все потом, сейчас не до этого.

— Как ты нашел Зеленый Камень?