Я запрокинул голову на кожаную прохладную спинку дивана, закрыл глаза, замельтешили демонские пляски-игры, в которых пропущено мною нечто важное… какофония звуков, хохот, движения и жесты, лица, лица… Надо всем дьяволовым действом довлел — так отпечаталось в потемках памяти — краснорожий председатель Зюзя с его речами.

Я выехал из Молчановки уже под вечер, пасмурный и душный, гроза надвигалась медленно, изводя нервы, и без того натянутые до предела. Справа вдоль узкого новенького шоссе потянулся густой елово-березовый лес: изумрудно-ажурные пятна на черно-зеленом фоне. Автомобиль нырнул в широкую колдобину, плавно выплыл, и в этом секундном промедлении я увидел под елкой меж плакучими ветвями лицо. Съехал на обочину, затормозил, выскочил… Человек скрылся, но по колеблющимся зарослям я нагнал его в сумеречной чаще, схватился за рюкзак, развернул…

— Ты что здесь делаешь?

— Я задушил ее, — прошептал Самсон. — Я хотел в паломничество…

— Куда? — Руки мои непроизвольно потянулись к его горлу — такая ненависть вдруг пронзила, нечеловеческая. — Прощайся с жизнью, урод!

Он остался стоять, покорно склонив голову, подставив шею; и эта покорность меня несколько отрезвила.

— За что?

— Она первая напала.

Эта «детсадовская» реплика вызвала во мне дикий приступ смеха.

— Маленькая беззащитная женщина! Изнасиловать тебя хотела?

Он отшатнулся, ударившись рюкзаком о еловый ствол.

— Едем к следователю!

— Сначала мне надо подлечиться.

— В психушке подлечат, так подлечат, что совсем загнешься!

— Николай, ты был прав: у меня типичное сотрясение мозга, я хотел сверить по медицинской программе симптомы…

— Для сексуального маньяка это не послужит смягчающим обстоятельством! Пошли.

— Погоди! Я сообразил, вспомнил, — шептал он таинственно, — что потерял сознание, понимаешь? Упал на левый бок, ударился левой рукой, понимаешь?

— Следователь поймет. — Не мог я с ним разговаривать, боялся сорваться, и если б у меня был пистолет… — По дороге расскажешь, поехали.

— Поехали, — неожиданно согласился Самсон, мы двинулись к шоссе, раздирая кусты и всякую мелкую зелень. Я крепко держал его за руку.

— Медицинская программа в компьютере?

— Ну да.

— Ты обычно работаешь в шерстяном шлеме?

— Я ж говорил…

— Ваня подражал тебе?

— Не знаю, ничего не понимаю!

— Во сколько ты смотрел программу?

— Я не успел…

— До убийства или после?

— Я не успел! — заорал он, рука его сжала мои пальцы — импульсивный жест испуга… вдруг вырвался и побежал «быстрее лани» назад в чащобу. Я за ним… Я сильнее, выносливее, но этот заморыш боролся за свою жизнь! Словом, я его упустил, но какое-то время еще кружил бесцельно в буйных зарослях.

По дороге в Москву удалось из автомата связаться со следователем. «Не волнуйтесь, немедленно начнем операцию по задержанию. Координаты точные?» — «Точные, с полкилометра от Молчановки. Он вдруг собрался в паломничество с Танюшей, и она его, видимо, разоблачила». — «Паломничество мы ему устроим!»

Охотничий азарт мой поутих, я задумался о мотивах глубинных, о страстях убийственных, что толкают — вопреки всякой выгоде — человека на преступление… Так задумался, что не заметил, как очутился возле дома с каменными истуканами — астроном и шахтер, поднебесье, подземелье. В расследовании почти поставлена точка, делать мне у Риты Райт нечего, но я так устал, так безумно устал, что продолжал сидеть неподвижно, навалившись на руль. В маленькой витрине «Малыша» за статуями мальчик-манекен (хорош малыш!) целился в меня из большого игрушечного пистолета. Застрявший в переутомленном мозгу позыв — если б у меня было оружие! — сработал запоздало-забавно. О чем я подумал с усмешкой, выходя из магазинчика с копией кольта в кармане. И тут же забыл об этом.

Опять сел в машину. Куда ехать? Домой отоспаться… услышать звоночек с того света и предостережение: «Не ищите мою могилу, ее очень трудно будет найти». А правда, где могила? Она так беспокоилась об этом… а где она сейчас? Тело в районном морге, истерзанное монстром, изрезанное патологоанатомом. А душа? Бессмертна… или как? Господи, подай знак! Вьется, бьется, как ласточка, на месте преступления, где ожидала убийцу, а мне имя не выдала. Он уже подготавливает пути к отступлению: мол, действовал без сознания, сотрясение, мол… Явился посмотреть симптомчики, а по ходу дела задушил свидетельницу. Должно быть, так. Но мне не давал покоя, заряжая ужасом и гневом, привходящий фактор (так, кажется, в юриспруденции называется?) — сексуальный акт… Он не вписывается ни в одну мою версию, если только… Необходимо еще раз просмотреть кассету. Две пляски Мефистофелей… «У него необыкновенные руки» — кто это сказал и про кого? Господи, этот жест, как будто человек в маске потряхивает кистями, оправляя кружево — характерный изящный жест. К нему направляется Виктория? Да ведь не может быть! А почему, собственно? Как заметил опытный милицейский чин: «Черт их, бисексуалов, разберет». Черт разберет… но лучше сейчас, здесь, поскорее! Итак, две пляски и три хвастливые речи председателя. Что еще? Ваня — мой сын… И только я вспомнил о так называемом плагиате, как из машины, с разгону притормозившей впереди моей, выскочил Василевич. Пружинистым шагом проследовал «астронавт» в серебристом костюме из триллера между статуями, я устремился за ним…

— Вы тоже к Рите Райт? — подал реплику вдогонку; он развернулся, уставился на меня. — Вам известно, что в Молчановке убита Танюша? (Сценарист молчал.) Сестра Виктории. Началось официальное следствие.

Он продолжал держать паузу, зрачки расширены (под кайфом, что ли?), наконец вымолвил:

— Вы за мной следите?

— А хоть бы и за вами?

— Глупо, сыщик. Меня удостоили звания шафера, вот приехал узнать о завтрашнем венчании.

— Так идемте.

— Не к спеху, уступаю дорогу вам. — И он так же внезапно исчез, как возник. А ведь на чем-то очень важном сбил, черт… За сталинской аркой проурчал автомобиль, отчаливая, я поднялся к прекрасной кинозвезде.

Дверь на звонок отворилась тотчас, словно меня ждали: невеста в белейших пышных до полу одеждах, в девственном венке из мелких цветочков, распущенные черные волосы покрыты прозрачной фатой.

— Николай! — воскликнула она, схватив меня за руки. — Мы завтра венчаемся в монастыре, я в экстазе!

— Поздравляю, — промямлил я и проследовал, повинуясь рукам ее, в комнату к трельяжу, где трижды отразилась невинная невеста и немолодой мрачный мужик за нею.

— Как тебе платье?

— Великолепно.

— Сейчас еще одно принесут. Я в раздумье, нужен совет человека компетентного.

— Положим, я не очень…

— Не спорь! Ты — кинооператор, в своем роде художник. Или вот это, — она крутанулась вокруг своей оси, — в стиле пушкинской эпохи, сама невинность. Или — вышитая розами рубашечка едва до бедер, сейчас увидишь!

— Лучше невинность.

— Лучше, но не совсем правдиво… наши отношения с Борей более реалистичны. Ты не поверишь, но я еще ни разу не была замужем.

— Твоему жениху повезло.

— Мне! Я не могу без него жить, я б умерла, честно. Тогда в клубе я просто обезумела от счастья.

— Кстати, — я вспомнил, — ты уже видела кассету с шоу «Мефисто»?

— Ой, мне сейчас не до этого.

— Там есть такой эпизод: ты разговариваешь у арки с кем-то, полускрытым малиновым занавесом. С кем?

— С кем… — повторила красавица безразлично, глаз не сводя со своего отражения в зеркале. — С председателем жюри.

— С Зюзей?

— Как? — Она засмеялась. — Забавно. Этот мстительный старик предложил мне ночь любви за «Мефисто».

— За жизнь, — пробормотал я, помянув «Египетские ночи». — А потом он затеял ссору с Вольновым.

— Одно с другим не связано. Я согласилась, ради успеха приходится идти на жертвы.

— Зюзя поимел ночь?

— Еще чего! Я стала невестой, все чисто.

— И приз оторвала, и вокруг пальца обвела. — Рита опять засмеялась. — Сегодня изнасилована и убита Танюша.