На несколько секунд в комнате воцарилась пауза, и было слышно, как сопит начальственный толстяк в кресле. Он внимательно рассматривал Олегово лицо, как бы пытаясь найти в нем следы тайных умыслов, которые, как известно, есть вымыслы без замысла. Или наоборот. Экзаменуемая часть тела оставалась более-менее спокойной, конечно, насколько возможно в такой ситуации, так что решение толстяк принял в пользу - пока что в пользу - Олега.
– Вон стул, - он ткнул перед собой толстым коротким пальцем. - Что встал как памятник? Я же сказал - садись. Разговор будет.
Он подождал, пока Олег устроится на этом творении отечественной мебельной промышленности, обитом подделкой под бархат, и примостит у ножки свой дипломат. Чемодан он в последний момент решил прихватить для солидности и теперь сильно жалел об этом, поскольку на коленях его держать неудобно, а стоять вертикально на полу пустое бумаговместилище решительно отказывалось.
– Звать меня Пал Семеныч, фамилия пока необязательна, должность у меня солидная, но сейчас тоже неважная, а разговаривать мы будем о политике, - хозяин кабинета язвительно ухмыльнулся. - Ты меня не знаешь, зато мы, - он сделал ударение на "мы", - знаем тебя очень хорошо. Знаем, где родился, как учился, что на обед любишь есть и сколько раз в неделю к любовнице бегаешь, - язвительная усмешка плавно перетекла в сальную. - В общем, знаем мы тебя лучше, чем ты сам, так что тебе и лампу в глаза направлять не надо, чтобы насквозь увидеть.
Пал Семеныч тяжело задышал.
– Душно здесь, - пояснил он в пространство, - вентилятор барахлит. Глядишь, еще астму заработаешь прямо на трудовом посту, - он поудобнее развалился в кресле, не отрывая от Олега буровящего взгляда. - Так о чем это я бишь? А, да, о политике. В общем, все мы о тебе знаем, орленок ты наш, только одного не знаем, - он резко наклонился вперед. - Почему ты сюда пришел?
Слегка опешивший Олег заморгал глазами. От тона, которым был задан последний вопрос, у него между лопаток забегали мурашки. Вот докопался мужик, мелькнула мысль, прямо следователь на допросе. Впрочем, почему "прямо"? Он и есть следователь. Сейчас вот меня расследует потихоньку, и найдут завтра Кислицына Олега Захаровича, жертву разбойного нападения, с проломленным черепом где-нибудь за городом. Начальник Канцелярии, по слухам, шутить не любит, исповедуя принцип "нет человека - нет проблем". Если чем не понравлюсь - мертвые свидетелями не бывают. Сомнительно, конечно, что я как свидетель кому-нибудь нужен. Даже Служба Общественных Дел без особой нужды с ними не свяжется, а больше-то и некому. Ну, значит шлепнут для перестраховки. Так что крутись, дорогой ты мой, как червяк на сковородке. Грудь в крестах или голова в кустах. Он тоже слегка подался вперед.
– Потому что надоело мне быть старшим помощником младшего ассенизатора, - отрезал Олег. Он с удовлетворением заметил, как брови начальственного Пал Семеныча поползли вверх. - Я в последний раз повышение получил уж три года как, и с тех пор давно уяснил - никуда с нынешней должности уже не денусь, - Олег набрал в грудь новую порцию воздуха. - Есть у меня в личном деле запись. "Полностью соответствует своему служебному положению", так она звучит. Знакомый кадровик посочувствовал, показал. Вы, Павел Семенович, сами понимаете, - он с удовлетворением увидел, что толстяку понравилось, его имя было проговорено полностью. Главное - не кусаться все время и лизать хоть иногда! - что с такой записью… В общем, про карьеру можно забыть. И ладно бы, если за дело, а то ведь начальник мой, Товстоногов, расстарался - не понравилось ему, что я как-то раз ему перечить посмел. Проталкивали, знаете, такой проект…
– Дальше, - оборвал его хозяин кабинета, - про Товстоногова все ясно. Значит, начальство не любишь?
– Ох, да что вы, Павел Семенович, - почти искренне возмутился Олег, - при чем здесь начальство? Товстоногов этот…
– Да хватит тебе про этого Товстоногова, - раздраженно бросил хозяин, - потом вон ему в жилетку поплачешься, - он кивнул в угол, где всеми забытый и одинокий сидел подавленный Прохорцев. Тот, как видно, переживал за своего протеже, но не смел вставить ни слова в его поддержку, подавленный авторитетом начальства. - Что тебе от нас-то надо?
– Мне? - Олег глубоко вздохнул. - Мне надо много. Вы меня нашли, не я вас, так что купить меня дорогого стоит. Зато и товарец получите неслабый, - он позволил себе слегка усмехнуться. - Снабженец-доставала с длинным острым языком, не любящий начальство - такие редко встречаются.
На этот раз он ухмыльнулся уже во весь рот, как бы приглашая присутствующих вместе посмеяться над нелепостью предложения. Затем, резко стерев с лица улыбку, он встал, подошел к столу и оперся на него, уставившись собеседнику прямо в глаза.
– Павел Семенович, вы прекрасно понимаете, что я пришел сюда не приятные беседы вести. А я так же прекрасно понимаю, чем это для меня может кончиться. Расстрел за антигосударственную деятельность еще никто не отменял… господин Шварцман. Кстати, я прекрасно знаю, кто вы. Или вы думаете, что вы настолько неизвестны людям? Давайте перестанем играть в кошки-мышки и перейдем к делу. Чего вы от меня хотите?
Какое-то время толстяк смотрел на него непонимающим взглядом, а затем захохотал. Смеялся он долго, взахлеб, на глазах у него выступили слезы, цветом же лица он стал напоминать вареного рака.
– Расс… расс… - он пытался и не мог выговорить слово. - Расс… трел! - им овладел новый приступ хохота. Немного справившись с собой, он махнул рукой. - Садись на место, пока ты меня не уморил! - Он зашелся в новом приступе смеха. - Ох, дружок, ну и насмешил же ты меня. Расстрел! - Он хихикнул еще раз. - Так уж и быть, расстреливать тебя, такого знающего, мы не станем, - начальствующее лицо явно пришло в хорошее расположение духа. - Пока не станем, во всяком случае. Чаю хочешь?
– Хо… хочу, - пробормотал Олег, плюхаясь обратно на свой стул. Реакция собеседника сбила его с толку, так что теперь он согласился бы и на стакан синильной кислоты. Интересно, пробился я или таки нет? Ох, ладно, сделал я все, что мог - лесть он любит, но не грубую. Надеюсь, я правильно это понял. Остается только положиться на фортуну. - Мне без лимона, если можно…
Когда за Олегом закрылась дверь, Шварцман какое-то время барабанил пальцами по столу. Потом медленно повернул голову и взглянул на Прохорцева.
– Да уж, друг сердешный, нашел ты мне кадра, - процедил начальник Канцелярии сквозь зубы. - Нахальный - совсем как я в молодости. Неужто никто попроще под руку не подвернулся?
– Ну… - секретарь скорчил неопределенную мину. - Наверное, можно найти кого-нибудь. Но вы ведь сами сказали - потребны молодые и самостоятельные. Согласитесь, что самостоятельный и в тоже время тюфяк - либо оксюморон, либо агент Дуболома. Парень еще молодой, так что пообломается, научится уважению…
– Да уж такой научится… - процедил Шварцман. - Но чем-то паренек мне нравится. Новую должность ему подобрали?
– Да, он уже неделю как осваивается. Департамент общей металлургии, отдел цветных металлов, ведущий инженер. Образование вот у него не слишком подходящее, но других вакансий пока не было.
– Ну и оставил бы пока на прежнем месте! - начальник Канцелярии цыкнул зубом. - Вообще поторопился ты. А если бы он мне не понравился?
Прохорцев пожал плечами, демонстрируя легкое раскаяние.
– Всегда можно еще куда-нибудь задвинуть. Можно и Дуболому сдать как нашего человека. То-то общественники порадуются…
– Тоже мысль, - согласился Шварцман. - Ладно, приглядывайся к нему, да помни - он на твоей личной ответственности. Месяц дашь ему на то, чтобы втянулся на новом месте, а там начни привлекать к делам. Все, пока свободен. Пойдешь через предбанник - передай Марице, чтобы через полчаса замов собрала на совещание.
Двое сидят перед большим, на всю стену, экраном. Вернее, только один из них сидит, другой же полуприсел на край пульта управления. Они молчат. Тот, что помладше - невысокий сухощавый парень лет двадцати пяти - внимательно смотрит на пульт и на экран, изучая. Второй, скрестив руки на груди и барабаня пальцами по бицепсу, думает о чем-то своем. Его взгляд обращен внутрь, так что когда сидящий наконец обращает на него внимание, он некоторое время не реагирует. Если бы в помещении использовались обычные лампы, то в полной тишине слышался бы только тонкий звон почти перегоревшей ламповой нити. Но в помещении нет ламп накаливания. Мягкий, непонятно откуда идущий белый свет с легким желтоватым оттенком заполняет помещение. Кажется, будто в пасмурный, но не слишком, день неяркое осеннее солнце краешком глаза заглянуло в облачную прореху. Можно подумать, что светятся сами стены. Но на самом деле стены матовые, и если поднести к ним руку, то повернутая к стене ладонь окажется затененной.