Мистер Честер привычно объявил:
Автомобиль подан. Вы намерены сопровождать леди, ваша милость?
Угу… — буркнул благовоспитанный мистер Горринг.
Как?!? — Огаст мертвой хваткой вцепился в рукав мистера Честера, ужас объял его с новой силой. — Уже ночь! Вы же сами нам запрещали! Говорили, солнце сядет… ни-ни за порог! Как я останусь — совсем один? Меня сразу удавят!
Здесь вы в полной безопасности, мистер Картрайт. Ваша спальня готова.
О нет…
Хватит истерик, Гасси, кто тебя убьет? — поморщилась Мардж. — Кому ты нужен? Не забудь промыть нос перед сном. Идем, Горринг! Пока, Гасси, — прежде чем окончательно увлечь Эдварда в ночную мглу, Мардж оглянулась на мистера Честера: — Мистер… э… неважно, подложите дополнительную грелку под ноги мистеру Картрайту.
Лучше разведите камин в моей спальне!
Сию минуту, мистер Картрайт.
Огаст снова остался в трофейном зале один. Сердце его колотилось где-то у самого горла, мрак и тишина смыкались на его макушкой, как вешние воды над утопленником. Только драгоценный металл в оружейных насечках умудрился сохранить последние искорки света. Огаст прокрался на цыпочках в противоположный угол зала, осторожно снял со стены старомодную охотничью двустволку, пошарил в патронташе, выставленном в открытой витрине среди прочих диковинок, с сухим щелчком переломил и зарядил ружье, хотя оружие не было его страстью, а стрелять ему приходилось всего пару раз в жизни, в клубном тире.
Прихватив ружье в спальню, мистер Картрайт обрел некоторую уверенность: устроил ствол рядом с собой в высоком кресле, укутался в плед и стал наблюдать за хаотическими танцами языков пламени, пока не скользнул в глубокий и узкий колодец сна…
…Душа бесконечно долго летела вниз, пока не достигла дна — замызганного, как полы в дрянной таверне, на досках которых скрючилось его бездыханное тело — тело поэта Кристофера Марло. Рыжеватые локоны разметались среди лужиц пролитого пива, засохших объедков и черепков посуды. Из глазницы торчала длинная стальная игла, она буквально протыкала голову убиенного насквозь!
Вокруг суетились и кричали люди в громоздких мрачных нарядах, пропитавшихся запахом пота, дождевой влагой и копотью. Окоченевший труп взгромоздили на носилки, прикрыли плащом и долго несли глухими переулками сквозь тьму, разогнать которую не под силу смоляным факелам. Носильщики громыхали по мостовым тяжелыми сапогами, наконец отыскали помеченную мелом дверь, бухнули в нее тяжелым медным кольцом и спросили доктора Рена.
С его позволения носильщики внесли тело и вывалили на мраморную столешницу посреди пустого, гулкого зала. Угрюмый человек в кожаном переднике до самых колен склонился над ним — лица было не разглядеть, — затем отвернулся и стал перебирать хищные хирургические инструменты; взял в руки огромный и плоский нож, похожий на орудие мясника, вернулся к трупу и одним махом отсек голову!
Она упала, покатилась по полу — только игла позвякивала о каменную кладку…
VIII
Май, И,1939 г., четверг 00–03 по Гринвичу
Огаст подскочил в кресле: тихий металлический
скрежет раздавался у самой двери спальни. Он схватил ружье и бросился на галерею. Впотьмах раздался то ли сдавленный крик, то ли всхлип, потом грохот — призрачно-прозрачное нечто летело вниз по лестнице. Огаст, не целясь, пальнул вслед: сперва из одного ствола, потом из другого. Галерею заволокло пороховым дымом, посыпалась штукатурка — внизу хлопнула дверь, кто-то тяжело упал на пол и чертыхнулся. Среди треска и скрежета захлопали двери, заспанные, бледные насельники особняка спешили показать темноте свои лица.
Что за черт происходит? — зевал бородатый мистер Сингх.
Какой придурок палит среди ночи? — негодовал капитан Пинтер.
Я угодил в крысоловку! — гоготал внизу возвратившийся мистер Горринг. — Почему заперли двери? Пришлось лезть в окно…
Среди разразившегося хаоса только мистер Честер сохранил обычную невозмутимость. Он вошел с горящей лампой, склонился над черным пятном на ковре, свободной рукой поднял за хвост ошметки крысы и объявил:
Мистер Картрайт застрелил крысу!
Поздравляю! — скривился капитан Пинтер. — Отличный выстрел!
Постепенно шум затих, особняк окончательно погрузился в сон.
Весь цвет местного общества собрался на чай у леди Делии Таффлет. Помимо самой вдовствующей графини и ее компаньонки присутствовали доктор Форестер и его коллега — врач-психиатр Рихтер, возглавлявший санаторий для страдающих нервными болезнями, местный канонник — джентльмен в круглых очках с таким же круглым брюшком; затем газетчик — мистер Гэлоп, брюзгливый тип с маленькими кроличьими глазками. Почетным гостем собрания удостоился быть судья, достопочтенный Паттерсон. Признаться, мистер Картрайт рассчитывал на нечто более уютное и душевное.
Впрочем, выбирать не приходилось.
Сотрудники секретной службы Его Величества всегда готовы к бою. Их работа продолжается двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю — так напутствовал их капитан Пинтер. Коммандера удалось убедить, что посиделки у вдовствующей графини — отличный случай разузнать, кто скрывается за именем «доктор Рен», и прикинуть, как сподручней использовать местного астролога на благо Британии и ее короля.
Сам же капитан Пинтер посвятил себя более неотложным делам, точнее — наблюдал за оценкой нанесенного поместью ущерба, которую джентльмен из страховой компании производил в обществе мистера Честера.
Подали чай, и общество, утомившееся от болтовни, музыки и смеха, наконец-то рассредоточилось вокруг стола, накрытого с большим вкусом — исключительно в белом цвете, поскольку графиня была вдовой и считала, что белый идеально подчеркивает глубокий траурный цвет ее платья. Пышные старомодные воланы из шелка приятно шелестели, когда она разливала чай, — жаль, что теперь забыт обычай шить платья особого фасона, специально для чая. Вот уже больше двадцати лет леди Делия носит траур в память о покойном супруге, к тому же руки кажутся моложе и свежее, когда в них белая чашка.
Мистер Горринг развлек общество рассказом о ночном происшествии:
Представляете, леди Делия, Огаст вчера пристрелил огромную крысу!
Лучше ему было приехать в охотничий сезон! — заметила пожилая дама.
Теперь легенды о подвигах короля Артура перепишут! — съязвила Мардж, а викарий с сомнением покачал головой:
Странно, откуда в Энн-Холле крысы? Говорят, новый дворецкий содержит поместье в образцовом порядке, какого не видели со времен королевы Виктории. Будущему владельцу можно только позавидовать…
Графиня сразу же оживилась и взглянула на судью:
Вот! Мистер Паттерсон, когда же назовут наследника?
Вопрос сложный… — достопочтенный Паттерсон отставил чашку. — Наследовать шестому графу должен был его сын. Но когда мальчику сравнялось четыре года, он вместе с матерью взошел на корабль и отбыл в Гонконг — покойный граф служил там в колониальной администрации. К великому огорчению, корабль затонул. Граф Колдингейм так и не смирился с потерей единственного ребенка: исчерпав официальные средства, он обращался в самые респектабельные сыскные агентства и назначил крупную награду за любые сведения о его сыне. До последнего вздоха он считал, что дитя выжило, и завещал сохранять имущество под опекой адвокатов ровно пятьдесят лет — на случай, если его отпрыск обнаружится. До этого счастливого момента дом переходил под опеку его племянника, известного как седьмой граф Колдингейм и последний официальный владелец Энн-Холла. После его смерти возможные наследники пытаются оспорить завещание шестого графа, рассчитывают признать его впавшим в старческое слабоумие на момент составления документа…
Как романтично! Живет где-то молодой человек и не подозревает, что он богат и знатен! — вздохнула мисс Львова. Ее волосы были взбиты в высокую прическу, она выглядела прелестной и грациозной, как девушки на рисунках Гиббсона.
