Цивилизация сразу стала ближе — вместо холмов за окном замелькали опрятные газоны, грядки, каретные сараи и коттеджи с высокими трубами из красного кирпича.

Наконец они добрались до места.

Привратник распахнул ворота, автомобиль сбавил скорость и деликатно прошуршал шинами по парковым аллеям среди живых изгородей, искусственных водоемов и геометрически правильных цветочных клумб. Еще один поворот — и Энн-Холл возник перед ними внезапно, как сказочный замок вырастает из брошенной на землю горсти магического порошка…

Май, 8, 1939 г., понедельник 12–30 по Гринвичу

Особняк был подкупающе красив, хотя всего лишь притворялся настоящим средневековым замком. Судя по особенностям декора, здание было построено во времена короля Якова[7] и сохранило присущую тогдашней архитектуре тяжеловесную игривость даже после изрядной прививки неоготического стиля, произведенной при реставрации. Надо полагать, дом основательно перестроили в прошлом веке, когда налет готики считался главным достоинством старинного родового гнезда. Огаст полюбовался симметричными башенками, массивными карнизами и каменной облицовкой — но самой значительной и неотъемлемой принадлежностью архитектурного стиля казалась замершая у входа фигура дворецкого в смокинге и перчатках.

— Добрый день, джентльмены! Я мистер Честер, управляющий Энн-Холла.

Рука в перчатке властно шевельнулась, лакеи сразу же пришли в движение и схватились за багаж, а сам управляющий сделал шаг навстречу гостям.

Мистер Честер был безупречен: только само совершенство может достичь высшей ступени в такой сложной иерархической системе, как прислуга в британском родовом поместье. Его черты выглядели бы тонкими, пожалуй, даже артистическими, прямой нос и высокие скулы придавали лицу властное выражение, а легкая улыбка казалась бы ироничной, будь в этом человеке хоть капля цвета.

Но мистер Честер казался настолько бледным, что всякая эмоция растворялась в его бледности мгновенно и без остатка. При любых обстоятельствах он сохранял выражение абсолютной бесстрастности. Белесые волосы, брови и ресницы только усиливали впечатление. Управляющий был почти прозрачен и умел полностью слиться с окружающим интерьером. Его спина всегда оставалась прямой, шаги — беззвучными, движения — точными, а перчатки и смокинг стали второй кожей. Невозможно было определить, сколько ему лет и насколько он образован. Словом, мистер Честер представлял собой поистине совершенную домашнюю машину!

Для нас большая честь, принимать будущего лорда Глэдстоуна. Ваша милость займет гостевые комнаты в правом крыле…

Будущий лорд водрузил мотоциклетный шлем на голову подвернувшейся статуи, звонко щелкнул по нему, бросил перчатки на поднос и отмахнулся от почестей:

Да ладно, мистер Честер, обойдемся без «милостей» и «дворецких». Будем считать, что я самый демократичный будущий лорд, которого принимали в этом доме. Как только стану членом парламента, потребую официально запретить обращение «Ваша милость!». Британская аристократия слишком закоснела в своих привычках, нам давно пора отказаться от сословных штучек и научиться ладить с простыми людьми…

Великолепный спич, сэр! Вас ждет большое политическое будущее, — с готовностью кивнул мистер Честер. «Простые люди», поддерживавшие демократические инициативы мистера Горринга, обычно вознаграждались щедрыми чаевыми. Потому Огаст не преминул съязвить:

Называйте их милость просто — «сэр Эдвард, рыцарь демократии», и достаточно!

Лесли, примите плащ у мистера Картрайта! — мистер Честер хлестнул лакея взглядом. — Мистер Лесли будет заботиться о вашем комфорте, сэр…

Огаст кивнул, присел на кушетку, вытянул ногу: земля облепила подошву туфли, в шнурке запуталась пожухлая травинка — нет, носить их он больше не сможет. Он оглядел мрачноватые дубовые шпалеры, резьбу на перилах и впечатляющих размеров гобелен, запечатлевший сцену охоты:

Я думал, Энн-Хаус выстроили задолго до якобитов..

Вы не ошиблись, мистер Картрайт. В кладовой сохранилась кладка двенадцатого столетия, а в винном погребе — фрагменты еще более раннего, изначального, фундамента, — ответствовал дворецкий. — Желаете их осмотреть?

После. Дорога была ужасной… — пробормотал Огаст и продолжил как завороженный разглядывать гобелен: расфранченные джентльмены галантных времен возвращались с охоты, их поджарые псы бежали у ног лошадей; за лордами следовала челядь — сокольничие и ловчие несли плетеные клети с глухарями и перепелками, а в самом центре композиции два дюжих поселянина, мало похожих на изображения садоводов в современных иллюстрированных журналах, прижимали к огромному камню связанного волка, а третий — готовился выпустить обреченному зверю кишки острым ножом!

На мгновение сердце Огаста замерло, как будто он превратился в часть картины и холодная сталь уже проникла в его, а не в волчье тело. Кровь застыла в жилах, и только глубокий вдох принудил ее бежать дальше привычным маршрутом. Он готов был присягнуть, что видел сегодня именно этот камень, плоский дольмен на придорожном кургане, и точно такого же зверя, только уже мертвого. Усилием воли молодой человек оторвал взгляд от слишком реалистичного изображения и пробормотал, игнорируя всяческие приличия:

Представляете, мы сегодня видели мертвого волка!

Мертвого волка?

Конечно, я точно знаю!

Гасси, много ли ты знаешь о волках? Ты их видел только в зоопарке, — хмыкнул сэр Эдвард. — Всех хищников в здешних местах перестреляли раньше, чем старина Вильгельм высадился в Девоне под радостные крики моих предков и затеял чертову славную революцию[8]. Все дело обстоит гораздо проще. Грузовик сбил пастушью собаку, а кретин водитель поленился закопать бедолагу. Оттащил тело с дороги и спрятал за валунами, испугавшись, что хозяева потребуют денег за своего пса. Логично, мистер Честер?

Скорее печально. Я отдам распоряжение садовникам — пусть предадут прах земле.

Огаст исподтишка взглянул на лицо дворецкого, но обнаружил не больше эмоций, чем у гипсовой маски:

Считаете, животное сбил грузовик?

Да. Грузовик должен был идти с хорошей скоростью, чтобы превратить голову такого крупного пса в сплошное месиво.

Дурнота подкатила к горлу Огаста от одного воспоминания об этой мерзости:

Хватит, Эджи… Я уже на куски разваливаюсь! Хочу принять ванну, но чтобы вода была не слишком горячей, а пену взбили пышную-пышную…

Будьте спокойны, мистер Картрайт. Я лично прослежу за приготовлениями.

А мне подайте пару сэндвичей с холодной говядиной в бильярдную…

Как пожелаете, сэр!

Дрова мягко потрескивали, на вышитом экране, натянутом перед камином, отсветы пламени появлялись, смешивались и исчезали, как в китайском театре теней. Комнату наполняла нега. Ласковая пена и легкий запах лаванды, исходивший от предусмотрительно согретых полотенец, почти примирили Огаста с горечью девонширского изгнания. Он даже нашел в себе силы пойти в гардеробную, отдать лакею распоряжения по поводу костюмов на завтра, обсудил с ним запонки и жилеты, лично расставил на туалетном столике черепаховые гребешки и серебряные щетки для волос — всё подлинные предметы эпохи бидермейера, а фарфоровый флакончик для одеколона — начало восемнадцатого века!

Милые старинные мелочи были его большой слабостью. На действительно серьезные антикварные приобретения у Огаста попросту не было средств. Его семья была респектабельной, не более того. Ни громадного наследства, ни гарантированного места в палате лордов ждать ему было неоткуда. Стабильный процент с семейного капитала плюс скромное содержание, которое ему выплачивал опекун — в память о многолетней дружбе с покойным отцом молодого человека, плюс жалованье.

Даже при строжайшей экономии и полном отказе от излишеств он не смог бы сохранить привычный образ жизни без жалованья. По этой низменной причине Огаст решил посвятить остаток дня работе — попросил принести в библиотеку лампу и письменный прибор и стал исследовать состав их небольшой рабочей группы в свете новых фактов.