Нет… — инспектор задумался, прикидывая расстояние от земли до висельника. — Хотел бы я, чтобы вы оказались правы, мистер Честер. Но как покойный сэр Глэдстоун мог сам забраться достаточно высоко, чтобы повеситься?

Инспектор, спросите у любого психиатра, и он подтвердит: самоубийцы весьма изобретательны! Его покойная милость мог забросить веревку на ветку как аркан, затем взобраться на высокий валун, надеть на шею петлю и спрыгнуть вниз. Но при этом, совершая конвульсивные движения ногами, случайно оттолкнуть камень. Как полагаете? Вот тот валун выглядит вполне подходящим…

Дворецкий указал на серый валун и услужливо протянул инспектору Ньюпорту рулетку для измерения расстояний между землей, камнем и ветками — на его пальце блеснул перстень с изящно вырезанной «Адамовой головой». Печать средневекового мейсте- ра братства! Ночной кошмар переползал в явь медленно и уверенно, как танковая гусеница. Огаст застыл у края дороги, не в силах двинуться с места, пока мистер Честер не подошел к нему:

Мистер Картрайт, сэр, я имел смелость распорядиться упаковать ваши вещи. Раз вы смогли сохранить голову на плечах, ваша жизнь обязательно изменится. Полагаю, вам пришло время возвращаться в Лондон!

Голова у Огаста закружилась, он молча кивнул и отвернулся. Какую роль уготовило ему старинное братство, если оно действительно существует? Миссис Крэйг возилась с мальчуганом, хныкавшим в толпе зевак:

Разве это подходящее зрелище для ребенка? — она взяла малыша за руку. — Посмотрите, как он напуган, что за родители отпустили сюда ребенка? Успокойся, милый! Давай-ка разыщем твоих папу с мамой… Скажи мне, где ты живешь?

Он не сможет ответить вам, мэм, мальчик немой, — объяснила ей бойкая деревенская кумушка. — Это Чарли, сынишка садовника, что сгорел вчера в участке. Как теперь с ним быть, ума не приложу. Такого убогого даже в приют не примут…

— Пойдем, Чарли, я тебя угощу печеньем… — миссис Крэйг увела мальчика к дому. — Мы найдем, кому о тебе позаботиться!

Маргарет перепрыгнула через ограждение и привычно спорила с инспектором о недоступных Огасту криминалистических нюансах состояния тела — они вертели висельника так и эдак, но мертвые глаза сэра Глэдстоуна все равно продолжали смотреть на древнее капище.

Огаст подошел к дольмену и положил руку на согретую солнцем поверхность — мелкие белые цветы распустились на кусте шиповника; рядом с плоским камнем, в небе над его головой, кружил черный дрозд. Затем птица опустилась вниз, рядом с его рукой, склевала крошечного светлого паучка и хитро подмигнула. Он вернулся к себе, упал на кровать прямо в одежде и мгновенно уснул — без снов и сновидений.

Капище отпустило его, он действительно мог уезжать.

Лондон, середина июля 1939 г.

До прихода портного оставалась еще четверть часа.

Мистер Картрайт отправил лакея в библиотеку со списком книг об обрядах посвящения, сектах и тайных обществах, которые хотел получить для чтения, и велел ему поторопиться.

Затем просмотреть почту — газеты отложил сразу: про международное положение он знал больше самых дошлых газетчиков, а о таинственных смертях в девонширской глубинке престали писать еще на прошлой неделе. Печальные события отнесли на счет халатности местных властей: входы в подземные сооружения залили бетоном, а зыбучие пески оградили цепями и предупредительными табличками. Теперь туристы толпами валили в деревеньку Мидл-Энн-Вилидж, чтоб через ограждения полюбоваться светлым песком и чахлой травой, произрастающей на нем.

Самоубийство лорда Глэдстоуна не стало сенсационным событием: он долгие годы болел и лишь положил конец своим мучениям, уверяли в обществе, хотя и находили излишней театральность, с которой лорд ушел из жизни. Его наследник — сэр Эдвард Горринг Глэдстоун — сразу завоевал расположение журналистской братии добротными шутками и здоровым спортивным задором, с которым начал свою парламентскую карьеру, а главное, тем, что не отказывался от интервью и выставлял собеседникам хорошую выпивку. Новый лорд Глэдстоун уже успешно соперничал со звездами кинематографа по числу упоминаний в светской хронике! Но старину Эджи Огаст и так встречал буквально каждый день, иногда по нескольку раз, так что газетам нечем было его удивить.

Мистер Картрайт отобрал конверты и стал вскрывать их один за другим ножом для бумаги с перламутровой ручкой — его любимый бидермайер. Письма он просматривал мельком, пока не добрался до большого квадратного конверта с напечатанным на пишущей машинке адресом. В конверте содержался отчет детективного агентства — документ сухой и скучный, в отличие от романов Дианы Флер-дю-Мар: надо признаться, что несколько книг этой дамы прижились на его письменном столе.

Организованные в таблицу цифры и пояснения уведомляли мистера Картрайт, сколько его средств было истрачено, чтобы доподлинно установить следующее.

Копий или подлинников рекомендаций мистера Честера в архивах адвокатской фирмы «Томпсон, Френч и партнеры» не сохранилось. Впрочем, секретарь нашла запись в регистрационной книге: неким соискателем были представлены рекомендации от лорда Кимберли и герцога де ла Анжела. Но в этих почтенных домах не смогли припомнить джентльменов, внешне соответствующих представленному описанию или носивших фамилию Честер.

Указанный Честер не значился в списках членов профсоюза домашней прислуги и никогда не посещал специализированных клубов дворецких, не являлся подписчиком профильной прессы, не заглядывал в питейные заведения, где имеют привычку собираться люди этой редкой квалификации.

Огаст перебрал фотоснимки джентльменов по фамилии Честер, собранные детективами: все они более или менее соответствовали его описанию и указанному возрасту и со всех смотрели чужие, незнакомые лица. Он поморщился, вернул снимки в конверт и отряхнул пальцы носовым платком. Наивно было полагать, что частные детективы справятся с задачей, оказавшейся не по силам ни полиции, ни экспертам из Внешней разведки!

Выяснение истиной личности управляющего осложнялось тем, что он не оставил по себе ни фотоснимков, ни образцов почерка, ни личных вещей; он всегда платил наличными, обходился без банковского счета и страхового свидетельства. Не отправлял и не получал писем. Он настолько редко снимал перчатки, что искать опечатки его пальцев в Энн-Холле было бессмысленной затеей. Словом, дворецкий мог оказаться кем угодно, но мистером Честером он не был совершенно точно.

Избавившись от униформы дворецкого — смокинга и белых перчаток, он растворился в плотном потоке лондонских пешеходов, как льдинка в весеннем ручье.

Огаст на некоторое время замер у окна, разглядывая прохожих.

Рядом деликатно кашлянули. Камердинер сообщил:

Мистер Картрайт, телефонирует его милость сэр Эдвард, — дождавшись кивка, прижал холодную трубку к уху Огаста:

Алло, Гасси, старина! Слушай, я сейчас в гольф- клубе, тут вышла такая закавыка, — голос лорда Глэдстоуна звучал весьма жизнерадостно, такое начало всегда беспокоило Огаста. — Представь, подходит ко мне наш отставной капитан Пинтер и без всяких обиняков говорит, что принял на должность дворецкого в Энн-Холл камердинера покойного дяди Глэдстоуна — старого пня Карпентера! Представляешь?

Что от него ждать, Эджи? Он человек не нашего круга и уже никогда им не станет. Такие люди не понимают, что сманивать чужую прислугу — признак дурного воспитания. Не вздумай с ним драться — не уподобляйся ему! Миссис Крэйг пишет, он привозил в Энн-Холл архитектора — собирается срубить половину парка и построить бассейн с подогревом, как на модных американских виллах.

Еще и заявил мне, что, пока в Британии царит демократия, слугу нельзя завещать вместе с домом! Ведет себя очень уверенно, хотя знает, что судебные слушания опять отложили… Еще неизвестно, признают ли его наследником графа Колдингейма…

Боюсь, что признают, Эджи, документы все подлинные, я сам их видел, когда вскрывали личный сейф лорда Глэдстоуна в клубе. Там был и список пассажиров с парохода, и билеты, и документ из приюта, и отчет детектива. Адвокат капитана собрал полсотни его фотографий в разном возрасте и получил заключение от художника и хирурга, что на всех снимках одно лицо…