"Андрей" родился в 21 году в Подмосковье, до войны работал в кузнечном цеху, был физически крепок, а тут еще увлекся довольно новым видом спорта - боксом.

В июне, через день после общего митинга на заводе, его вызвали в районный военкомат. Там была огромная очередь: несколько сот заводчан были призваны сразу.

-Вот предписание, - сказал уставший, небритый военком с красными глазами и протянул бумажку.

"Андрей" прочитал: Двадцать восьмого июня прибыть на стадион "Динамо", при себе иметь запас продовольствия на три дня, минимум вещей.

На стадионе было шумно. Крепкие парни, как оказалось боксеры, пловцы, лыжники, обсуждали, куда их пошлют, гадали, скоро ли окончится война. Среди них оказались и знаменитые на всю страну мастера спорта. "Андрей" смотрел на них во все глаза. С трудом верилось, что это те самые люди, фотографии которых они видел в газете.

Вызвали в небольшую комнату. Там человек в гражданской одежде, невысокий, широкоплечий, с очень внимательными глазами сообщил, что "Андрей" зачисляется в 7 отряд 3-его батальона 1 бригады Особого назначения. Вместе с двумя десятками таких же крепких парней посадили в автобус и повезли. Ехали минут сорок. Остановились у большого углового дома светло-песочного цвета. "Андрей" прочитал адрес Фуркасовский пер. дом 1 дробь 12. Поднялись на второй этаж. По одному стали заходить в комнату.

Здесь же, как и другие, он и получил свое новое имя - "Андрей". Затем снова автобус. На этот раз ехали не менее двух часов. За окном мелькали загородные поселки, дома, как в тех местах, где вырос "Андрей", пересекли железную дорогу. Пошли зеленые подмосковные леса, деревеньки.

-Приехали, - сказал шофер.

До тридцать первого августа пробыли здесь. Каждый день изнуряющие занятия.

Вы должны уметь многое, - поясняли инструктора: знать противника, уметь пользоваться его оружием и техникой, отлично маскироваться в любой местности, бесшумно передвигаться.

-Тот не разведчик, кто не наблюдателен. Умей подслушать, что говорит враг, умей проникнуть в его расположение, знай язык врага.

- Время пошло, - скомандовал инструктор, тот самый человек с внимательными глазами.

Они побежали по тропинке, на которую уже упало много листвы. Шурша ботинками, добежали до завала, перемахнули его и по той же тропинке вышли к небольшой темнеющей речке. Быстро заткнули пилотки за ремни и вошли в воду по колено, затем по пояс, по грудь, вода дошла до подбородка. Стало уже по-настоящему холодно. "Андрей" закрыл глаза, оторвался от неровного дна и поплыл. Когда добрался до противоположной стороны, другие уже выбегали на берег. Вдруг с трех сторон к ним стремительно бросилось несколько человек, в руках блеснули ножи. "Андрей" не успел сообразить, что произошло, как его сбили с ног, и он увидел над собой занесенный нож. Перехватил руку с ножом, напрягся и с силой ее отогнул.

Инструктор оказался рядом. Он недовольно покачал головой.

-Учитесь правильно готовить заряды, - говорили на минновзрывном деле, - расчитывай, что подрываешь - грунт - масса тротила одна, кирпич, - другая, а если камень, железо, бетон - совсем иная.

Учили прикреплять мины к рельсу так, чтобы связка тротиловых шашек не развязалась, показывали, как ставить мины под мостами.

Потом были занятия по маскировке, немецкий язык, сначала со словарем, потом без словаря.

И каждый день стрельба по стендам, по движущимся мишеням, рукопашный, прыжки с парашютом.

К августу отправили первую группу. Что с ними стало - им не сообщили.

О заводчанах "Андрей" знал мало - пару раз разрешили позвонить, строжайше запретили что-либо о себе рассказывать. Говорите только - жив, здоров.

В конце июля "Андрей" узнал о бомбардировке района, о пожарах, но родные были живы. Узнал и том, что 9 июля на заводе был сформирован отряд ополченцев, человек около пятисот, куда попали многие его друзья по цеху.

В начале октября вернулись в столицу. Настроение было тревожное.

Восьмого октября "Андрей" позвонил домой. Накануне выпал первый снег, за окнами здания, где они ожидали отправки через линию фронта, тихо падали мелкие хлопья

Звонок оказался страшным.

Мать рассказала про заводчан. Тогда же, в июле, их отправили куда-то в Бутово, на соединение с большой дивизией ополченцев. А потом в сторону Варшавского шоссе.

Из отдельных разговоров сослуживцев, обрывков фраз "Андрей" уже знал, что там, на юге, в боях в окружении, полегло немало ополченцев, пытаясь остановить противника, но он тогда еще не мог предполагать, что почти все попавшие на этот участок заводчане полегли в первых боях.

-Плач вчера стоял страшный, - говорила мать, - как дошли до нас известия, что наши почти все погибли, что тут началось. Народ вышел на улицу, женщины кричат, девчонки голосят. Ужас. Все твои друзья погибли: и Леша, и Василий, и Кузьма, и Николай Румянцев - все. Да и в соседних цехах ребят совсем не осталось. Человек тридцать вернулось всего, да и те израненные. Мы думали, что и ты там где-то был. Но тебя в списках погибших не оказалось.

Мы уж, сынок, бога благодарим, что тебя там с ними не было.

После этих известий "Андрей" не мог дождаться, когда их отправят на настоящее дело.

Но что-то замедлилось. Они сидели и ждали. Слухи становились все тревожней.

Четырнадцатого октября, около половины первого, пришел инструктор, одетый необычно: на нем была шинель пехотного командира два кубика в петлицах, фуражка с полевой зеленой звездочкой, на поясе кобура. В руке он держал ППШ.

-Выезжаем. Время на сборы пятнадцать минут. Переодеться в штатское, получить личное оружие. Одежду вам выдадут внизу. Автобус уже ждет.

Красноармеец Рубцов.

...вместе с красноармейцем Чуевым, находясь в боевом охранении, проявил солдатскую смекалку....

В первые дни после получения зимнего обмундирования было непривычно: рукава шинели слишком длины, их надо было все время одергивать, жесткий ворс воротника натирал шею, холодило бритый затылок, ушанка стягивала голову, вероятно, была мала. Правой рукой красноармеец Рубцов сжимал в кулаке брезентовый ремень винтовки, на поясе висела выданная осколочная граната. Стоило только на секунду отпустить ремень, чтобы одернуть полу шинели, как винтовка немедленно сползала с плеча и начинала бить по ногам. Приходилось тут же снова ее подтягивать.

В самом начале октября их привезли сюда. Тогда батальон стоял уже сорок минут на холодном ветру. Ждали комбата и начальника штаба - майора Вепрева, они задерживались в штабе, где готовился приказ о выступлении в направлении Варшавского шоссе. Штаб размещался в этой небольшой деревеньке в бревенчатой избе, которая отсюда была хорошо видна. Так толпились штабисты, стояли мотоциклы, крытая машина - приехал кто-то из вышестоящего начальства.

Головы всех бойцов были сначала повернуты в сторону штаба - ждали, что комбат вот-вот появится, и стояние на ветру прекратится.

Но комбата долго не было.

Потом все стали просто ждать, безучастно глядя на то, что было впереди.

Впереди чернел почти облетевший перелесок, кое-где желтели островки пожухшей травы, был виден изгиб небольшой речки, вода в ней стала темной, тяжелой, отчужденной.

-Вняйсь! Мир-но! - раздалась команда.

Ротный - молоденький лейтенант, с красными обветренными ушами,

придерживая полу шинели, строевым быстро шагал к появившемуся с листом бумаги в руках начштаба. Рядом с ним была видна фигура комбата, высокого широкоплечего обладателя сильного баса.