-Гаврилюк.

- Я - протяжно, музыкально. Классический троечник.

- Громов.

- Тут я, - Громов, как всегда, с фокусами.

-Джафарова.

Молчание.

- Джафарова. Лейла.

- Я, - говорит, словно не верит, что это она. Живут по временной регистрации, мать убирает двор недалеко от школы, отец на стройке, три брата, еще совсем маленький в прошлом году родился.

-Дымов.

- Я. - Федя Дымов. Валерий Александрович уже уяснил, что каждом классе есть свой Федя. Или Вася. Общий любимец, очень добрый мальчик, всегда готов починить парту, подмести пол, притащить стенд. Федя смотрит внимательно, прислушивается, старается понять. Мать у него работала в метро уборщицей, теперь на молочной кухне. Отец по утрам развозит продукты на своей "Газели", потом целый день мебель от какой-то фирмы.

-Жостова.

Вторая Настя по списку.

В ответ - молчание, в молчании кроется какой-то свой смысл. Зря спросил. Настя Жостова на уроки не ходит уже более трех недель. Ее мама объяснила, что девочка не нашла себя в этом коллективе, коллектив не может найти ее уже месяц.

-Зайцева.

-Я! - громко, радостно, маленькая, востроносая, не ходит, а мчится, все про всех всегда знает, к ней можно обратиться, если нужно что-то передать всему классу.

-Зарубина.

- Я - Наташа Зарубина слегка наклонила голову, взгляд загадочный, большие, с поволокой, синие глаза. Ходит плавно, смотрит куда-то вдаль.

- Игорьков,

- Я, - это классический шалопай, отец выпивает, где-то шабашит, мать тоже прикладывается, парень неглупый, но делать ничего не хочет.

-Карнаухов.

Я. -Рыжий, вихрастый лопоухий, с вечно удивленным лицом и открытым ртом, на уроках все время глядит в окно, ничем особо не интересуется, собирается, кажется, в железнодорожный.

-Лесовая.

-Я - рост метр восемьдесят, КМС по плаванию, думает только о спорте, ходит огромными шагами, словно плывет.

- Макаров, Матушкин, Мирзоян...

-Нарецкая.

-Я - Аню Нарецкую немедленно надо принять в МГУ на любой факультет.

- Павлова.

- Валерий Алкександрович, у нее соревнования, межгород.

Занимается тхэквандо, рост не более метра пятидесяти, в школе еще ни разу не была

-Панфилова.

-Я. - Стесняется своей фигуры, часто болеет, толстые линзы очков. Четвертая Настя по списку.

-Полянский.

-Я, - высокий, красивый, похож на известного артиста из вильма "Офицеры", который так любил отец Авдеева, с идеальным пробором светлых волос, акселерат, пловец, тоже КМС, самоуверенный и нагловатый.

-Ребров.

Я - спокойный ответ. Широкоплечий, спортивного вида Максим Ребров занимается рукопашным боем, кажется, собирается в школу милиции.

-Рубакин.

В ответ молчание. Но вон он, - сидит, на последней парте, улыбается, перед ним нет ни книжки, ни тетради, только деревянный пенал, который он крутит и так, и этак, словно собирается его ремонтировать. Так он будет сидеть сорок пять минут.

-Рубакин.

-А? Что? Я!

- Проснулся! - чья-то реплика слева, от окна, с конца ряда.

- Рубцова.

-Я. - Тихая, молчаливая, Таня Рубцова, дружит только с Джафаровой. Пятая Настя по списку.

-Скачинский.

- Я.

Аккуратный, всегда в рубашке с галстуком, в очках в тонкой оправе, темноволосый Боря Скачинский - круглый отличник, при этом увлекается джазом, играет на гитаре, неплохо рисует, разбирается в компьютере. Любимец Хазина.

-Французова.

-Я.

Неля Французова уже давно вне школы. Курит в женском туалете, задерживалась полицией, мать по пять раз бывает на неделе в школе, чаще, чем некоторые учителя. Опять сидит с Белецкой, хотя их каждый раз рассаживают.

-А вы не имеете права делать мне замечание! - высокая девица на шпильках, не менее одиннадцати сантиметров, в суперкороткой юбке и розовой блузке, размахивала руками, в правой руке у нее была - кожаная сумочка. В такую не войдут ни книги, ни тетради, а разве что косметичка, телефон и кошелек. Девица возмущалась тем, что ей указывала на внешний вид дежурная учительница. Девица с вызовом смотрела на нее, черноволосую географичку, в цветном платье, с кубачинскими, серебряными, с чернью, браслетами на руках, закрывшую ей, Французовой, дорогу в коридор, по которому та спешит попасть на урок. Тут же, воспользовавшись тем, что цветная преподавательница герографии отвлеклась, под ее рукой барьер преодолел девятиклассник Савельев, в огромных, ботинках, а за ним в распахнутой куртке и в мокрых кроссовках Карнаухов.

- Гульнара Фатиховна! Что же вы пропускаете девочек в таком виде? - внезапно появилась Екатерина Павловна.

Тема - Крымская война, - написал Авдеев на доске.

Класс дружно склонился над общими тетрадями.

- Вопрос первый - причины войны. К доске пойдет.

Установилась напряженная тишина. В классе одиноко, как парус в стихотворении Лермонтова, виднелась рука Ани Нарецкой.

-Иди, Нарецкая.

Вздох облегчения, мелкая рябь движения, некоторая суета на последних партах.

Рубакин меланхолично крутил пенал.

Аня вышла к карте, взяла витую эбонитовую указку и сразу же точно указала Турцию.

-Восточная война, - Аня смотрела на карту, словно читала ее, - началась по причине неудачной внешней политики Николая Первого. Министр иностранных дел России Кессельроде не сумел вовремя понять, что Пруссия и Австрия будут соблюдать нейтралитет в случае возникновения войны между Россией и Турцией, а Англия...

Игорьков уронил линейку и полез под парту с шумом и сопением. Аня, не обращая внимание на то, что половина класса наблюдает действия Игорькова, продолжала рассказывать о вмешательство России в политику Турции. Валерий Александрович быстро подошел к парте Игорькова и поднял линейку.

-Покажи место высадки англичан, - сказал учитель, не поворачиваясь к доске: Нарецкой подсказки не нужны, а вот за классом надо смотреть. Рубакин продолжал крутить в руках пенал, глядя с удивление на собственные действия.

-Это Балаклава, - звонко сказала Нарецкая, - вот она.

- Ух ты! - раздалось с парты, на которой сидел Ветров.

Историк решительно направился к этой парте. Ветров сел так, как сидят на плакатах примерные ученики: взгляд устремлен вперед, руки сложены на парте. Кто-то хихикнул.

Раздался грохот, словно кто-то выстрелил из пистолета в закрытом помещении.

Это Рубакин уронил пенал.

Письмо

В понедельник, после уроков, Екатерина Великая вызвала к себе нового историка в кабинет.

- Валерий Александрович, тут пришло письмо от бывшего начальника цеха нашего завода. Вы знаете, завод закрыли, там теперь какое-то ООО. Так вот, этот бывший начальник цеха пишет, что у них на заводе сохранился кое-какой архив - наша-то школа была открыта при заводе, в тридцатые годы. Это очень старая школа.

Валера кивнул. Этот завод в его семье хорошо знали. На нем когда-то, до войны, работал старший брат деда. Загадочная личность. Гриша, как его называли дома - пропал без вести, в сорок втором году. Пропал, выполняя какое-то особое задание, за линией фронта - об этом узнали только после войны, но никаких подробностей никто не сообщил. Писали, обращались - пропал в сорок втором, вот и все. Обращались и на завод. Там ответили, что по имеющимся документам, работник механосборочного цеха Курнаков Григорий Викторович направлен по комсомольской путевке в органы Государственной безопасности в 1937 году. Больше о нем никаких сведений не было.

-Вот мы бы хотели вам поручить разобрать этот архив, вы же, несмотря на то, что еще очень молоды, все-таки историк, должны разбираться в таких делах. А может, что-нибудь и о нашей школе найдется, Да вы почитайте письмо, вот оно.