-А вы, Евгений Борисович?

-Мама болела, и потом, там, кажется, не очень нужны неквалифицированные учителя физики.

-Вы же очень квалифицированный учитель.

-Да бросьте, Валерий Александрович, кому я там нужен. Полы в больницах мыть? Мы -советские, по сути, учителя, только здесь и можем работать. Мы пропащее поколение, вот у вас еще может быть будущее.

- А ваши друзья, которые уехали, кем там стали?

-Правильная постановка вопроса. Кто где. Один в Технионе, в Хайфе, а другой на кроватной фабрике.

-А ребята вас любят, Евгений Борисович.

-Они всех любят, кто строг и требователен. И вас полюбят, если не будете им врать и распускать их. Да, так вот эта самая Роза Исааковна каким-то образом узнала, что я был на праздник в Синагоге. Меня вызвали - сидят, тройка. Вы знаете, что это такое?

- Суд в тридцатых?

-Точно. Сидят Настасья Петровна, со своим ужасным шиньоном, Роза Исааковна и старшая пионервожатая Людочка. Эта смотрит на меня со страхом и жалостью. А я так спокойно говорю - у нас свобода вероисповедания, я исповедую иудаизм и выполняю все предписания.

-Даже субботу? - спросил Валера, улыбаясь, у него в институте был Рома Шварц, он никогда не появлялся по субботам.

-Хотите поймать? У меня суббота всегда была методическим днем. Советскому учителю полагался методический день.

-И что же они, эта тройка?

-Заахали, заохали, " вам не место, и так далее". Но времена были уже вегетарианские. А в партию я никогда не вступал. Они просто побоялись дать ход делу, через год наступало Тысячелетие их Православной церкви. И уже, вроде, полагалось быть верующим. Впрочем, это, как оказалось, не лучше.

-Да, наверное, не лучше. - Валера вспомнил некоторых преподавателей в институте, которые, как говорили, прежде вели историю партии, а потом стали фанатичными верующими.

- Да, так вот, тогда в школе работало еще немало старых учителей.

-Где же сейчас эта Роза Исааковна?

-А вы как думаете, Валера? Догадайтесь с трех раз, - Хазин таинственно улыбался.

-Там же, где ваши друзья?

Хазин засмеялся.

- Даже с первого раза! Из вас что-то может выйти. Точно! Она уехала году в девяносто третьем. Она во время войны работала на военном заводе, там у нее была приличная пенсия, уважение, подарки к девятому мая. У них был свой клуб.

-Она, конечно, могла бы мне помочь. У вас есть с ней связь?

-Она умерла три года назад.

-Жаль

-Ей было восемьдесят три.

- Были же тогда и другие, может, они живы?

- Да, были. Работал здесь в то время военруком некий Николай Васильевич Сухарев, кажется, полковник в отставке.

-Я слышал о нем в музее, - сказал Валера.

Да? И что же вы о нем слышали? Впрочем, я и сам догадаюсь: ветеран, герой, подвижник. Так?

Курнаков кивнул.

-А вот я вам о нем расскажу. Это, скажу я вам, был экспонат. Голос зычный, командирский, все по уставу. Шаг вправо - шаг влево - считается побег. Дисциплина, строгость, как в казарме, выправка. На праздники он надевал свой китель, украшенный в основном юбилейными медалями. Правда, было у него пару реальных. Он и на фронт попал только в сорок пятом. Настоящих ветеранов уже тогда было мало. Вот мой отец прошел всю Отечественную, от звонка до звонка. Танкистом был.

Как-то девятого, хорошо выпив, рассказал, что когда их танковый корпус сформировали и отправили под Сталинград - по дороге они попали под бомбежку. Корпуса, - как ни бывало. Такое в книжках не пишут и по ТВ не показывают.

-Сейчас многое показывают, - осторожно заметил Курнаков.

-Да? Может быть, я телевизор не смотрю. Да, так вот этот историк задумал в школе музей создать, узнал, что здесь в октябре сорок первого формировалась то ли какая-то дивизия народного ополчения, то ли что еще - думали мемориальную доску повесить, собирались-собирались, писали бумаги, ходили, ходатайствовали, а тут раз - союз и приказал долго жить. Стало не до мемориальных досок. А военрук уже многое накопал про школу, помню, на партсобрании, году в восемьдесят седьмом, рассказывал нам про выпускников сорок первого.

-А кто ему помогал?

-Ребята, та самая старшая пионервожатая, Людочка, глупая такая девочка, смешливая, она потом закончила Пед и уехала куда-то с мужем, военным. Фамилий я не помню. А вот наша библиотекарь - Светлана Васильевна - выделила ему при библиотеке маленькое помещение, где он хранил свою папку.

- Светлана Васильевна? Наша заведующая библиотекой?

-Точно. К ней вам и надо обратиться. Хотя дело это - скажу честно - пустое. Ну, кого сегодня интересует все это далекое геройство? Да и после переезда мало что могло остаться. Но все-таки.

-А сам-то этот полковник жив?

-Нет, он умер в одночасье, в августе девяносто первого. Вот ведь совпадение.

-Да, совпадение. А родственники у него остались?

-Наверное, этого я не знаю. Кажется, у него была семья, вторая жена, что ли. Не помню.

Где-то в девяносто шестом, в марте, Хазин зашел в Учительскую, было обычное утро.

-Евгений Борисович, вы же учили этого парня, Вадим, кажется? - спросила его тогда учительница биологии.

-А что?

-Он погиб.

-Когда?

-В январе.

Так Хазин узнал, что его выпускник, Вадим Акимов, вихрастый длиннорукий парень, готовый драться по любому поводу, погиб на площади Минутка, в конце января 95 года.

Это он заходил тогда к Хазину на уроке.

Артур вернулся и стал работать в охранной фирме. А Десантный крест подарил своему классному руководителю на память

Дверь, обитая дерматином

Курнаков сразу отправился на второй этаж, где в маленьком помещении, в конце коридора второго этажа, в прежней комнате для инвентаря, ютилась сейчас библиотека. Все книги перевезти сюда, конечно, не удалось, переправили только учебники.

Проходя мимо кабинета Егора Васильевича, Валера услышал там что-то похожее на какой-то стук и пронзительную музыку, заглянул: мальчишки и девчонки увлеченно играли на расписных ложках, сам учитель - в белой с красными петухами рубашке навыпуск, подпоясанный цветным пояском, с волосами, перетянутыми кожаным ремешком, дул во что-то похожее на жалейку, издавая этот самый пронзительный звук.

Увидев учителя истории, он закивал, заулыбался, отложил жалейку в сторону и пригласил войти.

-Вот, ведь, забывают, забывают настоящую славянскую музыку, - сказал он, затем обратился к кучке ребят в белых рубашках, сидевших с ложками в руках на полу кружком, - изучайте горицкую борьбу. Станислава, возьми со второй полки учебник.

Светлая девочка в длинной белой рубашке навыпуск, с льняными волосами, перетянутыми таким же, как у Егора Васильевича, ремешком, поднялась с пола, пошла и взяла с нужной полки большой том.

- Вы давно этим увлекаетесь? - спросил вежливо Валера.

-С самого института, у нас там свой круг образовался, читали Голубиную книгу, ездили на Север, начали серьезно изучать духовую музыку. Сами делали дудки. Вот эту я сделал еще на третьем курсе. Звук очень интересный. Я этим тогда по-настоящему увлекся. Потом струнные. На самом деле есть десятки видов гуслей. Это удивительная музыка. Я вам дам наш диск послушать. И гусли мы делаем сами. Ездим в заповедные места. Дерево нужно особое, звонкое, светлое, внутри чистое. Дерево как человек, может быть внутри чистым и нечистым. У нас у многих уже семьи, вот теперь семьями и ездим.

Если вам понадобятся настоящие гусли - скажите, я могу помочь.

Историк поблагодарил, сослался на занятость и вышел из кабинета этнографии.

Кабинет Елены Владимировны был открыт. Курнаков на ходу заглянул в него, но никого не увидел.