Гладя на лица современных старшеклассников, Хазин ловил себя на том, что узнает черты тех ребят, вихрастых и коротко стриженых, высоких акселератов с огромными руками и худеньких, скромных незаметных. Снова перед ним проходили эффектные девицы на высоких каблуках и полные, вечно переживающие девушки, краснеющие при каждом вопросе.

Из прежних учителей, которые помнили переезд из старого здания в новое, оставалось человек пять, не больше. Трое учителей старшей школы, в том числе Хазин, библиотекарь, дорабатывающая последний год, и одна учительница начальной школы.

Детство

Маленький Женя Хазин оказался в деревне первый раз сразу после первого класса. Родители решили снять дачу по Белорусской дороге.

Утром к подъезду, где они жили, подъехал грузовик, и в него стали загружать самые разные вещи. Женю посадили рядом с отцом, в кабину. И они поехали. Ехали, как показалось Жене, очень долго, сначала петляли по городу, по совсем незнакомым районам, затем пошли подмосковные леса, дорога то шла вверх, то вниз, вдоль серой ленты шоссе тянулась нескончаемая стена темных елей, изредка белели березовые рощицы, зеленели опушки, проносились деревенские дома, какие-то памятники, и снова лента шоссе.

Они выгрузились на широкой деревенской улице. Справа и слева за заборами и вишневыми и яблоневыми деревьями виднелись высокие крыши дачных домов. Женя в первую очередь проверил, цел ли его двухколесный велосипед.

Лет через пять после начала работы, когда в стране все стало уже заметно меняться, Хазин, совсем не сентиментальный человек, вдруг поехал на Белорусский вокзал, сел в электричку, и замелькали знакомые названия, стали проплывать не изменившиеся платформы. Он сошел на одной из таких платформ и вдоль зеленого деревянного забора пошел к поселку. Странно, забор так и стоял на том же месте, но теперь он оказался очень низким и коротким, а когда-то был длинным, высоким, за ним росли яблони и вишни, и маленький Женя все силился дотянутся хотя бы до одной ветки, но не доставал.

Евгений Борисович усмехнулся и вышел на главную улицу деревни.

Большая, казавшаяся длинной, не улица, а просто дорога между домами, оказалась нешироким пыльным трактом, а дома вдоль дороги, в которых жили когда-то дачники, стали низкими. Вот и дом Мишки Яблочкина - дачного приятеля. А вот и дерево около их дачи - все тот же толстый раздвоенный ствол, длинные ветви, по которым он так любил лазить и спрыгивать вниз.

Он постучал для приличия в калитку, толкнул ее и вошел на двор, оказавшийся теперь маленьким пятачком, на котором когда-то стоял под навесом длинный стол, и за этим столом собиралась вся их большая семья. Теперь на дворе под навесом стоял ярко-красный "Москвич". Вот и дом, и окно, через которое он выпрыгивал на двор, когда мать не разрешала после обеда гулять, а вон и крыльцо. По крыльцу спускалась низенькая старушка в цветастом платье.

-Вам кого? - спросила она, и Хазин узнал бабу Клаву, сережкину мать, которая сдавала им дачу.

-Баба Клава, я Женя, помните, мы у вас три года дачу летом снимали.

-Чой-то не упомню, - прищурилась старушка, - многим дачу-то сдавали.

-А Сережа где? - спросил Хазин.

-Сережа-то? В Одинцове работает, на грузовике. Женился, - лицо ее посветлело, - сынишка у него. Так вы знаете Сережу-то?

-Мы с ним играли, он еще на моем велосипеде катался.

-А как же, как же, помню, - закивала старушка, - но Хазин видел, что она его так и не вспомнила.

-Передайте ему привет, - он назвал свою фамилию.

-А как же, передам, обязательно передам, когда он приедет. Он в воскресенье приедет.

Тогда, более пятнадцати лет назад, когда они снимали здесь дачу, ее муж, отец Сергея, ходил по дому в растянутой майке, курил беспрестанно вонючий "Беломор", напивался, пугал ребят и даже рыжий пес, живший за домом в низенькой конуре, боялся пьяного хозяина. Сережкин отец был фронтовиком.

Как-то раз, когда по телевизору, который стоял в их хибаре за домом, показывали фильм "Два бойца", Сережкин отец, сидя за столом позади мальчишек, впившихся в маленький экран, стал комментировать фильм.

-Уря! Уря! - хрипел он за спиной Жени, когда на экране черно-белые бойцы пошли в атаку, и Женя слышал, как он дышал ему в спину запахом самогона.

- А, во! Поползли, ползут через колючку, - продолжал он комментарий, когда бойцы, выполняя какое-то задание, преодолевали линию укреплений врага.

- Когда ползешь через проволоку, - он закашлялся, ударил по столу кулаком, деревянный, самодельный стол аж подпрыгнул, - главное зад беречь надо, надо прижимать, а чуть поднял, - снова раздался кашель, - и железяка тебе вопьется, аж до крови.

Они с Мишкой Яблочкиным на второй день после приезда на дачу пошли кататься на велосипедах и сразу и заехали на окраину деревни, и вдруг прямо на них вышла группа человек шесть - деревенские ребята, один, белобрысый, в расстегнутой серой рубашке, подошел к Мишке и взялся за руль.

- Слышь, пацан, дай прокатиться.

Мишка беспомощно оглядывался, а Женя почувствовал, как заныло где-то в спине.

-Москвич? - деловито спросил другой парень - высокий, худой, в трениках и майке, с папиросой в зубах.

-Ага, - кивнул Женя и покраснел, словно сказал что-то стыдное..

-А чего твой дружок такой жмот, вы чего, все москвичи такие жмоты?

-Ну, ты, - сказал белобрысый, и вырвал у Мишки Яблочкина руль из рук, - сказал же - прокатиться, до станции и обратно.

-Мне мама никому не разрешает давать велосипед, - пролепетал Мишка, и стал пунцовым.

-Мама? - белобрысый повернулся к ребятам, - ах, мама!- Он вдруг ловким движением спихнул с сиденья Мишку, взгромоздился на седло, разом оттолкнулся и поехал, на заднее сиденье тут же прыгнул парень с папиросой.

-Стой, пацаны! - раздался откуда-то голос, и Сережка, хозяйский сын, оказался прямо перед белобрысым.

-Валек, отдай ему велосипед, - спокойно сказал Сергей.

-А ты их чего, знаешь?

-Это мои друзья, - Сергей подмигнул Жене.

-А! ну тогда другое дело, раз друзья. Держи, пацан, катайся. Серый, айда с нами на рыбалку, на дальний пруд.

И вся компания почти мгновенно исчезла, а потом к ним с Мишкой уже никто не приставал.

Хазин простился с бабой Клавой и вышел за калитку. Он пошел такой знакомой дорогой к краю деревни, там была тропинка, ведущая в лес. Здесь, на самом краю деревни, стоял когда-то на отшибе пустой дом, про который рассказывали разные страсти - будто в нем повесили местного дурачка Славку, и он по ночам выходит на улицу и ищет себе жертву. Когда случалось проходить мимо этого пустого дома, Женя всегда со страхом смотрел в черные окна, и, казалось, за ними виден был висевший на веревке труп.

Как-то раз они с Яблочкиным шли в лес, около брошенного дома никого не было, и он зловеще смотрел своими тремя черными окнами на проселок.

-Пойдем, зыркнем, - Женя нерешительно посмотрел на Мишку.

-Неа, - Мишка даже отошел подальше.

-А я пойду.

Женя осторожно приблизился к дому и увидел сквозь разбитое окно что-то светлое настолько ясно, что даже вздрогнул, но какая-то сила потянула его еще ближе к окну. Он обернулся и увидел, что Мишка довольно далеко, но смотрит в его сторону.

Женя подошел к дому совсем близко. Оказалось, что окна, казавшиеся издали низкими, на самом деле расположены довольно высоко. Он огляделся, увидел какой-то чурбан, подтащил его под окно и взобрался на маленькую, косо срезанную неровную площадку чурбака. Стоять было неудобно, приходилось удерживать равновесие. Валерка осторожно потянулся к окну, держась за рассохшийся ставень, и заглянул в окно.