У Альберта не было никаких шансов найти другую работу. Всё. Теперь ему придётся упаковать чемоданы и вернуться в Аппайи. Вернуться с чётким пониманием, что он ничего не добился, что погибли люди, и что его репутация на Севере разрушена. Собственно, почему только на Севере? Его уволили. Выставили. Не вызвали в офис на разговор, не удосужились объяснить причину — Барроса просто сообщил о своём решении по телефону и добавил, что личные вещи передаст через Сюзан. О рекомендациях, понятно, и речи не шло. Что Лаккара будет отвечать при приёме на новую работу? Что его вышвырнули на улицу таким манером, каким расстаются с надоевшей любовницей? Значит, и дома он будет выглядеть не тем кандидатом, которого сразу (через полгода, через пару лет) работодатели засыплют предложениями.

Это Лео надо было устранить физически. Лишись он работы, хваткий журналист осел бы в интернет-блогах, мелькал бы на независимых каналах, а главное — не потерял бы ни связей, ни влияния. В случае Лаккары всё оказалось куда проще. Чужак во враждебной среде. Его достаточно было чуть толкнуть в сторону, заставить совершить ошибку... Всё сошлось. Теперь он покорно сходит с дистанции.

Погрузившись в невесёлые размышления, при заезде на парковку в даунтауне Альберт провёл машину чуть ближе к бетонной перегородке, чем следовало. Раздался скрежет. Лаккара ударил по тормозам и перевёл селектор коробки передач в режим парковки. Вот чего ему ещё не хватало для полного счастья, так это широкой царапины от бампера до бампера на автомобиле, за который он только что выплатил заём. Из бетона выпирал здоровенный ржавый болт — ну и на черта он там? И самое обидное, парковка принадлежала муниципалитету, а судиться с городскими властями за царапину на машине — себе дороже будет. Альберт хорошо знал, как работали в таких случаях нанятые на бюджетные деньги адвокаты — его просто утопят в бумажной волоките. В таких делах часто проигрывают не те, кто виноват, а у кого быстрее закончились деньги на судебные расходы. Безработный Лаккара подозревал, что дешевле будет оплатить ремонт самому, чем связываться с муниципалитетом.... Ох, и любят же они все его сейчас! Сто двадцать душ на его совести...

Последнюю мысль он быстро отогнал.

Лаккара припарковал машину на открытой площадке и вытащил из внутреннего кармана пальто конверт с адресом. Файэрс-стрит, 240 — он знал это здание. Сама Файерс-стрит была исключительно пешеходной улицей; она пролегала параллельно Уэллингтону, и многие политики с удовольствием снимали там квартиры. Удобно: перешёл дорогу — и ты уже на работе. Когда-то по Файэрс бегали троллейбусы, но когда на этой улице появились первые фешенебельные магазины и рестораны, было решено закрыть её для дорожного движения. Всё — для развития бизнеса.

Альберт прошёл несколько блоков от парковки, прежде чем остановился перед высокими вращающимися дверями с золотым номером «240» над ними. Весь небольшой орестовский даунтаун (всего несколько кварталов) был застроен небоскрёбами из стекла, отражавшими небо и соседа-близнеца с таким же небом на панелях. Из общего стиля выбивался только правительственный комплекс. Альберта в первое время здесь даже охватывал приступ агорафобии — так не похожа была эта улица и прилегающие к ней на улицы его родного города. Но потом привык.

Он вошёл в здание, миновал огромный искусственный водопад и без труда нашёл лифты. Вызывая кабину, заметил краем глаза приближавшуюся к нему невысокую женщину с короткими светлыми волосами, одетую в строгий коричневый костюм. В руках она держала небольшой кейс. Лаккара придержал дверцы лифта, пропуская женщину вперёд. Пожалуй, единственное, что ему нравилось в Оресте: здесь по-прежнему строго следовали правилам хорошего тона во всём, что касалось женщин, — и женщины не возражали. В том же Тангросе с большим успехом можно было нарваться на хамоватую феминисточку, которая на такой вот жест отреагировала бы напористым: «Дверь сама могу попридержать», но здесь... Дама вежливо, с улыбкой, кивнула и прошла вперёд, как ей и полагалось. Лаккара зашёл следом за ней.

— Вам на какой этаж? — спросила незнакомка, снимая солнечные очки. Альберту показалось, что женщина старше его лет на пять. Отчего-то подумалось, что она, вероятно, учительница: минимум косметики, нелепо, полукругом, выщипаны брови, две глубокие строгие складки на переносице.

— На одиннадцатый, — ответил Альберт, и она нажала нужную кнопку. Обернулась к попутчику:

— Мистер Лаккара, если не ошибаюсь?

Замечательно, его уже узнают на улицах, будто какую-нибудь поп-звезду...

— Сидней Фрейзер, аудитор, — улыбнулась она, — у нас с вами назначена встреча в восемь. Вы пунктуальны.

Аудитор... Она опустила слово «генеральный».

— Я уверена, что Джон уже на месте. — Уловив замешательство Лаккары, Сидней продолжила: — Джон Селорми, мой помощник, он тоже примет участие в нашей беседе.

Да, Альберту было знакомо и второе имя. Вот чего он не ожидал, так это того, что человек, недавно назначенный на пост генерального аудитора, окажется женщиной. Ему казалось, что имя Сидней — мужское.

Лифт распахнулся, женщина уверенно вышла первой, даже не ожидая от Альберта вежливого жеста. В Оресте это было её право. Лаккара невольно подумал о разнице между женщиной, наделенной силой и властью, и теми, кого он называл «сопливые феминистки». Вот не было у неё никакой необходимости возмущаться тем, что мужчина с ней галантен. И наверняка её муж до того, как перестал быть женихом, платил за неё в ресторане и в кино. И, может быть, есть любовник, который снимает ей номер в дорогом отеле и, заказав устрицы и шампанское, ожидает её после тяжёлого рабочего дня. И рассуждать о равенстве полов ей не интересно. Она для этого слишком занята работой.

Альберт пошёл рядом с женщиной, распахнул перед ней дверь. Офис генерального аудитора занимал весь этаж. Коротко представив Лаккару секретарю на входе, Сидней пригласила Альберта за собой. Она не тратила даром ни минуты — сняла на ходу пальто, перчатки и шарф. Лаккара последовал её примеру и тоже снял пальто. Широко вышагивая за Сидней, он всё равно не поспевал. Она задавала энергичный тон. В любом другом заведении его попросили бы подождать минут пять-десять, предложили напитки, развлекли разговорами о погоде. Но у Сидней Фрейзер не было пяти минут. Поэтому разговор она начала ещё на ходу:

— Вы, конечно, уже в курсе, какой шорох навели ваши разоблачения в Парламенте? Довольны результатом?

Это был совсем не тот результат, которого он добивался, но Альберт ответил, что вполне.

Джон Селорми, встретивший Лаккару в офисе, крепко пожал ему руку и улыбнулся. Альберт заметил щербинку между передними крупными зубами. Из-за неё Селорми забавно причмокивал при разговоре, и Лаккаре с трудом удавалось сдержать улыбку.

— Джон — наш эксперт-аудитор в области финансового учета, — заметила Сидней, — и большой ваш поклонник.

— Да уж, кашу вы заварили, — чмок, вырвавшийся у Джона в этот раз, был на полтона выше и, вероятно, выражал нечто приближённое к восторгу. Ещё неделю назад Лаккара принял бы это как комплимент, но сейчас он только привычно напомнил себе, как мало у него было возможностей контролировать ситуацию и предотвратить трагедию.

— Прошу прощения за немного нервозную обстановку, — начала Сидней, как только они расположились у стола, и она разложила перед собой какие-то документы, — у нас первого числа запланирован переезд в новое здание, но строительная компания не успевает по срокам, поэтому мы подвешены в воздухе. Плюс, им пришлось сносить часть стен в помещении...

Она поймала удивлённый взгляд Альберта и охотно пояснила:

— Каждый кабинет в офисе может открыть только его владелец при помощи электронного пропуска.

Альберт согласно закивал:

— Да, обычная практика.

— Двери с датчиками установили пять лет назад.

— Вам отстраивают новый офис уже пять лет?

— Вас это удивляет? Вы не знаете, что для государственных учреждений строительство ведётся в соответствии с буквой закона? На каждый гвоздь требуется специальное разрешение, фигурально выражаясь. Но так вот... Кабинеты отремонтировали, двери захлопнули. А два года назад у датчиков сели батарейки...